День, когда я тебя найду
Шрифт:
Убедившись, что там никого нет, она с довольным видом направляется в кухню.
Элис со вздохом плетется вслед за ней.
– Все не так плохо, как кажется.
– Я же говорила тебе, не лезть в это дело, – напоминает Дерри. – И ты пообещала, что не будешь, – она выглядывает в окно, выходящее на задний дворик и на сарай. – Господи, Эл, а если узнают в школе? Если… – она осекается и вздыхает. – Хватит. Вспомни прошлый год, Эл. Сколько можно приводить домой странных типов?
Элис прекрасно знает, о чем говорит Дерри, но совершенно не хочет этого слышать.
– Я же сказала. Он не дома. Он в сарае. И прошлой ночью мы заперли заднюю дверь на два замка.
– Дело не в этом. Вся
Элис раздраженно цокает языком.
– Я тебя умоляю. Никакая это не афера. Вечно тебе мерещатся заговоры.
– Он сейчас там? – спрашивает Дерри, доставая из шкафа две кружки и включая чайник.
– Думаю, да. Не слышала, чтобы он уходил.
– Пригласи его сюда, – требует Дерри, опуская пакетик зеленого чая в свою кружку и «Эрл грей» – в кружку Элис.
Элис не двигается.
– Давай. Скажи, что мы поставили чайник.
– Ты ведь знаешь, что мне надо работать?
– Успеешь. Поработаешь потом. Это ненадолго.
Элис не спорит. Основа их дружбы с Дерри состоит в том, что Дерри всегда права.
Прежде чем открыть заднюю дверь, она проверяет, в порядке ли прическа. Прикладывает руку ко рту, выдыхает и морщится. Пахнет чаем. Шторы в сарае открыты, и она тихонько стучится в дверь.
– Фрэнк, – говорит она, – это я, Элис. Решила сделать перерыв в работе, может, хочешь выпить чашечку чая?
Никто не отвечает. Она стучит снова.
– Фрэнк?
Элис приоткрывает дверь и заглядывает в щелочку. Кровать убрана, толстовка и штаны Кая аккуратно сложены и лежат в ногах. Комната пуста.
– Ну, – говорит она Дерри несколько секунд спустя, – похоже, больше ты можешь не волноваться. Он ушел.
– Совсем ушел?
– Не знаю.
Элис оглядывает кухню и замечает в сушилке для посуды кружку, из которой он пил чай. Она высматривает какую-нибудь записку, но ничего нет. Ее охватывает грусть и тяжкое разочарование. А потом приходит беспокойство, жгучая тревога и страх. Она вспоминает его ореховые глаза, густые и курчавые волосы, его уязвимость. И не может представить его неизвестно где, в полном одиночестве. Просто не может.
– Ну, – говорит Дерри, – будем надеяться. Он тебе совершенно ни к чему.
– Да, наверное, – отвечает Элис.
Он чувствует себя словно на конвейере, влекомым куда-то внешними силами. Пыльным мешком, который кто-то тащит по улице. Видит впереди скамейку и направляется к ней, чуть не столкнувшись с велосипедисткой, везущей целую корзину овощей. Она странно на него смотрит, и он подозревает, что выглядит также безумно, как себя чувствует.
После завтрака, когда он лежал на кровати в сарае Элис, его посетили не то чтобы воспоминания, но сильные эмоции, вроде тех, что возникли, когда Элис предложила обратиться в полицию. Жуткие темные волны обреченности. Чувство, что где-то что-то сильно поломалось и он никак не может это починить. Но помимо этого, были и вспышки яркой белизны, словно отражение солнца в проезжающей мимо машине, моментально ослепляющее и сбивающее с толку, а за вспышками следовали картинки, он знал – это кусочки пазла, их нужно только правильно сложить.
Он должен идти дальше. Найти то, что привело его в этот северный приморский городок. Но, поднявшись на ноги, он чувствует очередную белую вспышку и снова валится на скамейку. Изо всех сил сжимает веки, отчаянно пытаясь найти края спрятанной в сознании картинки. И наконец видит. Полосатый шест карусели, раскрашенная в пастельные оттенки лошадка, девушка с каштановыми волосами – она то поднимается, то опускается, с улыбкой машет рукой и, наконец, исчезает.
Он радуется яркости картины, после стольких часов пустоты.
– Черт! – говорит он сам себе. – Черт побери!
Вскакивает со скамейки, охваченный желанием подойти к побережью, перейдя дорогу. Смотрит на полумесяц пляжа, пустынный этим прохладным апрельским днем, и пытается найти в этом пейзаже что-нибудь, перекликающееся с моментом, который он вспомнил. Но в голову ничего не приходит, и он направляется к ступеням, ведущим на пляж. Проводит рукой по крашеным металлическим перилам – несколько кусочков краски отваливается под его ладонью. Он осторожно ступает по песку, вдыхая запах рыбной требухи и соли. Бывал ли он здесь раньше? Возможно ли такое? И если да, то почему? И когда? И кто эта девушка на карусели, улыбающаяся, красивая девушка, увлеченная происходящим, но не замечающая его взгляда?
При мысли о девушке его снова охватывает обреченность. Тело словно перестает ему принадлежать и отрыгивает яйца и тост, которые приготовила для него Элис. Его охватывает слабость и начинает трясти. Он возвращается на место, выбранное в первые несколько часов пребывания в Рэдинхауз-Бэй, и снова сидит на пляже, глядя на воду, словно ожидая, что океан ему что-нибудь подскажет.
9
1993
За сырым началом отпуска последовали три теплых солнечных дня. А если день солнечный, значит, он проходит на пляже. За коттеджем «Рэббит» пляж был узким и каменистым, полным сияющих луж и рыбацких лодок. В детстве они любили проводить там дни, лазая по илистым камням в пластиковых туфлях и зюйдвестках. Но теперь, повзрослев, они предпочитали собрать полотенца, крем от солнца, ширму от ветра и раскладные стулья и пройти полкилометра через город до более широкого песчаного пляжа за центральной улицей. Здесь было вырубленное в скалах кафе, где продавали фастфуд, мороженое и пиво в пластиковых стаканчиках. А еще здесь были душевые кабины и разные развлечения для маленьких детей. На пляже всегда дежурил спасатель. Конечно, ничего особенного, но для маленького городка вроде Рэдинхауз-Бэй – очень даже ничего. И потому они отправились туда утром во вторник, хотя для купания было еще прохладно. На Тони были джинсовые шорты и расстегнутая рубашка с коротким рукавом, на Пэм – бриджи и мешковатая футболка с нарисованной собачкой, на Грее – шорты для серфинга с гавайским принтом, а на Кирсти – черный купальник-бикини с завязками на шее и джинсовая юбка. И они встретили его. Того типа. Грей не мог думать о нем как о «парне». На вид ему было лет восемнадцать. Но в отличие от Грея он не был обременен семьей.
Он был там и в воскресенье, и вчера: лежал один, растянувшись на белом полотенце в черных шортах, в темных очках, с книжкой и плеером. Периодически он поднимался, обхватывал ноги руками и угрюмо смотрел на море. Он сидел так близко, что Грей мог разглядеть на его спине отпечатки от полотенца, почувствовать в каждом дуновении бриза аромат его лосьона после бритья и услышать жесткий бит «Сайпресс-Хилл» в его наушниках. Он вторгался в их личное пространство всего на несколько сантиметров, но Грей чувствовал его всеми фибрами своего существа.
Теперь парень встал к ним спиной, нарочито потянулся, поработав по очереди каждым набором хорошо накачанных мышц. Потом, изображая безразличие, потер щетину на подбородке, словно он один обладает достаточным количеством тестостерона для того, чтобы отрастить такие густые волосы на подбородке. Он медленно прошел мимо них и направился к пляжному кафе, где заказал маленькое пиво и выпил его залпом, положив локоть на стойку и беззастенчиво пялясь на Кирсти.
– Я смотрю, твой поклонник снова здесь, – заметил Тони, высунувшись из-за газеты.