День счастья — завтра
Шрифт:
И с литературой. Пиши что хочешь. Например, я бы написала; «Небо было голубым. Но неоднородно голубым. Если бы человеческая кожа была голубой, то это небо было бы похоже на целлюлит в поздней стадии».
Круто? А кому не круто, у того, значит, просто нет художественного вкуса.
Человечеству свойственна стадность. А про тех, кто выбивается, говорят, что они — ненормальные. Да здравствуют сумасшедшие! Без них было бы так скучно!
Интересно, а я — сумасшедшая? Надеюсь, что да.
Я щелкнула телевизионным пультом.
Три магазина «Нежной розы» охраняло мое агентство.
Настоящий бизнес. Так здорово, что даже не верится, что за это еще и могут платить.
Я решила, что первую же прибыль потрачу на огромный красивый памятник Машке. Можно заказать проект какому-нибудь художнику.
Художнику-монументалисту Церетели. Рома когда-то знакомил меня с ним. Очаровательный старикан. В него была влюблена Лайза Миннелли. Но он вряд ли согласится делать памятник Машке.
Все-таки странно, что Машки нет. Ни на одном уголке земного шара Машки нет. А где же она тогда? Когда умирает очень близкий человек, легко поверить, что его просто не существует. Потому что если бы он был, то был бы рядом. Обязательно рядом. А когда не очень близкий… просто кажется, что он куда-то уехал. На время. Может быть, даже навсегда.
Машка, вернись!
Блондин позвонил ровно в 12.15. Что было странно. Он оказался единственным из наших женихов, кто позвонил ровно в 12.15. Все остальные звонили в 12.18, в 12.25, в 12.40. Все остальные сразу хотели продемонстрировать свою значимость. Блондин не хотел. Из чего мы сделали вывод, что он — самоуверенный тип с манией величия.
Он позвонил в тот момент, когда Анжела сидела в офисе и обсуждала с шефом перспективы своей работы. Точнее, возможность того, что она все-таки будет получать зарплату. Прямо перед ней на столе лежал телефон. Она не сводила взгляда с цифр, показывающих время.
12.13.
— Сереженька, я же не могу работать бесплатно. Это тупо, в конце концов.
— Ты учишься и набираешься опыта.
Если Анжелиного шефа их теперешний разговор и тяготил, то он изо всех сил старался быть серьезным и этого не показывать.
12.14.
— Да мне стыдно друзьям сказать, что я работаю бесплатно. Знаешь, сколько парковка у вас тут стоит? А обеды? А бензин? А мое время, в конце концов?
— Парковка у тебя бесплатная. Обедать ты можешь в столовой. А сколько стоит твое время, я как раз и пытаюсь понять.
12.15.
Телефонный звонок. Анжела хватает трубку.
— Алле, — говорит она максимально сексуально, вспоминая выразительный взгляд блондина. — Привет.
Шеф вздохнул и украдкой посмотрел на часы. Анжела не обращала
— Хорошо. Да. Что? Меня зовут Анжела… Спасибо…
Шеф поднял на свою сотрудницу удивленные глаза. Анжела откровенно заигрывала с телефонной трубкой, теребя цепочку у себя на груди.
— Да. А тебя как зовут?
Они ведь действительно не познакомились с блондином.
Шеф раздраженно постучал пальцем по циферблату часов. Анжела сделала плавный жест рукой, словно отпуская его. Они находились в кабинете ее шефа. Он огляделся по сторонам, словно для того, чтобы убедиться в этом наверняка.
— Но мы же не будем устраивать из нашего ужина романтическое свидание, — щебетала Анжела в трубку тот текст, который она обещала нам заранее, — мы же возьмем с собой друзей?
Шеф вышел, хлопнув дверью.
«Скандинавия» оказалась шумным местом, напоминающим пивнушку где-нибудь в Мюнхене.
Жалко, что как раз сегодня я решила начать худеть. Как всегда, некстати. Я заказала салат рукколу. Анжела — моцареллу.
Наши ухажеры оказались футболистами. Бывшими.
Минут двадцать мы слушали комментарии к последнему матчу. «Спартак» проиграл, потому что кому-то дали желтую карточку.
Мы засобирались домой.
Блондина звали Денис. Он сказал, что если нам про футбол не интересно, то они, в принципе, могут не говорить о нем.
Эту жертву мы приняли как должное.
Мы с удивлением обнаружили, что они могут говорить не только о футболе, но и с почти таким же энтузиазмом — обо всем остальном. Этот вечер разрушил мои представления о спортсменах: раньше я была уверена в том, что все они недалекие и ограниченные анатомические модели.
Хотя я лично не против фигур, по которым можно изучать анатомию. А очень даже за.
Анжела влюбилась. Она говорила гадости и цинично шутила, что было у нее всегда первым признаком зарождения настоящего чувства.
Когда Денис назвал свою фамилию, она показалась известной даже мне, вообще далекой от спорта.
Анжела распахнула глаза и мило спросила:
— А разве это не метатель дисков? Я всегда смотрела эти соревнования по телевизору.
С тех пор мы называли Дениса Метателем Дисков. Он об этом не знал.
Позже мы стали называть Анжелу Метательницей.
А они оба вместе были Дискометы.
Денис проводил Анжелу домой, и они целовались в машине. Часа полтора. Потом они поднялись к ней.
Анжела протянула ему связку ключей и попросила помочь открыть дверь. Но не сказала, что это ключи от родительской дачи. Потому что сцена, исполняемая сейчас на лестничной клетке, была для Анжелы отработанной и даже имела название: «Заведенный и обескураженный жених отправляется домой».
После тщетных попыток вставить ключ в замочную скважину Денис прокомментировал происходящее с использованием ненормативной лексики.