Дэмономания
Шрифт:
Но одну вещь в той людной комнате, где как раз зажигали свечи, поскольку за окном темнело, Ди признал бы сразу: книжицу на латыни, свою «Monas hieroglyphica», посвященную Максимилиану, отцу нынешнего императора. Она лежала открытой на большом центральном верстаке, страницы придавлены грузом, чтобы не закрывались.
В число собравшихся входил Йост Бюрги {262} , да и мастерская принадлежала ему. Он был еще молод, но уже слыл одним из величайших часовщиков своего — помешанного на часах — века; он первый поделил минуту на шестьдесят секунд и изготовил часы, которые точно их отсчитывали. Говорили, что Йост может на глазок выточить шестьдесят зубцов
Там был и венецианский алхимик, именовавший себя графом Брагадино {264} . Его вскоре повесят (по приказу того самого герцога Баварского, который так боялся мелких домашних духов), когда алхимические опыты окажутся бесплодными — конечно, не по его вине, но герцог не мог этого знать.
Был ли там Корнелий Дреббель {265} ? Или он еще в пути от одного королевского двора к другому? Он был устроителем масок, архитектором и изобретателем проективной лютни и дюжины машин вечного движения, одна из которых как раз безостановочно работала на скамейке, пока что отдавая свою малую энергию в пространство, но вскоре должна была стать частью будущей работы.
«Послушайте», — обратился ко всем Бюрги. Он зачитал отрывок из книги Джона Ди:
Тот, кто взрастил Монаду {266} , сначала сам исчезает вследствие метаморфозы и впоследствии лишь изредка предстает очам смертных. Это и есть истинная невидимость мага, о которой так часто (и справедливо) говорилось и которая (как о том станет известно всем будущим магам) содержится в теоремах нашей Монады.
Он оглядел собравшихся, и они закивали: понятно. Времени оставалось не много, и каждый это знал: времени на то, ради чего они собрались.
Все они были императорские magi.Итальянцы, голландцы, шведы, поляки, они учились в университетах Парижа, Кракова и Виттенберга, посещали Academia curiosorum hominum [60] {267} делла Порта в Неаполе, бывали в Лондоне, встречались с Сидни и курили трубку с Графом-Волшебником из Нортумберленда {268} , совершали благочестивые чудеса для короля Франции, его кузенов и соперников; издавали книги с фальшивыми дозволениями цензуры и титульными листами, вводящими в заблуждение; сочинения эти изымали и жгли — но хотя бы не их авторов; маги отбрасывали книги, как ящерица хвост, и отращивали их вновь в более свободных странах и при более гостеприимных дворах.
60
Академия человеческого любопытства (лат.).
Здесь были доктора Кролл {269} и Гварнери {270} , парацельсианец и антипарацельсианец, вечно не согласные ни в чем, даже в том, из скольких стихий состоит мир, из трех, по Парацельсу, или из четырех, по Пифагору, но оба пришли и сидели рядком, ибо кто знает, из чего будущее сотворит свой мир? Также присутствовал личный императорский
«Гермес Триждывеличайший, — сказал, обращаясь ко всем, часовщик Йост Бюрги, — скончался в весьма преклонном возрасте в Эгипте, где был священнослужителем, философом и царем. Или же не умер, но был погребен заживо — способом, известным тогда, но ныне забытым, — чтобы жить, пребывая в глубоком сне. Или же, хотя его и погребли заживо, он не перенес перехода из прежнего времени в нынешнее, когда вскрыли гробницу. Всякое рассказывают».
«Принадлежала ли способность вызвать и поддерживать такой сон самому Гермесу, заключалась ли тайна в способе и месте его захоронения или на то был особый промысел Божий — теперь не представляется возможным узнать».
Так заметил доктор Освальд Кролл. В то время он работал над книгой, которая должна была прославить его имя на эпохи вперед, «Basilica Chymica», [61] — ныне вполне мертвой, как и он сам.
«Как бы то ни было, — продолжал Бюрги, — в новую эпоху гробницу вскрыли. Одни говорят, что это сделал Александр Великий, другие утверждают, что Аполлоний Тианский. {272} А найдено в ней было неповрежденное тело Гермеса, державшего в руках скрижаль».
61
«Королевская химия» (лат.).
«Изумрудную скрижаль, — уточнил Кролл. — Из цельного изумруда, покрытую финикийскими письменами».
«Или египетскими иероглифами».
«Содержащую краткое изложение всех секретов химического искусства».
«Что наверху, то и внизу, —процитировал Бюрги. — Так довершается чудо Единого».
«Более обширные писания Гермеса повествуют о закате и гибели Эгипта {273} , — продолжал Кролл. — Как пустели храмы, забывались ритуалы, пока боги Эгипта не покинули свою страну. Как мир постарел тогда, воздух сгустился и стало невозможно дышать; как потускнело солнце и море не держало корабли».
«In illo tempore,в то время, — сказал Бюрги. — Подумайте об этом. Как среди крушения целого мира Гермес отправился в могилу с этой скрижалью, со всем, что намеревался донести до будущего, надеясь перенестись в то время живым, во сне, зная, что может не дожить, но знания его должны дойти, если в том веке найдется хоть кто-нибудь достаточно мудрый, чтобы прочесть начертанное».
Все задумались, опустив взоры; каждый спрашивал себя, не он ли тот мудрец, не ему ли суждено таким стать, а может быть, кому-то из собратьев; вправду ли слова, высеченные Гермесом на изумруде, не умерли со своим автором за те столетия, что пролегли между его веком и нынешним. Все они пытались сотворить Камень и пока не достигли успеха.
Затем они подняли взгляд, потому что Йост Бюрги опустил висевшую над верстаком лампу так, чтобы она осветила лежащее там.
«Он сделал все, что мог, дабы сохранить свои знания для новой эпохи, — произнес Бюрги. — Так должны сделать и мы. Должны сохранить его знания и наши».
Части этого предмета, в различных стадиях завершения, лежали вокруг. Маленький жужжащий двигатель Дреббеля, астрономические часы Бюрги, созданные так, чтобы вращаться следом за звездами — или, вернее, потому чтозвезды движутся, — без устали, веками: если только звездное небо и далее будет вращаться так, как ныне, в чем никакой уверенности нет.