День помощи
Шрифт:
А Исмаил Хороев меж тем исправно давал показания, и каждое слово, сказанное им, прибавляло к сроку, грозившему олигарху, еще как минимум год. Берквадзе никогда не поверил бы, что самый надежный человек, тот, кому владелец "Нефтьпрома" поручал исключительно деликатные задачи, и от кого у Гоги не было тайн, просто предал его. А это означало, что лидеру чеченской мафии, тоже в одночасье лишившемуся всего, пришлось пройти через круги ада, именуемого допросом с применением специальных средств. Одному Богу было ведомо, пытали ли Исмаила электрошоком или всего лишь сделали один единственный укол препарата, даже далеким от шпионских дел людям известного, как "сыворотка
– Вам грозит пожизненное заключение, – словно подслушав мысли подследственного, сухо произнес Хлопов. – Не стоит рассчитывать на снисхождение. Вы должны были понимать с самого начала, деньги решают все, но лишь до определенного момента. Есть предел, за которым все ваши связи, ваше состояние обращаются в ничто, гражданин Берквадзе. И вы переступили эту черту. Надейтесь, что ко дню оглашения приговора парламент не отменит мораторий на смертную казнь, ведь в противном случае все для вас закончится очень быстро. До встречи.
Тяжелая дверь с лязгом распахнулась, пропуская следователя, а затем на пороге возник плечистый, рослый – под да метра – парень в камуфляже.
– Берквадзе, – конвоир многозначительно поигрывал дубинкой, с недобрым прищуром уставившись на заключенного. – На выход!
Гоги послушно вышел, повернувшись к стен и дожидаясь, пока надзиратель, "цербер", как его здесь называли, запрет дверь, толчком в плечо заставив затем арестанта продолжить путь. И, шагая по узкому безлюдному коридору, слабо освещенному электрическими лампочками, висевшими под самым потолком, Берквадзе, механически переставлявший ноги, лихорадочно обдумывал свое положение. Он мог обмануть безразличием следователя, но только не себя, готовый кричать, рвать зубами глотки тех, по чьей вине прежде преуспевающий бизнесмен, нефтяной магнат, очутился здесь. внезапно сознание бервадзе пронзила мысль, настолько простая и ясная, что он удивился, как прежде не додумался до этого
– Дай телефон! – Гоги обернулся к своему конвоиру, требовательно протянув руку.
– Что? – Надзиратель от удивления выпучил глаза, едва не налетев на внезапно остановившегося арестанта. – Ты что, спятил? Не разговаривать! А ну шагай вперед, живо, пока по почкам не получил!
– Ты на кого тявкаешь, щенок, – рявкнул вдруг Гоги Берквадзе, и эко его крика улетело прочь по длинному, казавшемуся бесконечным, коридору следственного изолятора. – Забыл, кто перед тобой, сопляк? Дай мне эту чертову трубку, живо!
Их взгляды встретились. Охранник следственного изолятора был уверен в себе, он знал, что защищен законом, служит закону, и был потому уверен в своей правоте. Но перед конвоиром стоял тот, кто смог подняться над этим законом, тот, кто не утратил уверенности в себе, даже очутившись на тюремных нарах. В этом человеке надзиратель, молодой парень, не успевший еще познать жизнь во всех ее проявлениях, ощущал дикую, звериную силу, которой невозможно было сопротивляться.
– Дай мне телефон, – медленно, растягивая слова, повторил Берквадзе, уставившись в глаза охраннику и прочитав в его ответном взгляде зарождающуюся неуверенность. Этот парень сейчас осознавал, что для того, кто посягнул на первое лицо страны, не станут серьезным препятствием тюремные стены, если только он пожелает отомстить.
Конвоир нервно сглотнул, по лицу его прошла судорога, и парень опустил глаза, признавая себя побежденным в этой схватке. Он почувствовал почти осязаемую мощь вожака, свирепую силу, как прежде чувствовали ее многие, не смея проявлять
– В-вот, – надзиратель вытащил из кармана камуфлированных штанов трубку мобильника, протянув ее Берквадзе. Помолчал, и потом, как-то неуверенно, добавил, потупив взор: – Пожалуйста.
– То-то, сопляк, – оскалился Гоги, когда надзиратель отступил на шаг назад. Сейчас парень, который запросто мог сломать Берквадзе шею, даже не вспомнил о своей дубинке, полностью подавленный чужой волей.
Нужный номер опальный владелец "Нефтьпрома" помнил наизусть, ему не требовались записные книжки. Несколько касаний клавиатуры, слишком миниатюрной для толстых пальцев олигарха – и в динамике раздались сперва гудки, а затем чуть удивленный мужской голос:
– Слушаю. Кто это?
Берквадзе усмехнулся. Конечно, номер, который увидел его собеседник, был тому прежде не знаком.
– Это я, Гоги, – назвался олигарх. – Здравствуй, Виктор.
Виктор Кваснов, главный аналитик уже переставшей существовать компании, этакого государства в государстве, был сейчас единственным человеком, которому мог по-настоящему доверять Берквадзе, единственным, кто сам, несмотря ни на что, верил в своего начальника и товарища. И пусть Кваснов не имел в своем распоряжении несколько десятков до зубов вооруженных боевиков, готовых послушно выполнить любой приказ, он мог кое-что, не менее важное, умея не только анализировать изменение объемов производства и предсказывать колебания котировок ценных бумаг.
Кваснов мог помочь сейчас. Это был организатор с раскованным мышлением, вполне могущий реализовать план, несколько секунд назад родившийся в сознании самого Берквадзе, видимо, подстегнутом невеселыми мыслями о гостеприимных колымских лагерях.
– Мне только что предъявил обвинение, – сообщил Гоги. – Я хочу нанести ответный удар.
– Тебе мало того, что уже сделал?
– Молчи и слушай, – рявкнул Берквадзе. – Это будет удар в самое сердце, не только по Захарову и его прихвостням из "Росэнергии", но и по президенту. Нужно скомпрометировать Швецова, ославить его на весь мир. И я знаю, что надо делать. Уверяю тебя, почти никакого криминала, но эффект, если дело выгорит, будет ужасным… для них.
– Провокация? – догадался Кваснов.
– Да. Именно так. Причем у нас очень мало времени, неделя, может, две, а потом начнется процесс. Нам нужен общественный резонанс, истерика, шок. Общественное мнение – сильное оружие, если знать, как им пользоваться, а, главное, выбрать нужный момент и подать все под соответствующим соусом.
– И ты знаешь, как все это обеспечить?
– Знаю, – подтвердил Гоги, не замечавший переминавшегося в сторонке охранника, не думавший, что тот может хоть что-то слышать, просто не принимавший его в расчет. – Устроим шоу, благо, подходящая сцена недалеко, в Подмосковье. И актеров там хоть отбавляй. Но нужна твоя помощь, Виктор. Отсюда мне очень сложно чем-то руководить, а осечки мы допустить не можем.
– И если дело выгорит, что тогда?
– Тогда мы получим все, что у нас отняли, и еще столько же, – хищно ощерился в трубку Гоги Берквадзе. – Можешь верить мне, Виктор. Но нужно сперва все подробно обсудить. И сразу предупреждаю, придется попотеть.
– Что ж, я готов. – Кваснов не колебался ни мгновения – его преданность опальному боссу не была показной. – К тебе можно попасть?
– Не беспокойся, этот вопрос решаемый, – довольно усмехнулся Берквадзе. – Главное, приди. Черт, они думают, что одержали победу! Нет, моя война еще не закончена. Мы победим, Виктор, только мы!