День рождения мертвецов
Шрифт:
— Вы уверены, что мне не стоит…
— Рона, вперед.
С мгновение она постояла, поджав губы, затем кивнула и, сунув руки в карманы, вышла из кухни, насвистывая веселенькую мелодию.
Я встал, закрыл кухонную дверь и неспешно прошелся но кухне, открывая полки и копаясь внутри. Кухонные полотенца. Подносы и подставки. Залежи всякой всячины.
— Хорошо у тебя здесь, Итан. Очень элегантно.
Столовые приборы… Достал острый нож для стейка и вилку. Следующий ящик — кухонные принадлежности. Прихватил тяжелую деревянную скалку. В последнем
80
Крем-брюле (фр. cr`eme br^ul'ee), буквально обожженные сливки — десерт из заварного крема с карамельной корочкой.
— Слышал про Дейва-сделай-сам? Уже восемь человек убил. Пытает их. — Я разложил свои находки на столе напротив Итана. — Его называют «сделай сам» потому, что он никогда ничего не приносит с собой, пользуется только тем, что находит в доме у жертвы.
Я взял нож и ударил им в крышку стола Когда я его отпустил, он стоял вертикально и колебался.
— Ммммммммммффмммммфффф!
— Да, я так и подумал, что ты это скажешь.
Я достал наручники — сверкающие кольца из нержавеющей стали с жесткой пластиковой перемычкой посредине. Пристегнул правую руку Итана к стулу, затем расстегнул наручники Роны на одной стороне, так что они свисали у него с левого запястья.
Схватив пластиковую перемычку, резко вздернул его руку на стол.
— Ммммммммммффф!
Пятерня заскребла по деревянной поверхности, как будто рука пыталась убежать. Это была не самая замечательная мысль.
Скалка была большая и увесистая.
— Ты у нас левша, Итан, так что ли? Левачок?
— Ммммммммннггг…
Его глаза заметались со скалки на меня и обратно. Лоб покрылся каплями пота и заблестел. Еще сильнее завоняло чесноком.
— Значит, ты этой рукой себя ублажаешь, когда фантазируешь, как избивал мою жену. — Я поднял скалку. — Я тебе что сказал в прошлый раз?
Он уставился на меня глазами, блестящими от слез:
— Ммммммттггннндд… мммннгггнннгг!
Врезал скалкой по тыльной стороне его руки. Мою руку пронзила боль — от суставов до самого плеча. Звук от удара эхом отозвался по всей кухне.
Небольшая пауза.
Затем Итан завопил под кляпом, дергаясь взад и вперед на стуле, не в силах освободиться.
Не стоило его за это винить — должно быть, несколько костей было сломано.
— Ты ведь обещал в прошлый раз, так ведь? Ты обещал, что никогда больше не приблизишься к Мишель и Кети. — Еще один удар скалкой.
Еще один вопль.
— Сожми руку в кулак. Живо.
— Ммммммммммффф! Мммммллмфф!
— СОЖМИ РУКУ В КУЛАК, ТВОЮ МАТЬ!
Его рука тряслась, пальцы дрожали и дергались. Наконец он сжал их.
— Ублюдки вроде тебя похожи друг на друга. Вы думаете, что женщины должны умолять вас, не так ли? И вы думаете, что можете делать с ними все, что вам заблагорассудится, потому что вы такие большие и особенные.
Я вмазал скалкой по костяшкам, да так сильно, что вилка с горелкой, подпрыгнув, упали со стола на пол.
— МММММММММММММФФФННННННН! — По лицу покатились слезы. Звук шаркающих по покрытому плиткой полу ступней. — ММММММММММФФННН!
— Знаешь что, Итан? Мне так кажется, что тебе это весьма по душе. — И еще раз скалкой, вложив в удар весь свой вес.
— ММММММММММММММФФФФФНННН!
Я бросил скалку, и она ударилась о поверхность стола. Его рука начала опухать, кожа на ней стала ярко-красного цвета, из того, что осталось от костяшек, сочилась кровь.
— Ммммммммммммнннффф… Ммммммммммнннффф…
Голова откинута назад, глаза зажмурены, по лицу текут слезы, дыхание со свистом вырывается из перебитого носа.
Я снял наручники, и он, качаясь взад и вперед, прижал к груди раздробленную руку.
Я налил в чайник воды и поставил на плиту. Подождал, пока Итан прекратит рыдать.
— У Мишель шрамы на теле, ты это знаешь? — Три кружки из серванта, один чай, два кофе. От кипятка над каждой поднялось облако пара. — Я видел фотографии из дела. Что это было, сигара? Для сигареты ожоги слишком большие.
— Ммммммммннфф… — Голос тихий и низкий…
— Единственная причина, почему ты не гниешь еще в неглубокой могилке, — потому что Мишель умоляла меня не делать этого. Ты можешь в это поверить? Не хотела твоей крови на своих руках, даже после всего того, что ты с ней сделал.
Холодильник на кухне был американский — такая модная хреновина. Плеснул молока в чай и в одну чашку с кофе.
— Я хотел порезать тебя на куски, как воскресный ростбиф. Мало того что ты переехал в мой собственный дом, твою мать, так ты еще такие подлянки вытворяешь? Мне насрать, кто твой панаша, и если я только узнаю, что ты притронулся к Кети, тебе конец — никакие просьбы тебе больше не помогут. Понял?
Я взял стул и сел напротив. Откинулся на спинку. Два кофе, один чай. Я поставил их на стол, не особо заботясь о подставках. Знал, что Итан не будет возражать.
— Ты отдашь мне свою машину, Итан. Скажешь, где регистрационные документы, и отпишешь мне свой «мерс». А потом скажешь, где хранишь наличку. Ты же хранишь здесь наличные деньги, ведь правда, Итан?
Он скорчился на стуле, обнимая руку:
— Мммннннфффф…
— Да, готов поспорить, что хранишь. И ювелирные украшения тоже. Ты все это мне отдашь, и будешь очень благодарен, что я приму это из твоих рук. Ну… из руки.
Глаза Итана над кляпом сузились, щеки зарозовели.
— А на тот случай, если ты вдруг подумаешь: «Почему я должен отдавать что-нибудь этому ублюдку? Почему бы мне не позвонить в полицию?» — Я сунул руку в карман и вытащил пистолет. На удивление тяжелый для такой небольшой вещицы. Минуты две провозился вчера вечером, чтобы собрать его. — Вот это вот видишь?
Сипение прекратилось — он сдерживал дыхание.
Я передернул затвор, посылая патрон в ствол.
Глаза Итана полезли на лоб.