День рождения
Шрифт:
Миннигали подстегнул лошадь. И сани легко заскользили по снегу. Под размеренный бег лошади Миннигали вспомнились рассказы отца о гражданской войне, некогда гремевшей в этих местах. Гордость за свою страну переполнила его сердце, и он громко запел:
Широка страна моя родная…
Безмолвный лес далеко разносил его звонкий голос, слова любимой песни.
XIII
После того как Миннигали
Вот и теперь, видя, что Миннигали примостился па парах и что-то пишет, Тимергали подтолкнул задумавшегося братишку:
— Стихи сочиняешь?
— Рашида просила. В альбом.
— Уж не в нее ли ты теперь влюбился? — Тимергали сделал удивленные глаза. — А как же Алсу-Закия?
— Да это просто так. — Миннигали покраснел: — Разве нельзя по-товарищески стихи па память написать?
— Можно, конечно. Ты лучше скажи, как твои сердечные дела?
— Все так же.
— Она знает, что ты любишь ее?
— Нет, — сказал Миннигали, — не знает.
Миннигали так быстро сказал «нет» потому, что после той ночи, когда искали краденые тетрадки, он был уверен, что Закия знает, должна знать, что он любит ее.
— Ну, если этого не знает Закия, то она единственная, кто об этом не знает, — улыбнулся Тимергали.
— Кроме тебя, никто не должен об этом знать! — встрепенулся Миннигали. — Ты мой секрет никому пе открывал?
— Что, не доверяешь мне? Ты бы лучше следил за собой. Ходишь задумчивый, сам не свой, поешь песни влюбленных, сочиняешь стихи. Это сразу заметно.
— Да, почему-то последнее время все ребята как-то странно поглядывают на меня… Как я подойду, подмигивают друг другу. Даже Зоя-апай как будто знает, смотрит и немножко улыбается, После школы зашел к отцу в пожарку. Он так хитро усы свои погладил и говорит: «Сынок, ты очень изменился. Уж пе влюбился ли ты, как шутили в старину, в какую-нибудь «вшивую головенку»?» Я даже сначала подумал, что это ты отцу проболтался. Признавайся лучше, никому не сказал?
— За кого ты меня принимаешь? — усмехнулся Тимергали. — Просто характер у тебя изменился. Был маленький, стал большой. Да еще, влюбился на свою беду. Неудивительно, что все это видят…
Миннигали и сам замечал, что с тех пор, как полюбил Закию, мечтает о ней, он действительно изменился. Стал, например, отставать по некоторым предметам в школе. Меньше общался с товарищами, боясь, что они разгадают его сердечную тайну. После того неудачного вечера к За-кие даже близко пе подходил и, если приходилось разговаривать с ней, принимал самый беспечный вид. А сам переживал и порой мучился без сна. Как-то ночью мать даже подошла к его постели:
— Сынок, что с тобой, не бредишь ли? Скажи «бисмилла» и сплюнь на все сторопы, тогда уснешь, — посоветовала она.
Отец рассердился:
— Что ты к нему пристаешь? Не болеет оп! Каждый парень в его возрасте так болеет…
«Да, сомнений никаких не может быть, — думал Миннигали. — Все уже знают об этом. Ну и хорошо». Значит, оп настоящий влюбленный. А что делают настоящие влюбленные? Они поют песни, сочиняют стихи и еще пишут письма. Писем Миннигали до сих пор не писал.
«Надо написать письмо». Миннигали вытащил из сумки тетрадь, подаренную директором школы.
Как начать письмо?
«Алсу-Закия, милая…» Нет, не годится. «Сердце мое, ненаглядная…» Так тоже не пойдет. Надо найти самые нужные слова. Догадка мгновенно осенила Миннигали. Он схватил том Тургенева и лихорадочно начал искать. Ага, вот. Вот какое письмо писал один небезызвестный тургеневский герой. Этот молодой человек был тоже влюблен. Правда, девушку зовут Джемма… Имя не так уже трудно заменить. Вместо короткого «Джемма» читать «Алсу-Закия». Да еще перевести на башкирский.
Получится примерно так…
«Закия, милая. Я нашел в себе смелость… — Как верно угадал Тургенев — именно надо найти смелость, чтобы написать письмо любимой! — Я нашел в себе смелость сказать вам про свою любовь. Я люблю вас от всего сердца. Вы моя первая любовь. Это чувство вспыхнуло во мне неожиданно. У меня на сердце ничего больше нет…» Что-то не то… Что же мешает?
Мешает это «вы»! Да и вообще написанные другим человеком слова не могут передать то, что он чувствует.
Миннигали скомкал бумагу и бросил в огонь под казаном. Он написал письмо по-своему. Но через пекоторое время порвал и его. Так повторялось много раз. Письмо не получилось.
Мать, резавшая лапшу на доске, пожурила:
— Сынок, зачем ты тетрадь портишь?
Миннигали спрятал тетрадь и книги в портфель и вышел из дому.
Тихий морозный день. Звонко скрипит под ногами снег. Не дождавшись наступления темноты, на небо высыпали звезды. На улице ни души. Все наверно, в кино.
Для сельских жителей кино — большой праздник.
Достаточно было Гибади один раз проехать деревню из конца в конец, сидя на лошади в вывернутом наизнанку тулупе, и прокричать: «Кино! Кин-о-о! Идите в кино-о!» — как все жители сбегались в маленький — клуб. Зимой кино — редкость.
Он добрел до клуба. Кино еще не кончилось, и Миннигали снова пошел бродить по пустынной улице, поджидая друзей. Ему стало скучно, и он вернулся к клубу.
Окна клуба были занавешены. Он пытался подсмотреть, что делается внутри. Но ничего не было видно, на занавеске только прыгали тени ребят, крутивших динамо-машину.
Минпигали подергал дверь. Закрыто. Он обошел клуб и натолкнулся на Тимергали, который с кем-то разговаривал и даже, кажется, спорил.
Миннигали прислушался.
— Получается так, — говорил собеседнику Тимергали, — парень уезжает в город учиться, и прощай! Но ведь недаром есть поговорка у нашего народа: даже когда уезжаешь, не забудь засеять свою землю.
— Я не забываю свои края. Каждый год в аул приезжаю. И буду всегда ездить.
Когда говорившие повернулись, Миннигали узнал в собеседнике одноклассника Тимергали, с которым тот учился еще в младших классах. Одноклассник приехал из Уфы. Спорили они, несомненно, о чем-то очень важном, даже пе обращали внимания на Миннигали, который пристроился и стал ходить за ними.