Демоны плоти. Полный путеводитель по сексуальной магии пути левой руки
Шрифт:
Предложенная Нагловской сексуально-магическая методика экзальтации люциферианских принципов в целом не оказала влияния в магических кругах. Лишь немногие из нынешних сатанинских группировок избрали ее направление, используя секс в спиритуальных целях, а испытание Повешением было взято на вооружение одним современным Орденом западного пути левой руки в 1980-е годы. Ее усложненная философия религиозного утопизма, основанная на акцентировании роли «мудрой женщины», пожалуй, страдает излишним догматизмом, чтобы легко адаптироваться в других магических мировоззренческих системах, а многочисленные ее книги и памфлеты мало кто читал за пределами Франции 30-х годов. Представляется, что самый большой эффект сексуальная магия Нагловской произвела на многочисленных литературных деятелей и интеллектуалов, бывших учениками и любовниками этой яркой женщины в Риме и Париже. А точнее, трое из мужчин, соприкоснувшихся с гнозисом Сатанинской Софии,
[Иллюстрация: Ханс Беллмер. Иллюстрация к «Истории глаза» Батая.]
Одним из любопытствующих, которого привлекли Золотые Мессы «Fleche D’or», оказался французский писатель Жорж Батай (1897–1962), чьи замечательные художественные и философские произведения направляли к священной порнографии, о которой мы упоминали во введении к нашей книге. Нагловская, с ее довольно рассудочным подходом к сатанинскому сексу и желанием избегать «извращенных вибраций», не одобрила бы, пожалуй, избранное Батаем направление. В своей насыщенной развратными сценами новелле «История глаза» (1928), которая местами граничит с тематикой традиционного сатанизма, утративший святость католический священник проходит инициацию пути левой руки в тайны эроса, смерти и трансгрессии сакрального. Ритуально изнасилованный, вынужденный совершить кощунство над евхаристической облаткой и вином, которое есть кровь Иисуса, священник у Батая, в конце концов, подвергается некрофильским надругательствам нечестивой троицы распутных подростков.
В 1937 году, понаблюдав за Золотой Стрелой Нагловской, Батай сформировал собственное маленькое тайное магическое общество, известное под названием Ac'ephale, в честь придуманного им искусственного бога Ацефала ((греч.) — «безголовый»). Хотя Батай утверждал, что учит «а-теологической» (не имеющей бога) религии, интересно заметить, что слово Ac'ephale, название батаевской группы, перекликается с известным греко-египетским герметическим текстом, ставшим популярным стараниями Золотой Зари и Кроули, где магу предлагают читать следующее заклинание: «Я призываю тебя, о Акефалу [безглавый]». Мотив безголовости для Батая также означал архаичность его кружка, отсутствие постоянного лидера, экспериментальную попытку ухода от иерархической структуры, подавляющей свободу и спонтанность в столь многих магических сообществах. Один из планов «Ацефала», которому было не суждено претвориться в жизнь, состоял в том, чтобы вдохновить каждого из его девяти посвященных на добровольное принесение себя в жертву. Они ставили себе целью «безграничную страсть», однако энергия, питавшая динамику исследований этой группы, оказалась недолговечной.
В 1938 году Батай направил свои поиски внутрь себя, предпринимая то, что он обозначал как «внутренние эксперименты», основанные на занятиях Тантрой, йогой и тибетской мистикой. Он писал, что «тантристы используют сексуальное наслаждение не для забвения себя, но как своего рода трамплин», он с энтузиазмом называл эту практику «черной магией [которая] продолжает такую традицию до сегодняшнего дня». Через свои связанные с Тантрой опыты он пришел к осознанию, которое описывал как «единство этих совершенных полярностей, божественного экстаза и его противоположности, крайнего ужаса». Здесь мы имеем дело с мистическим катарсисом, который нашел бы отклик у агхори на кремационных площадках Индии.
В своем эссе «Эротизм» Батай пишет, что «эротизм открывает человека для смерти, смерть открывает отрицание индивидуального бессмертия». Такое осознание инициатической потенции «маленькой смерти» оргазма можно уподобить ритуальному сближению в Вама Марге страшного и сексуального. В книгах Батая мы часто видим его одержимость тематикой, которую мы затрагивали, объясняя самые экстремальные пределы восточного пути левой руки. Он живо интересовался этимологией слова «сакральный» или sacer (лат.), что означает одновременно «проклятый» и «священный»; значимость трансгрессии и нарушения табу в его текстах повторяет акты сознательного переворачивания в ритуалах Вама Марги. Подобно адепту пути левой руки Батай стремился достигнуть мистических уровней сознания, названных им «состояниями суверенности», через погружения в запретное и отвергаемое. «Я учу, — заявлял Батай, — опьянению: я не философ, а святой, возможно, безумец». Это напоминает утверждение Нагловской, что ее сексуально-магические операции нацелены на порождение «возвышенного безумца тайных доктрин».
Использование Батаем материи и физического тела в качестве средства просветления, по всей видимости, также результат его изучения тантрического пути левой руки. Его постулат о том, что «лейтмотивом гнозиса можно назвать концепцию материи как активного начала» перекликается с тантрической концепцией энергии Шакти, — которая образует зримый мир — как активного начала во вселенной.
Мистическое преклонение перед Женским Демонизмом у Батая часто выражалось в его поклонении проститутке как священной иконе; в этом его теории схожи с культом Багряной Жены, начиная с его истоков в виде священной проституции у шумеров и заканчивая сегодняшним магическим почитанием Бабалон. Склонный привнести в свои тексты оттенок непотребства, он однажды уподобил свой метод философии дразнящему искусству раздевающейся проститутки. В эротическом эссе «Мадам Эдварда» Батай описывает пьяного посетителя борделя, который сталкивается с силой шакти. Мадам Эдварда показывает ему свою вульву со словами: «итак, ты можешь видеть, что я Бог». Когда она заставляет сделать ей куннилингус, персонаж Батая с благоговением признается: «И в тот момент до меня дошло — весь хмель прошел, — что Она не лгала, Она была БОГОМ». (Перевод Е. Гальцевой.) Здесь мы видим модернизированное повторение йони-пуджи в тайном ритуале пути левой руки.
Крупнейший итальянский традиционалист, маг и философ барон Юлиус Эвола (1898–1974) имел роман с де Нагловской во время ее пребывания в Риме в ранний период режима Муссолини в 20-е годы, в 1921 году она перевела на французский его книгу стихов «Po'eme `A Quatre Voix». Комментируя учение Нагловской спустя много лет после ее смерти, в своей «Метафизике секса» он сделал интересное замечание о ее теории сексуального просветления. По мнению Эволы, ритуальное совокупление, которое пропагандировала Нагловская, проводилось «не ради вхождения в царство смерти и становления, но ради выхода из царства, в котором существует уверенность в собственном бытии вместо растворения». Хотя позднее Эвола критиковал сатанизм в ее текстах, посчитав его «сознательным намерением шокировать читателя», но все же признал вполне реальным то, что де Нагловская могла разработать свои магические практики, имея опыт знакомства с оригинальными «тайными учениями».
Всю жизнь Эволу интересовала сексуальная магия, к которой он, по всей видимости, приобщился через одного своего знакомого, бывшего единственным учеником-итальянцем в Телемском Аббатстве Алистера Кроули в 20-е годы. Он сформировал собственный магический кружок в Риме, называвшийся «Группа Ур», который экспериментировал с Тантрой. Его работы по тантризму, которые мы настоятельно рекомендуем почитать, дают совершенно великолепное описание пути левой руки. Они оказались настолько компетентными, что их издавали даже в Индии, что с работами западных авторов случается нечасто. Сложно сказать, был ли Эвола лишь блестящим эзотерическим теоретиком и ученым или же реально практикующим магом. Подобно Батаю, по мысли Эволы, главное — это достижение героической суверенности, перерождение собственной личности в «Царственную особу», если говорить языком доктрины Нагловской о Третьей Эпохе. В конечном счете, строгий герметический метод инициации у Эволы более чем далек от в чем-то романтической люциферианской сексуальности Нагловской, однако недолгая любовная связь между этими двумя западными адептами темной волны представляет собой интересный момент в современном развитии пути левой руки.
Одним из авторов, попавших в поле зрения Марии де Нагловской, был американский журналист, писатель и исследователь области эротического, Уильям Сибрук. Человек, интеллектом уступающий Батаю и Эволе, Сибрук сделал своей специальностью написание грешащих сенсационностью очерков на оккультные темы. Из его книг наиболее известны две: «Магический остров», новаторское исследование гаитянского вуду и культа зомби (этим вопросом занималась также Нагловская) и «Черная магия: ее возможности в сегодняшнем мире», которая стала для американцев в период, предшествовавший Второй мировой войне, единственным доступным источником знаний о современных им магических практиках. Плодовитый порнографический писатель Фрэнк Харрис свел Сибрука с Алистером Кроули, а тот сделал жену Сибрука одной из своих сексуально-магических партнерш — при полном одобрении ее мужа. Сибрук разделял глубочайший интерес Кроули к использованию садомазохизма и сексуального рабства в качестве магической техники. Как высказался в одном из своих последних интервью Кроули, Сибрук «всегда путешествовал с полным чемоданом цепей, он был в равной мере мазохистом и садистом».
Изучая знаменитый сатанический храм Нагловской как возможную эффектную тему для своих статей, Сибрук обнаружил, что некоторые из его излюбленных сексуальных фетишей — сексуальное подвешивание и эротическая асфиксия — использовались в религиозном отправлении Софиалиями Мистерии Повешения. В целом, однако, складывается впечатление, что Сибрук был, в общем-то, дилетантом, втершимся в магические круги в поисках жареного материала и извращенных эротических приключений, которые он мог здесь найти. Кроули признавал, что Сибрук обладал «талантом», но по большому счету презирал его за «журналистское мышление».