День радости на планете Олл
Шрифт:
Но в воображении его встала жуткая картина народного волнения: народ требует показать ему ребенка, возможен бунт.
И он начал осторожно, как бы издалека:
– Мы не дадим тебя в обиду! Но и ты будь подобрее.
– Они лезут сюда с кинокамерами!
– женщина расправила на себе складки платья, словно бы только что изгнала телерепортеров.
– Народу необходимо видеть твою дочь каждый день на экране. Она наша Великая Надежда! А тут ходят всякие слухи.
– Слухи распространяют журналисты да старухи из дурацкого "общества". Они уже оставили девочку
Глава закивал головой, говоря:
– Это временно, пока девочка подрастет, я поставлю в Сенате вопрос о возвращении в семью твоего мужа! Конечно, надо получить разрешение врачей...
Она резко отвернулась...
– Я не пущу сюда докторов!
– Ай-яй-яй, ты не хочешь принимать лекарства?
– укоризненно продолжал Глава.
– Лекарство вредно влияет на мое молоко!
– Врачи лучше знают, - возразил он.
– Они замучили нас надзором! Когда надо будет, я их позову!
– Так нельзя, - Глава насупился.
– Они опытные специалисты. Ты единственная женщина, которая сумела родить ребенка... Мы не можем тебе позволить распоряжаться дочерью... В твоей дочери судьба нашего народа! Понимаешь! Судьба всего народа!
– А почему другие женщины не рожают?
– мать топнула ножкой.
– Пусть ученые помогают другим!
– Ученые работают над проблемой, - утешая мать, продолжал Глава. Вероятно, им удастся дать плодовитость молодым матерям...
– Ага, вы скрываете от меня! Я одна с ребенком?
– с вызовом и обидой проговорила она.
– Вот вы до чего довели вашу заботу о потомстве! Вы обманщики и мошенники!
– Тихо!.. Береги свое здоровье и здоровье дочери, - ответил Глава, пытаясь уйти от начатого разговора.
– Сенат лучше знает, как быть...
– Ничего вы не знаете!
– закричала мать.
– Ну, ну, успокойся, а то мы лишим тебя...
– Нас, молодых, слыхать, осталось человек десять, - заговорила она спокойнее.
– Мы еще можем рожать. Но вы отняли у меня мужа?
– Сенат наложил запрет на подобные разговоры!
– возмутился Глава.
– Вы своими действиями довели народ до бунта. Взгляните в окна.
– Но это же старики и старухи! Разве я виновата, что у них нет детей?
– Мы все смертны от рождения - я, ты, они. Люди рождаются и умирают. Так было всегда: рождение и смерть, смерть и рождение. Эти две великие силы природы, обновляющие жизнь, прошли через сотни поколений человечества. И можно было смириться с неизбежностью смерти своей, твоих родных, близких... Но теперь, когда нет рождения, сознавать, что умирает все человечество, - это невыносимо! Это жутко, невыносимо...
Она слушала, не перебивая, закрыв глаза. Когда он умолк, она еще долго была неподвижной, словно ушла в свои далекие думы. Потом вдруг заговорила быстро, с волнением, словно защищаясь от наваждения:
– Я не виновата в этой жуткой истории! Мой муж не виноват! Зачем вы разъединили нас? Зачем разрушили нашу семью? Что вам надо от нас? Что?!
– Ты говоришь: оставьте в покое семью! Семье мешает общество. А ведь семья - частица общества! Как волосок в хлебном поле. Как капля в океане.
Она стояла у окна и глядела на мертвые деревья, которые когда-то были садом. Сейчас их обуглившиеся стволы и сучья с облезлой корой напоминали заколдованных чудовищ из страшной сказки, воздевших к небу в застывшем стоне свои многочисленные руки-ветви, словно молили небо о пощаде.
Стояла середина мая. Когда-то здесь в это время деревья распускали листву. Она была зеленая, нежная, как пух, и радовала глаз приходом весеннего возрождения природы. В зеленой густоте крон копошились, пели, щебетали, устраивая гнезда, птицы. Их было много тогда, разных птиц, и в воздухе непрерывно звучали их восторженные крики. Особенно шумливыми были воробьи, эти вечные спутники человеческого общежития. Но об этом она едва-едва помнит из детства.
А в первые летние дни, когда природа поднималась новой волной жизни и начиналось ее бурное цветение, воздух наполнялся чудными ароматами. Пчелы, шмели, целые рои других насекомых лакомились нектаром цветов и неустанно трудились, заготавливая дары лета на зиму.
Сейчас не было цветения, не было ароматов; в воздухе, нависнув, застыл ядовитый смог, смешение трупного зловония с резким запахом электрического разряда и нефтяной гари.
Глава, глядя на нее, тоже вспомнил, как после смертоносного удара посыпались с неба на землю мертвые птицы. Сотни, тысячи, миллионы, миллиарды мертвых птиц: соловьи, сойки, зяблики, клесты, воробьи, голуби, чайки, журавли, гуси и другие представители великого семейства пернатых.
Глубокий вздох матери вывел Главу из тяжких размышлений и вернул в реальный мир. Он подошел к молодой матери и погладил ее по голове.
– Хочешь, я расскажу тебе сказку?
– в порыве нахлынувшего доброго чувства предложил он ей.
– Интересную сказку...
– Сказку? Где добро побеждает зло?
– спросила она.
– Да, да!
– подтвердил он.
Она поморщилась:
– Не хочу! Сказки - это обман. Их выдумали люди себе в утешение. Кукушка: "ку-ку! ку-ку!" Дятел: "тук-тук-тук!" А птицы поют: "вью-вью-вью! чиу-чиу-чиу! фьи-фьи-фьи!" На полянке - ягодки красные. Тихо: возле пенька зайчик сидит. И ежик бежит к ежатам...
От ее "веселости" у Главы заколыхалось в груди. Чтобы не выдать подступивших слез, он, отвернувшись, давил на глаза кулаками. А она его спросила:
– Вы меня не слушаете?
– Ничего! Скоро ученые обязательно восстановят все леса. И там будут опять бегать зайцы, ежики, летать комары! Ученые все могут! Им ничего не стоит восстановить все это!
Она соскочила с дивана и с раздражением, непонятным для него, прокричала с надрывом:
– Не говорите мне про них!
В недоумении взглянув на нее, он постарался переменить тему.