День Астарты
Шрифт:
— А как их полиция узнает вперед всех? — спросила Шейла.
Лауа Нтай молча выразительно развел руками.
— …Joder! — произнесла девушка, — Это я затупила… Понятно. Нет вопросов.
— Порадуемся за эту маленькую прекрасную страну, — добавил Нтай, — и немного посочувствуем нашим гостям-финансистам. Им не хватит всего нескольких часов неопределенности, чтобы получить желанный билет домой, и они отправятся на занимательную экскурсию по Социалистическому Тимору. И, кстати, все честно.
Кватро Чинкл подумал минуту и пожал плечами.
— Да, пожалуй. Но, с матросами, я полагаю, можно поступить более гуманно.
— Вероятно, да, — подтвердил обер-лейтенант, — С учетом сообщения матроса Брэма Земмаха, на мой взгляд, можно было бы ограничиться каторгой. Но, решает суд.
— Что за заявление? — поинтересовался Кватро.
— Видите ли, требовалось жестко психологически надавить на матросов, чтобы они безоговорочно сотрудничали с нами. Мы попросили сделать это Кайемао Хаамеа, поскольку у него подходящий имидж. Он отлично решил эту задачу, а побочным продуктом давления стало аудио-видео сообщение одного матроса к своей жене. В сообщении он подробно рассказывает о вербовке экипажей на туристические яхты, принадлежащие фирме «Emerald Voyage», а также о том, что входило в обязанности экипажей этих яхт во время VIP-туров. Я имею в виду манипуляции с рабынями.
— Гм… — произнес математик, — А почему он решил рассказать об этом своей жене?
— Это связано с необычными методами, которые применил сен Хаамеа.
— Гм… Он что, подсыпал матросам LSD в чай?
— Ничего такого, — ответил обер-лейтенант, — только словесное убеждение.
Математик собрался было спросить что-то еще, но в этот момент Шейла Бритт пронзительно свистнула и ткнула пальцем в анонс новостей на экране.
Galaxy Police Flog. Trolley 1001
03.04.24. Африканский кризис.
Архипелаг Чагос и атолл Диего-Гарсиа
Обострение на Коморских островах.
Блокада Транс-Экваториальной
Trolley-Jockey Элеа Флегг.
Aloha foa! Мы продолжаем катиться в тысяча первой тележке. Начнем с ситуации с архипелагом Чагос, где, после войны за свободу лемуров ай-ай, внезапно возникли туземцы с современным оружием, попросившие британскую базу ВМФ выйти вон.
Сейчас комиссия по урегулированию обсуждает вариант: международное признание страны туземцев (Терра-Илои) за их отказ от претензий на атолл Диего-Гарсиа, где британская база ВМФ. Грубо говоря, предлагается оставить все так, как оно само получилось на сегодняшний день. Кто где встал, там того и тапочки. Я думаю, что, согласно закону всемирной лени, на этом варианте все и сойдутся — так проще. По-любому, кого-то тут здорово облапошили. Но главное, никого не убили, и ни один симпатичный пушистый лемур ай-ай не пострадал. Остальное, в общем-то, фигня.
Теперь — об обстановке на Коморских островах. Президент Исламской Республики Коморские острова (ИРКО) Хосни Раджани, как уже сообщалось, 31 марта поставил французскую островную территорию Майотте перед альтернативой: добровольное включении в Исламскую Республику в течении суток, или война и оккупация.
Казалось бы, Майотте — жопа. Но не тут-то было. Проследим логику мпулуанского президента Адэ Нгакве, который показал себя в этой истории не только хорошим военным, но и хитрым дипломатом-интриганом. В ИРКО входят три острова. Это Большой Комор (северо-западный) и острова Ажуан и Мохели почти на пол-пути от Большого Комора до Майотте. Крупный Ажуан и маленький Мохели уже однажды отделились от Большого Комора в конце XX века, и попытались получить статус «заморской территории Франции», но… В начале XXI века, армия Большого Комора вместе с армией исламизированного Африканского Союза, вернули обоих в единое государство (сперва Мохели — угрозами, а потом Ажуан — военным вторжением).
Углубимся еще в историю и обнаружим, что первыми туземцами Ажуана были австронезийцы и полинезийцы. Какой сюрприз, а? Разумеется, за последующие пять веков, они в основном уже обращены в ислам, но для пропаганды сойдет и так.
В эмоциональной речи Адэ Нгакве говорит о благодарности к меганезийцам, и о происхождении меганезийцев от древних полинезийцев, а также о том, что помощь родичам друзей — это долг приличного человека. Он говорит о вторжении на Ажуан в конце первого десятилетия XXI века, как об исламской агрессии против этнически-полинезийского населения… Вообще-то, современные ажуанцы никогда в жизни не считали себя полинезийцами, и их сепаратизм был не из-за ислама, но политическая риторика требует жертв. Правда — это первая жертва войны… Нгакве говорит, что готовящаяся агрессия против Майотте есть продолжение военного распространения исламизма на Коморах, и напоминает о заслугах Франции перед прогрессом. Он без запинки перечисляет всех французских энциклопедистов эпохи Просвещения и по второму разу напоминает о благодарности — теперь уже к французам. А дальше он доказывает, что не зря три года учился по дистанционной программе в колледже экономической психологии и методов менеджмента Тувалу — Нукуфетау. Нгакве объявляет: у каждого человека и у каждого народа есть право на ошибку. Нам надо отнестись с пониманием к ошибочному религиозному выбору жителей Майотте, и защищать их, хотя среди них так много мусульман. Мы видим в них, прежде всего, французов, приверженцев свободы. Их ошибочный выбор не станет для нас поводом отказать им в защите от исламистов — врагов свободы, демократии и прогресса.
Все ждали: а что скажет Чоро Ндунти — президент Шонао, ближайший партнер Адэ Нгакве по военно-политической коалиции и известный мастер интриги? На этот раз, Ндунти превзошел сам себя. Он внезапно объявился на Майотте с элитным военным отрядом численностью около ста человек и с партией скорострельных ружей 12-го калибра для волонтеров самообороны. В порту Акоуа у северо-западной бухты, откуда всего 40 миль до острова Ажуан (входящего в ИРКО), на рыночной площади, он выдал короткую, грубую и крайне зажигательную речь, и спросил толпу: «Хочет ли народ, чтобы мы ушли, не оказав помощи?». Народ (понимая, что Акоуа, вероятно окажется первой целью вторжения с Ажуана), разумеется, крикнул, что не хочет, и стал быстро вооружаться подарками Ндунти. Полиция впала в ступор и не вмешивалась. Префекту Майотте, Пете Зингале, пришлось срочно приехать в Акоуа и выразить Чоро Ндунти благодарность. Ндунти ответил (цитирую): «Быть здесь — мой долг перед идеалами демократии. Нам с вами надо продержаться считанные дни. Президент Нгакве сейчас договорится с Мозамбиком о воздушном коридоре для бомберов, и на месте Морони (столицы ИРКО) останется груда развалин. Потом Ажуан и Мохели ассоциируются с Францией, по примеру Майотте, по воле их народов, а Большой Комор заберем мы, по обычаям войны»… Это шоу транслировали по французскому национальному TV.
Хосни Раджани, президент ИРКО моментально понял, что дело дрянь — коморские вооруженные силы из полутора тысяч балбесов со старыми автоматами ни фига не защитят от авиа-налета и десанта, и завопил «Help me!» на всю планету. Фаттах Абу-Джебрин наоборот, очень обрадовался. Он уже видит себя новым Ясиром Арафатом, собирающим с арабских нефтяных шейхов миллионы баксов на нужды партизанской войны моджахедов против неверных, захвативших страну. Выгодный бизнес, кстати.
Африканский союз и Лига арабских государств уже потребовали от ООН — санкций против Мпулу и Шонао, а от Танзании и Мозамбика — воздушной блокады «стран — агрессоров». Это уже камень в наш огород, foa! Мы получаем по воздушному мосту дешевый урановый концентрат, технический кварц, бериллий, литий и титан. Завтра Верховный суд заслушает проект правительства по действиям в данной ситуации.
…А, тем временем, круиз яхты «Golden Sun» по акватории Маврикия продолжался. Покинув остров Родригес, яхта совершила ночной переход до Гран-Маврикия, там задержалась на сутки и приняла на борт 5-килограммовый контейнер с охлажденной черной икрой (стоимостью 30 тысяч евро, с учетом доставки спецрейсом с Каспия). Снявшись с якоря, «Golden Sun» двинулась к следующему пункту круиза, островам Агалега, отдаленным более, чем на полтысячи миль от Гран-Маврикия. Этот переход должен был занять 5 суток. Затем планировалось несколько дней отдыха на Агалега, перед следующим переходом — уже на Сейшельские острова.
Капитан Бадмор, согласно легенде, продолжал «грипповать» (находиться в весьма длительном запое). Хозяева «Emerald Voyage», уже не сильно беспокоились по этому поводу. Старпом Корнелис, судя по отзывам VIP-пассажиров успешно справлялся с ролью командира яхты, а относительно Бадмора была достигнута договоренность с частной клиникой на Сейшелах, где выводили из запоев, без лишних вопросов, и не удивляясь глупостям, которые пациент может говорить в состоянии белой горячки.
6 марта, в первые сутки перехода «Golden Sun» с Гран-Маврикия на Агалега, пакет документов, нужных для честной закупки полутора миллионов несуществующих колумбийских мини-компьютеров за счет средств, выделенных ЮНЕСКО из фонда помощи недоразвитым афро-азиатских странам, был готов. Официальные лица без трепета поставили на нем свои согласующие подписи, и «процесс пошел».
Финальный аккорд должен была прозвучать 11 апреля (от невыносимого ужаса, плененные чиновники развили невиданную ранее скорость). Сотрудники INDEMI полагали, что Кватро Чинкл останется на Хат-Хат еще на несколько дней, чтобы дождаться эффектной кульминации, но математик, как оказалось, был не намерен отменять свой семинар на Фунафути-Тувалу, запланированный на 8 апреля…
06.04. Университетский инфо-канал Kimbi-wiew.
Тимор — Атауро — Хат-Хат.
Репортаж Пепе Кебо.
Aloha foa! Это я Пепе Кебо с плавучего атолла Хат-Хат! Сегодня возникла удачная возможность ненадолго поймать известного математика Кватро Чинкла. Он неделю провел на атолле Хат-Хат и в окрестностях, а завтра улетает домой на Киритимати. Поделишься впечатлениями, Кватро?
Кватро Чинкл: А как же. С чего начать? С Тимора, с Атауро или с Хат-Хат?
Пепе Кебо: А давай, в той последовательности, в которой ты их сейчас назвал.
Кватро Чинкл: ОК. Тимор для меня ассоциируется, в первую очередь — с таверной дядюшки Жосе в рыбацком порту Дили. Это потрясающе! Тунец фаршированный мидиями! Паштет из лангуста со специями! И, конечно, домашнее фруктовое вино. Дядюшка Жосе — замечательный человек. С ним просто приятно поговорить. Далее: Симона Сид. Страна, в правительстве которой есть такие зверски красивые молодые женщины — это перспективная страна! Но больше времени я общался с Ним Гоком и доктором Немо. Очень здравомыслящие люди, но у нас с ними разные убеждения.
Пепе Кебо: А как ты вообще относишься к коммунистической идее?
Кватро Чинкл: Смотря, что называть этим словом. Например, для дядюшки Жосе коммунизм в конкретной форме тиморского социализма, это отличная штука! Вот посмотри. Дядюшка Жосе не лишился своей таверны. Это трудовая собственность, которая разрешена. А «McDonalds» в центре Дили конфисковали, как буржуазную собственность, и передали Школе кибернетики имени Пол Пота. Дядюшку Жосе контролирует комиссар — на предмет социальной справедливости к работникам, но поскольку таверна почти семейная, там и так никого особо не эксплуатировали. При прошлом режиме был беспредел чиновников, бандитизм, и война — а новый режим покончил и с тем, и с другим, и с третьим. Ему хватило недели для реконструкции экономики после полуторадневной войны, а западная половина Тимора, казавшаяся вечным источником бандитизма и военной агрессии, превращена в пустыню. Оттуда бежали почти все жители. Есть только база ВМФ Индонезии в Купанге… А вот еще достижение нового режима — это перспективы для молодежи. Появилось несколько современных аграрно-технологичных и постиндустриальных предприятий, а 1 мая откроется инженерно-технический колледж современного океанийского образца. Тиморская молодежь засматривается НФ-фильмами. Прогресс стал их кредо. Их не смущает бедность, поскольку предметами первой необходимости новый режим всех обеспечивает, а динамика благосостояния — положительная. Неплохая картина,
Пепе Кебо: Значит, по-твоему, коммунизм — это классно?
Кватро Чинкл: Не торопись, Пепе. Я изложил дело с позиции vox populi, со стороны дядюшки Жосе, с позиции рыбаков и фермеров, посетителей его таверны, с позиции
Хомбре Ожо и Симоны Сид, представляющих этот социальный слой в правительстве. Такая позиция в экономическом смысле есть просто кооперативный постиндастриал социалистического типа. Не скажу, что это классно, но, в общем, неплохо. А теперь взглянем на ситуацию глазами Ним Гока, доктора Немо и Ройо Исо. Каждый из них оставил на родине — в Камбодже, на Филиппинах, в Перу — своих многочисленных сторонников, и несет этические обязательства перед ними. Социалистический Тимор победил в войне и получил импульс развития не без поддержки извне. Скоро придет время возвращать долги. Что, кстати, соответствует доктрине экспорта революции.
Пепе Кебо: Значит, грубо говоря, коммунизм — это разжигание войн в 3-м мире?
Кватро Чинкл: Ты опять торопишься. Я изложил субъективные точки зрения, но существует объективный политэкономический вектор. Он определяет все будущие области серьезных военных операций. И тиморская красная армия, так или иначе, развернется в направлении, заданном этим вектором. То же касается и гражданской экономики. Тиморское политбюро по объективным причинам будет проводить ту политику, которая позволит их стране занять подходящую нишу в региональном разделении труда внутри Большого Транс-Экваториального Конгломерата.
Пепе Кебо: Теперь у тебя выходит, что нет разницы, коммунизм или что-то другое.
Кватро Чинкл: В данном случае коммунизм сыграл роль пусковой катапульты для постиндастриала. Это важная роль, причем позитивная.
Пепе Кебо: И все-таки: что ты скажешь о самой коммунистической идее?
Кватро Чинкл: Давай сначала сформулируем саму идею. Если отвлечься от всяких финтифлюшек, то это замена мотива к труду. В до-коммунистическую эру мотив — утоление товарного голода. При коммунизме мотив — эмоциональная разрядка. Вот пример: секс. Пара людей совершает значительную работу, затрачивая объективно столько усилий, сколько при тяжелом физическом труде, и получает удовольствие от процесса, а не от какого-то материального результата. Подробнее об этом — в моей книжке: «Стратегия межзвездных улиток». Про секс там тоже есть.
Пепе Кебо (смеется): Теперь я ее точно прочту! А что ты скажешь про Атауро?
Кватро Чинкл: Атауро — это фронтир. Как американский Дикий Запад двести лет назад. Я вижу тот вопрос, который вертится у тебя на языке. Американский Дикий Запад за 30 лет расширился от Миссисипи до берегов Тихого океана, поглощая индейские земли. Куда двинется этот фронтир и чьи территории он поглотит? Аналогии неоднозначны… Хотя, мэр Хаамеа вполне соответствует образу шерифа из вестерна, а волонтеры самообороны Атауро — это такие ковбои, что и не снились Голливуду. В общем, на Атауро мне зверски понравилось, и я сюда еще приеду. Тем более, мы с шерифом… В смысле, с Кайемао Хаамеа, договорились по колледжу. В основном, я буду преподавать дистанционно — от Атауро до Киритимати почти 5000 миль, но, в общем, долететь не проблема.
Пепе Кебо: А как там твой дом на Киритимати?
Кватро Чинкл: Три дня назад, менеджер просигналил, что дом готов. Оказалось, что менеджер — не парень папуас, а девушка полька. Из Польши, которая на Балтийском заливе в Северо-Восточной Атлантике. И ее фамилия произносится «нОвак», а не «новАк». До сих пор я знал из поляков только Станислава Лема, основателя научно-технической футурологии. В смысле, знаю по книгам. Он умер до моего рождения.
Пепе Кебо: Поздравляю с готовностью дома… А что ты скажешь про Хат-Хат?
Кватро Чинкл: Это очень жесткий социально-психологический эксперимент над несколькими сотнями людей. Мы с тобой уже пару раз говорили на эту тему tet-a-tet, поэтому я не буду повторять некоторые вещи… Если кратко, то Хат-Хат это грубая попытка реставрировать естественное состояние человеческой психики у группы юниоров, от рождения до пубертата подвергавшихся дефективному воспитанию. В качестве метода реставрации выбрано погружение в социальную среду, в которой невозможно следовать дефективным стереотипам поведения. Известно, что если погрузить в такую среду взрослого индивида, воспитанного в фундаментально — христианской или мусульманской среде, то его психика разрушится. Он просто превратится в овощ. Эксперимент Хат-Хат установит, у какой доли подростков в пубертатный период психика еще достаточно пластична, чтобы выдержать полное разрушение фундамента и перестроиться на другом принципе… А все остальные превратятся в овощи. Это — цена эксперимента в гуманитарном исчислении. Если оценивать в цифрах, то овощем станет примерно каждый шестой. Я тебе излагал аргументы в пользу такой оценки, ты можешь их опубликовать, я не возражаю.
Пепе Кебо: Но у пяти шестых все будет ОК?
Кватро Чинкл: Хотелось бы на это надеяться. В любом случае, я не намерен терять контакт с двумя малавийскими мальчишками, которые живут в соседнем модуле, и которым я, в общем-то случайно, дал повод рассчитывать на некоторую поддержку. Короче говоря: я попался в ловушку Экзюпери.
Пепе Кебо: Ты в ответе за тех, кого приручил?
Кватро Чинкл: Да. Фактически, надо мной тоже поставили эксперимент. И этот эксперимент очень дорого обойдется авторам Хат-Хат. За мной не заржавеет.
Пепе Кебо: Ты потребуешь экстремальных санкций через суд?
Кватро Чинкл: Я еще не решил. Мне надо спокойно подумать и все взвесить.
Пепе Кебо: Понятно… Теперь, если не возражаешь, сделаем шаг назад. Ты говорил о дефективных стереотипах в системе, связанной с двумя конкретными религиями. Ты считаешь, что у этой дефективности религиозная основа?
Кватро Чинкл: Скорее, наоборот, у этих религий дефективная основа. Мы с тобой в прошлый раз говорили о телеологии. Помнишь: аксиома о неком человекообразном создателе Вселенной, цели которого должны приниматься верующим человеком, как определяющие и первоочередные. Мы в тот раз обсуждали влияние этой аксиомы на европейскую науку, но влияние на бытовую психику не менее деструктивно.
Пепе Кебо: Тут, я с тобой не соглашусь. У меня есть знакомые христиане, католики, отличные ребята. Мы бывали в самых разных ситуациях… Ну, ты понимаешь.
Кватро Чинкл: Католики были океанийские, а? Так, я не ошибся. Существует одно принципиальное отличие океанийского католицизма от европейского. И та и другая религия говорят о неком субъекте, создавшем Вселенную с гуманитарными целями. Однако, океанийский католицизм говорит, что эти цели неизвестны, и предлагает каждому человеку самому в них разобраться, исходя из интуиции и опыта общения с окружающими людьми. Европейский католицизм, напротив, утверждает, что цели известны и описаны, и что определенный круг лиц умеет их верно интерпретировать применительно к конкретным жизненным ситуациям. Нетрудно заметить, что в евро-католицизме, как и в евро-христианстве, и в исламе, фигура создателя Вселенной по существу эквивалентна тому самому кругу лиц — интерпретаторов.
Пепе Кебо: Эти интерпретаторы как-то очень похожи на оффи.
Кватро Чинкл: Это и есть оффи. В библейских религиях Старого света центральное божество сливается с правящим оффи-кланом. Это дает оффи-клану экономический выигрыш на неком отрезке истории. Апелляция к прямому приказу центрального божества заменяет оплату за труд, а, в предельном случае — вообще все социально-психологические мотивы. Предельный случай — это и есть религиозный терроризм. Верующий человек испытывает столь сильную потребность в мнимом одобрении со стороны центрального божества, что не может жить без знаков этого одобрения.
Пепе Кебо: …И не получая их длительное время, он превращается в овощ?
Кватро Чинкл: Вообще-то, он уже заранее овощ. Просто это не заметно, пока его действиями управляют извне потоком религиозно-интерпретированных сигналов.
Пепе Кебо: …Но если они уже заранее овощи, то эксперимент не выглядит таким жестким, как ты сказал в начале.
Кватро Чинкл: Нет, выглядит! Представь, что имеется сто кошек, из них двадцать плюшевые, а остальные — живые. И некий умник, чтобы отделить одних от других, начинает тыкать всех кошек иголками. В приличном обществе за это бьют морду.
Пепе Кебо: В общем, да. Я врубилась. И мы по уши в этом… Эксперименте. Так?
Кватро Чинкл: С этим не поспоришь.
Пепе Кебо: …Завтра ты улетишь домой, но еще приедешь на Хат-Хат, верно?
Кватро Чинкл: Я приеду и кое-что привезу. За вкус не ручаюсь, но горячо будет.
97
Дата/Время: 06.04.24 года Хартии.
Место: Малайзия. Западный Калимантан.
Крайняя западная область Малазийского Калимантана (или Борнео) — это полуостров Лахад-Дату. По его юго-западному берегу тянется непрерывная цепочка маленьких рыбацких поселков, где всегда рады туристам — новые люди, да еще, как правило с деньгами, приговоренными к расходованию на морские прогулки, бытовую экзотику, сувениры и прочий развлекательный сервис. Поселок Пунгпекан ничем не выделятся среди прочих, кроме, разве что, минимального расстояния до островков Ситангкаи и Сибуту, которые еще в марте были филиппинские, а теперь — непонятно чьи. Как бы, находящиеся в процессе приобретения суверенитета. По такому случаю, паспортно-визовый контроль практически отсутствует, и от Пунгпекана до Северного Ситангаи можно доехать за час на обычном катере, а если ехать лень, то можно полюбоваться живописными берегами в бинокль (невооруженному глазу видна лишь ярко-зеленая полоса над поверхностью моря). За весьма умеренную сумму можно выйти в море на местной разновидности моторного сампана с маленьким кафе на борту, и перекусить, любуясь теми же красотами уже с дистанции в пару миль. Этот вариант выбрали два пожилых солидных господина, один из которых был, вероятно, китайцем, а другой — возможно, малайцем, а скорее всего — каким-то метисом. Они устроились за тем из столиков, с которого открывался вид на дюжину ветряков на мачтах и на две легкие канонерки береговой охраны пока еще непризнанной автономии Ситанг.
Хозяину сампана было невдомек, что китаец в белых брюках и рубашке с коротким рукавом — это генерал SSD Китая Гихоу Зян, а метис в широких пестрых шортах и жилетке на голое тело — это полковник INDEMI Меганезии Жерар Лаполо.
— Хорошая работа, — высказал свое мнение генерал, делая глоточек кофе.
— Не наша, — уточнил полковник, улыбнувшись одними уголками глаз.
— Я знаю вашу стратегию малых фирм-сателлитов, — Гихоу Зян также скупо и почти незаметно улыбнулся, — для Океании, с традиционным сочетанием личной свободы и социального партнерства, это замечательно-удобная кадровая политика.
— От человека с вашим опытом трудно что-либо скрыть, — сообщил Лаполо.
— Тем не менее… — китаец вздохнул, — … Вам это довольно часто удается.
Лаполо неопределенно пожал плечами и закурил тонкую яванскую сигару.
— … Даже сейчас, — продолжал Гихоу, — когда ваша структура, по явному и досадному недоразумению, лишилась нескольких лучших сотрудников, вы цепко держите свой главный секрет, а это крайне сложно при подобных пертурбациях.