Демоны, одетые в людей

Мышкина Дарья

Меня затащили внутрь и повели вглубь здания. К горе подступила тошнота, в глазах затемнело окружение. Последнее, что я видел — это бегущего со всех ног кудрявого Ласкова, держащего в руках различные баночки и склянки.

Глава 7. Я живая

Мои летние недели в Петербурге проходили донельзя продуктивно. Не обращая внимания на работу и недовольных соседей ко квартире, я все чаще проводила время с Иоанном. Мы сходили в Государственный Эрмитаж и мой мир перевернулся. Он был настолько огромен, что за четыре часа мы не прошли и большей его части, что до сих пор взрывает мне мозг. Меня поразила гигантская и эмоциональная картина известного художника Карла Брюллова — «Последний

день Помпеи», что висела в одном зале с работами Айвазовского. На холсте играли ярко-оранжевые и красные оттенки, дополняющие охристые и карие цвета. Я около получаса стояла перед творением, внимательно вглядываясь в каждую деталь, каждую исключительно натуральную эмоцию выдуманного персонажа. Мы часами гуляли по городу, прерываясь лишь на маленькие кафешки, чтобы перекусить. Иоанн показал мне все разнообразие центра и его художественных стилей. Провел по спальным районам, что были заполнены серыми сталинками и подгнившими хрущевками. Особенно сильно мне запомнилось «Купчино», в котором, несмотря на плохую репутацию, было по-домашнему уютно. Тихие дворики, невысокие дома и заполненные детьми площадки говорили о по-своему размеренной жизни, разительно отличающейся от центра.

— На Думской лучше не появляться после 20:00, — с улыбкой рассказывал Иоанн, — могут украсть.

Еще меня сразил Приморский район. Он был похож на российский курорт, с чистыми улицами и стеклянными высотками, на фоне которых ходили загорелые и довольные люди. Новые велодорожки, тренажерные площадки, волейбольные поля на пляжах, где мы успели поиграть. Совсем рядом с «Беговой», после крупномасштабного парка, располагался Финский залив. Растворяясь в прохладных волнах, мы резвились и плескались в воде, словно дети, которым было все равно на чужое мнение. Оказалось, что Иоанн не умеет плавать, от того он больше походил на чайку, пикирующую за пропитанием.

— Хватит ржать! — возмущался он, барахтаясь в воде.

Сделав сюрприз, Иоанн исполнил мою давнюю мечту. Я с детства любила лошадей. Во время одного из диалогов, я рассказала об этом, на что друг задумчиво улыбнулся и сказал: «в жизни возможно все». На прошлой неделе, мы поехали в конный клуб, что находился в «Шушарах», исполнять мою мечту. Увидев пасущихся в леваде лошадей, я ничего не могла, кроме как пищать от радости.

— Иоанн, ты посмотри, какие они здоровые! — визжала я.

— Ага, а еще очень умные, пусть и любят кусать за пальцы, — отвечал друг, поглаживая по морде подошедшую к нам вороную кобылу.

— Ты, как я погляжу, чувствуешь себя в своей тарелке. Занимался когда-то верховой ездой?

— Да, но совсем недолго и в далеком детстве, — кивнул Иоанн. — Ну что, пошли знакомиться с тренером и твоим четырехногим партнером?

— Ура! — подскочила с места я.

— Только не кричи, лошади пугливы, — добавил он.

Тренером оказалась средних лет женщина, в забавных очках и беленькой шапке. Она рассказала обо всех нюансах работы с лошадьми: сзади не подходи, громко не кричи, свежим хлебом не корми и хвали, похлопывая по мощной шее. Было видно, что она профессионал, искренне любящий свою работу. Нас провели в просторную конюшню, где пахло свежим сеном и ненавязчивым конским потом. Из денников выглядывали массивные головы, которые так и норовили ущипнуть меня за плечо, требуя порцию моркови. Мне хотелось погладить каждый бархатный нос, но тогда мы бы не успели на тренировку. Пройдя в дальнюю часть конюшни, нас стали знакомить с нашими боевыми товарищами. Мне досталась коренастая, пегая кобылка тяжелого типа по кличке «Кентукки», рядом с которой висела табличка: «Лошадь кусается и ест маленьких детей».

— А она с характером, да? — трусливо поинтересовалась я.

— Да, дамочка непростая. Тем не менее, Кентукки — прекрасный учитель и очень мудрая кобыла, — с нежностью отвечала тренер, поглаживая лошадь по пятнистой шее.

Иоанну же достался высокий и статный

Прометей, вороной масти, без единого белого пятнышка. Он стоял возле нас со скучающим видом, изредка зевая и мотая гигантской головой. Поседлав лошадей, мы нацепили шлемы и двинулись в манеж, не забывая прихватить с собой пару кусочков сахара. Прослушав инструктаж, я села в седло и принялись шагать по кругу. Моя пегая напарница шагала очень активно, иногда щипая пятую точку спереди идущего Прометея, на котором сидел Иоанн. Спустя полчаса уверенного шага и града заданий, тренер встала с трибун, захватив с собой красную корду, и подошла ко мне.

— Рысь мы будет пробовать на корде, — сказала женщина, прицепляя карабин к трензелю. — Не волнуйся, хоть Кентукки и с характером, она все же очень спокойная лошадка.

Лошадь зашагала по кругу. Я слушала рекомендации тренера и поглядывала на Иоанна, который уверенно рысил по манежу на ленивом Прометее, что то и дело вспахивал носом песок.

— Спинку держи ровно, таз расслабь, пятки тяни вниз, к земле, а стремя на носочек, — говорила тренер, подгоняя кобылу. — Встаешь на внешнюю ногу лошади, приседая и считая: раз-два… раз-два… раз-два…

Кобыла поднялась в следующий аллюр и легко побежала по кругу, громко фыркая носом и мотая головой. Это оказалось тяжелее, чем я думала. Приходилось считать каждый темп, напрягать успевшие устать мышцы, держать баланс и пытаться не упасть. Тренер подбадривала меня, а я хвалила Кентукки за то, что она меня терпит. После двадцати минут непрерывной рыси, лошадь перешла в шаг и опустила голову, а я, тяжело дыша, уставилась на тренера:

— Фу-ух, я думала, что это не так сложно…

— Зато, ты сожгла множество калорий, — отпуская лошадь с корды, улыбалась женщина. — Твой друг, кстати, очень неплохо сидит, может ему у нас заниматься? — глянув на Иоанна, спрашивала тренер.

— Я поговорю с ним, — усмехнулась я, спрыгивая с кобылы.

После тренировки, мы немного пошагали по манежу, чтобы лошади остыли. Заведя коней в конюшню, мы доложили сено и сняли седла, а после, принялись кормить непарнокопытных товарищей привезенной из дома морковью. Аппетитно хрумкая, лошади просили добавки, толкая головой плечо.

— Как тебе верховая езда? — поинтересовался Иоанн, почесывая Прометея.

— Это незабываемые эмоции и ощущения, я будто заново родилась! — ответила я и обняла Кентукки. — Кажется, они такие чувственные и понимающие…

— Правильно говорят, что: рай на земле — у лошади на спине, — закрывая денник, вздыхал друг.

— Может, мне стоит заняться верховой ездой?

— Никогда не поздно начать, — подметил Иоанн.

Моя судьба приобрела совершенно новые краски. Иоанн не только окунул меня в другую, более светлую жизнь, но и подарил море незабываемых эмоций. Я чувствовала себя по-настоящему живой и ценной, обновленной с головы до самых пят. Робкий, тихий друг, видел во мне личность, которую ценил и уважал. Я отвечала ему тем же, радуясь любой возможной встрече. Сегодня был запланирован поход в ресторанчик, открывшийся возле метро «Площадь Александра Невского». В коммуналке осталась лишь моя маленькая соседка, лениво проводившая летние каникулы в обнимку с телефоном. Аленка всегда с интересом расспрашивала меня о прогулках с Иоанном, наивно мечтая о таком же «принце на белом коне».

— Опять на свидание собираешься? — потирая глаза, спросила девочка.

— Уже начинаю, — отвечала я, — и я говорила, что это не свидания, а дружеские прогулки! Аленка, чего ты опять начинаешь?

— Так не интересно, — буркнула она. — Дурочка ты, Ксюша! Такой хороший мальчик, а ты его во «френдзону» записала!

— Какие ты словечки-то знаешь, — оторопела я. — Иди лучше с подружками погуляй, а то дома все сидишь, деградируешь!

— Может и пойду, — вздохнула девочка, направляясь в комнату, — а ты попроси у Иоанна для меня шоколадку. Я когда вырасту, присмотрю за ним, не то, что некоторые…