День Суркова
Шрифт:
Глава 5
Время двинулось вперед и снова остановилось. Прошла одна секунда, или прошел год? Оно (время) колыхнулось, словно ветер пошевелил и перевернул страницу. Снова тишина. Пауза, в которой очень тяжело определить ее промежуток. Там, где находился Сурков, не было ни времени, ни пространства, не было и его самого. Бледная пустота казалась ровной и тихой. Прошел еще один год, еще одну страницу перевернула вечность. В бесцветном порыве чтото встрепенулось, колыхнулось, поднялось, опустилось и замерло. Суркову ничего не казалось, он не мог фантазировать и не мог думать. Он понял, что очередной толчок пересек серую мякоть пространства, как из координатной сетки выступила пена материи, как снова исчезла беззвучно, бесхитростно, бесцельно, глупо. Квантовый переход закончился, и снова по орбитам тупо летели электроны, пугая пространство геометрической правильностью своих орбит. Сурков почувствовал, что край его сознания улавливает серое пятно, как где-то боковым зрением он видит неоднородность материи, слабый изгиб времени и геометрической бесхитростности. Ему даже удалось сконцентрировать внимание и направить остывающую мысль в ту сторону, но, наверное, через неделю он понял, что больше не выдержит. Почувствовал размякшим, отяжелевшим и ужасно неуклюжим. Сурков выпустил себя из рук и тут же полетел спиной вперед, как если бы оттолкнулся от вертолета в затяжной прыжок. Падение было мягким, приятным и долгим. Месяцы сменяли друг друга. Зимой снизу поднимались мягкие белые крупинки, с завидной проворностью уносившиеся в серую мглу. Летом появлялся ровный рыжий свет, припекавший Суркову грудь и покрывавший ее приятной коричневой корочкой. Осенью шел листопад, гремела гроза весной, но все было схематичным, черно-белым и ненастоящим. Совершенно неожиданно Сурков вспомнил о пятне, и острая боль пронзила его шею и затылок. Он увидел ровный пол, угол, свою руку, подрагивающие кончики пальцев. Сознание вновь окружила серая мгла, но Сурков уже знал, что не даст ей завладеть собой. Он уловил серое пятно и направился к нему, пробираясь через дебри серой мглы, прилипавшей к рукам и ногам. Это были его руки и ноги. Суркову это знание далось немалыми усилиями. Как только их контуры обозначили себя, он попытался пошевелиться, и, о чудо, тут же появились шея и голова. Рука уже нащупала серое пятно, оно уже приобрело очертания, он мог его ощутить. Руки вновь подчинялись ему, еще робко и плохо слушаясь, но они уже тянулись, брали и поднимали то, что несколько месяцев назад выглядело как серый комок. Это была злополучная авторучка, хищно блеснувшая в полумраке и обнажившая перо. Золотой отблеск распорол пространство, как хорошо отточенный нож. Сурков поднес сигарообразное тело к носу, который жадно вдохнул запах чернил. Он подействовал как нашатырный спирт, сбросивший с сознания остатки пелены.
* * *
Сурков провел по стене пером, послушно оставившим за собой ровную черную полоску. Он еще минуту наслаждался сочетанием черного и серого, затем, как можно разборчивее, написал: 1) концепция Ада. Поразмыслив пару минут, он продолжил: Ад не может существовать без Рая. Это так же верно, как то, что белое не может существовать без черного, а горячее без холодного. Следовательно, это не может являться исправительным учреждением, учреждением наказания. Исправительное учреждение подразумевает коррекцию и наказание. Как, например, тюрьма. В тюрьму попадают антиобщественные типы, а выходят оттуда люди, осознавшие тяжесть содеянного, после чего они принимаются за социально-полезный труд, так как иначе жить уже не могут. Ад не похож на тюремное заведение хотя бы потому, что грешник, попавший сюда, подвергается наказанию вечно и лишен возможности раскаяться и осознать. Если гипотетически предусмотреть возможность реинкорнации, то возникает видимость осмысленности Ада, которая теряет всякий смысл, если учесть, что информация о потустороннем мире блокирована в реальном. Возможно, Высший разум имел более тонкий план и не собирался уговаривать души ублажать его при жизни. А наказание грешников выглядит весьма справедливым. Ведь если обнародовать информацию об Аде, абсолютное большинство грешников перестанут прелюбодействовать и воровать. Катастрофические последствия этого тяжело представить. Мир станет приторно-слащавым. Исчезнут войны, богатство и предательство. Любовь станет такой доступной, что непременно обесценится, как неизбежно обесценилось бы золото в результате его перепроизводства. Доброта перейдет качественный порядок, и жить, не греша, станет недостаточно. Технический прогресс при этом неминуемо затормозится. Люди перестанут накапливать материальные блага и проведут жизнь в уединении и молитвах. Такие последствия сделали бы смерть совершенно бессмысленной. Подавляющее большинство душ попадали бы в Рай, ничего не меняя, кроме своей оболочки. Да. Очевидно, что Создателя не устраивал такой исход, поэтому система Ада выстроена таким образом, каким она выстроена сейчас. Сурков почесал за ухом авторучкой, хмыкнул и продолжил: 2) Ад как система. Определенно, Ад является управляемой системой, такой, например, как армия. В ней существует порядок и иерархия. Отсутствие законов и правил неминуемо привело бы к хаосу, однако этого не происходит, значит, законы есть, они существуют на всем пространстве Ада, как в реальном мире существуют законы, которые я привык называть "законами физики". Однако законы, управляющие Адом, в корне отличаются от "законов физики" хотя бы потому, что возникли по разным причинам. Не секрет, что законы и правила направлены на обуздание хаоса. Порядок, существующий в Аду, является подсистемой взаимоотношения более крупной системы Ад-Рай. Возможно, Бог контролирует саму систему, а более мелкие подразделения управляют подсистемами. Ведь подразделения чертей, ангелов
– Стоп!
– воскликнул Сурков.
– Как же никто не контролирует? Ведь меня засадило как раз такое подразделение. Комитет по защите времени, если не ошибаюсь. Значит и законы физики можно нарушать. И за соблюдением этих законов кто-то наблюдает. Сурков стал усиленно вспоминать свой приговор, и все, что происходило на суде: "За нарушение законов физики, преступление против времени и потомков, создание парадоксов третьего уровня, властью данной мне Вселенной и Богом, а также по ходатайству Комитета по защите времени...". "Преступление против времени и потомков. Забавная ситуация. Я совершил преступление с помощью своих собственных потомков, но детей у меня нет и теперь уже быть не может, ведь я же умер? Или нет? Сурков осмотрел свои руки, ноги и туловище. Нет, похоже, умер. А раз умер, какая может быть праправнучка? А если нет праправнучки, какое может быть преступление? Я чего-то не понимаю". Такой простой и такой очевидный вывод привел Суркова в состояние сильного возбуждения. "Давай сначала. У меня есть сообщник, и раз он является моей праправнучкой, значит у меня должны быть дети. А может, они есть, но я этого не знаю?" Сурков стал оценивать вероятность последствий своих внебрачных связей. Вероятность показалась ему крайне незначительной, тем не менее, исключить ее Сурков не смог. "Это уже совсем скверно. Мало того, что у меня, возможно, есть внебрачные дети, так они еще и под монастырь подвели. Насчет детей это понятно - я тут и сам виноват, а насчет приговора... Что это за беспредел? Суд как пародия: ни адвокатов, ни доказательств. Где Вселенская справедливость?" - А судьи кто?
– закричал Сурков.
* * *
Сурков сам оценивал время, проведенное в карцере, как невероятно долгое. Год это был или столетие, он не мог определить, но то, что это было долго, он мог поклясться. Он дописал концепцию Ада и перешел к смыслу жизни, затем к смыслу смерти, потом к жизни, к смерти и, наконец, к самому смыслу. Выяснилось, что никакого смысла в смысле нет, даже если не подразумевать смысловой нагрузки в самих смыслах. Смыслов нашлось невероятное множество, и, разбирая оттенки, Сурков понял, что у него закончились чернила. Он пару раз заправлял ручку кровью, всаживая перо в вену, и обнаружил, что все, на чем можно писать закончилось. Сурков стер ладонью концепцию Ада, которая теперь казалась ему полной околесицей. Философский уровень, на который он поднялся, требовал все больше места на стенах. Сначала он писал через строчку, затем, расписав свои руки и ноги, Сурков обнаружил, что может составлять сложные алгоритмы, сочетая слова и буквы, заполняющие стены по вертикали, горизонтали и диагонали. Такой алгоритм сильно сжимал информацию, хотя и требовал долгого составления. Суркову некуда было спешить. В ближайшие несколько лет он составил труд, который назвал "КВЖ", что расшифровывалось, как концепция всего живого. Книгу он записал на ногте левой ноги в составленном им коде. Большую часть труда занимало название, так как к нему очень тяжело было подобрать индексы. Работа, наверняка, уместилась бы на полутора тысячах страниц обычного печатного текста, а сводилась она к тому, что в мире существует общая концепция развития, которая направлена от простого к сложному. О том, что эта концепция не обратима, и то, что она не может быть повернута вспять, как, например, живая материя не может эволюционировать в неживую, а нематериальный мир в материальный. Когда Сурков поставил точку на край ногтя, дверь камеры открылась. Черт Паркер возник на пороге так буднично, как будто оставил Суркова минуту назад.
– Пойдемте, Сурков, - сообщил он.
– Вам пора вариться.
– Скажите, Паркер, - спросил Сурков, - а вам не дали повышения?
– С вами дождешься, - удивил Паркер панибратской репликой Суркова.
– Вы ведь не за этим пришли? Паркер брезгливо посмотрел на Суркова и нехотя произнес: - Вы становитесь опасны, Сурков. Вялый от вас пострадал, но от меня этого не дождетесь.
– Неужели?
– Вот вам и неужели. Диалог Суркову показался суперстранным. Он решил, что обязательно узнает, почему Паркер перестал дистанцироваться с грешником, но это выяснилось гораздо быстрее. В Аду его ждал полный, лысеющий мужчина на вид лет пятидесяти, с коричневым портфелем из крокодиловой кожи.
– Меня зовут Михалай, - сообщил он.
– Гоша, - Сурков пожал протянутую ладонь, поймав себя на мысли, что впервые делает это в Аду.
– Я провожу расследование катастрофы.
– Ах, это, - разочарованно пожал плечами Сурков.
– Не только, - сообщил Михалай, очевидно, перехватив разочарованные мысли.
– В данный момент дело касается непосредственно вас. Вернее, вашего осуждения.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что вы незаконно были осуждены на пребывание в Аду, и ваше дело может быть пересмотрено.
– Хорошие новости.
– Для вас - хорошие новости, а для меня - большие хлопоты.
– Я же понимаю, это ваша работа, - медленно ответил Сурков, понимая, что Михалай клонит в сторону авторучки.
– Я, разумеется, выполню работу, но это может занять весьма продолжительное время.
– А в чем заключается ваша работа? И к чему это может привести?
– Вам могут снизить жесткость наказания или даже перевести в Рай.
– Не смешите меня, Михалай. Мне уже рассказали, что здесь почем. Небрежность Суркова была такой искренней, что Михалай купился на нехитрую уловку и, достав из кожаного портфеля скоросшиватель и стопку серых листов, предложил: - Пишите.
– Что?
– Заявление в Оправдательный комитет.
– Форма есть?
– Я вам продиктую. Пишите: О, Боже, от раба твоего. ФИО. Дальше незаслуженно осужденного в грешники номер такой-то, от такого-то числа. Дальше. Прошу рассмотреть мою просьбу о пересмотре дела номер такойто. Номер спишите со скоросшивателя. От такого-то числа. Дальше. Михалай продиктовал Суркову короткое заявление, после чего дважды перечитал его и, облизнувшись на авторучку, спрятал в портфель. Спустя десять суток, Суркова вытащили из кипящего масла посреди наказания. В раздевалке его ждал довольный Михалай, помахавший перед носом Суркова голубой бумагой.
– Вот решение о пересмотре.
– Шутите?
– Не шучу. Одевайтесь и едем.
– Куда?
– До суда вы переводитесь в изолятор. Будете на легких работах, почти как при жизни.
– Как на химии?
– предположил Сурков.
– Что-то в этом роде. Сурков смыл с себя масло и, взглянув на ящик с номером тринадцать, зашагал вслед за Михалаем.
– Если бы не ваш подрыв, - заметил Михалай, - варится вам здесь вечность.
– При чем здесь подрыв?
– Начальство требует соблюдать элементарные меры безопасности, после каждого такого случая проводится расследование.
– А я тут при чем?
– У вас в деле написано, что вы осуждены за преступление против времени. За такое послежизненное не дают. В худшем случае - исправиловку или привидение.
– Что значит исправиловка, что значит привидение? Михалай снисходительно посмотрел на Суркова.
– Надеюсь, вы понимаете, что не все души делятся на отъявленных мерзавцев и святых.
– Понимаю.
– Есть еще градации серого и, если вы успели заметить, нижние уровни ада более строги, а верхние - менее. Под вами, Сурков, находятся биллионы уровней, забитых грешниками, как сельдь в бочке, а температура достигает нескольких тысяч градусов. Там и жарить никого не надо. Вы же находились в относительно комфортных условиях. Но есть и верхние уровни, где работают такие как я, допустившие незначительные грехи.
– Что вы сделали?
– Я хохол, - ответил Михалай.
– Работали адвокатом?
– Следователем. А вы, Сурков?
– Программист. А разве этого нет в деле?
– Это к делу не имеет отношения.
– Странно. Я-то полагал, что все имеет отношение.
– Ад переполнен. Если заносить в базу данных биографию каждого грешника, придется содержать огромный штат сотрудников.
– А как же всевидящее око?
– Вы вроде бы взрослый человек, даже умерли, а в сказки верить продолжаете.
– Но я...
– Не верьте - сами все увидите. Сурков с Михалаем миновали большой грот и вышли к станции метро. Они сели в подошедший поезд и, проехав семьдесят шесть остановок, вышли на станции "Лифтовая". Там находился огромный, по мнению Суркова, терминал для транспортировки грешников и чертей вниз и вверх, а проще говоря, лифты. К ним выстроилась немаленькая очередь, и два часа Суркову и Михалаю пришлось ожидать посадки в квадратную кабину. Кабина заполнялась моментально, и Сурков очень опасался, что Михалай потеряется в толпе. Михалай ловко прижал черта своим животом, створки прижали его спину, кабина дернулась и понеслась вверх. Сурков почувствовал, как у него закружилась голова, что-то упало внизу живота, тошнота поступила к горлу. Когда на очередном уровне кабина наполовину опустела, тело Суркова соскользнуло вниз и распласталось на полу.
* * *
– Отравление, - сообщил Доктор в сером халате.
– Чем же он отравился?
– спросил Михалай.
– Смотрите сюда, - предложил Доктор.
– Он очертил окружность на спине Суркова, который был буквально распят над большой газовой горелкой. Доктор покрутил регулятор газа, и пещера наполнилась запахом паленого.
– Предмет почти правильной кубической формы.
– Вы так его не спалите?
– Да, - согласился Доктор, - рентген у нас ни к черту. Можно сделать УЗИ, но уже сейчас могу определенно сказать, что потребуется хирургическое вмешательство.
– Доктор, я не могу его везти в таком виде.
– Вот что, помогите мне, - Доктор расстелил на камнях серый лист газетной бумаги, забросал его кусками старой копировки и при помощи Михалая уложил Суркова животом вниз. Он достал со стеллажа кувалду и от души принялся молотить Суркова по спине. Некоторое время спустя, он перевернул Суркова и с любопытством стал рассматривать отпечатки на бумаге.
– Это сухарик, - констатировал он.
– О, черт!
– Михалай всплеснул руками.
– Что же делать?
– Пусть полежит у меня пару дней. Если улучшений не будет, сделаем операцию.
– А если будет?
– Возможно значительное улучшение. У меня были случаи, когда души с посторонними предметами внутри поднимались почти до поверхности. Правда, долго там не задерживались.
– Как знаете. Михалай ушел, а Сурков провалялся на камнях до вечера. Два санитара отнесли его в хорошо освещенную пещеру и положили на металлические нары. Через два дня он открыл глаза и долго крутил головой, вспоминая, что с ним произошло. "Что может произойти с душой, если она бессмертна?" - думал Сурков. Еще одна нестыковка, от которой было особенно тошно. "Я могу понять, что душа страдает, может быть черной, серой и всякой там другой, но то, что с ней может происходить такое..." Сурков попытался встать и увидел Вялого, вернее то, что когда-то было Вялым. Черт, лежащий на соседней кровати был плоским как блин и сильно напоминал ската.
– Что смотришь?
– спросил он плоским ртом.
– Вялый?
– спросил Сурков.
– Плоский, - ответил Вялый. Суркову стало нехорошо, и он снова лег на кровать.
– У тебя есть повод бояться, - прошипел сосед.
* * *
Сурков помнил, что самая страшная угроза в Аду - это ее отсутствие. Вялый угрожал Суркову, значит опасаться было нечего, и Сурков спокойно лежал на кровати, переживая тошноту. Вялый, очень похожий на туристический коврик, пытался подползти к Суркову. Он шевелил плоскими губами что-то вроде: "Я отомщу, я отомщу". В конце концов, Суркову это надоело, и, скатав Вялого в трубочку, он засунул его между кроватью и стеной. Утром пришел Доктор и осмотрел Суркова. Он назначил ультразвук, предположив, что сухарик может раскрошиться и выйти из души по частям. Вялого доктор не нашел, зато его нашли два санитара, пришедшие позже и объявившие процедуры. Вялого надували, как мячик. С Сурковым разговаривали на высоких тонах. Положительного результата процедуры не приносили. Как выяснил Сурков у других грешников, Доктор при жизни был военным и никаких средств лечения, кроме зеленки, не применял. Его методы казались ему весьма действенными и логичными. Если болел живот, он мазал зеленкой живот, если голова - голову. Но в Аду зеленки не было и зеленого цвета тоже. Тогда Доктор стал расспрашивать больных, как их лечили при жизни, и от чего они умерли. Доктор узнал много нового, он никогда не боялся экспериментировать и импровизировать, за что был переведен из фельдшеров в доктора. Предыдущий доктор стал жалеть больных. О его выходках узнали особисты и за подрывную деятельность отправили к ядру. Может, и не к самому ядру, но известия о нем стихли на нижних уровнях. Через два дня пришел Михалай. Он рассказал, что Суркова опустили на его уровень после того, как у него обострился сухарик. Если Сурков согласится на операцию, то, возможно, он успеет на слушание своего дела, если нет - то может провести в больнице остаток вечности вместе с Вялым.
– А как выглядит операция?
– спросил Сурков. Михалай объяснил, что операция ничем не отличается от тех, которые производят в реальной жизни. В душе Суркова имеется посторонний предмет его необходимо удалить. Если этого не сделать, может развиться заражение души. На нижних уровнях этого не происходит, но стоит только подняться ближе к поверхности, сухарик воспаляется. Что и произошло в лифте. Упускать возможность пересмотра своего дела Сурков не хотел, тем более что Михалай объяснил ему о сроках пересмотра. Грешники ждут суда годами, а не явившегося на заседание по неуважительной причине считают беспечным. Уважительных причин Михалай не знал, поэтому быстро убедил Суркова.
– А что будет с душой после операции?
– спросил Сурков.
– Ничего хорошего, - ответил Михалай.
– Душа с рубцом - это уже не душа, но душа с сухариком еще хуже.
– Рубец не заживает?
– Как на теле, - ответил Михалай. Он продемонстрировал на груди кривой шрам и поведал историю о том, как его сосед построил дом на два этажа выше, чем был у Михалая.
– Так это шрам из жизни?
– удивился Сурков.
– Разумеется. Душевные раны не лечатся. Затягиваются со временем, но след никогда не исчезает. Здесь, где душа ничем не защищена, это видно отчетливее. Суркова такая перспектива пугала. Он нервничал и при появлении Доктора спросил его об этом. Доктор не стеснялся в выражениях. Он ярко рисовал покалеченные души и даже указал на беднягу Вялого, пострадавшего от рук какого-то нерадивого грешника, пренебрегшего правилами техники безопасности.
– Доктор, если я не решусь сейчас, то не решусь никогда. Вы можете начать операцию немедленно? Доктор почесал нос, посмотрел на Михалая и, размяв пальцы, спросил: - Почему бы и нет? Михалай не захотел присутствовать при извлечении сухарика. Он сообщил, что придет через неделю. К этому времени Суркова уже могут выписать. И пожелав "ни пуха ни пера", удалился. Доктор пригласил санитаров, которые привязали Суркова к панцирной сетке там, где ранее проводился рентген. Один санитар встал у изголовья с кувалдой. Второй - включил газовую горелку и, не спеша, прокаливал лезвие топора.
– Приступим, - сообщил Доктор. Он появился с поднятыми вверх руками в строительных перчатках и хоккейном шлеме.
– А где ваши инструменты?
– спросил Сурков. Доктор посмотрел на санитара занятого топором и сообщил: - Обеззараживаются. Здесь, понимаете ли, нужна стерильность. Душа - вещь тонкая. Сурков забился в конвульсиях. Он попытался вырваться, но санитары сделали свое дело качественно, и шансов на это не оставалось.
– Что вы так волнуетесь, больной? Мы не в больнице, не умрете.
– А-а!
– закричал Сурков.
– Неужели нельзя ничего сделать?
– Сейчас сделаю, - пообещал Доктор.
– Я не хочу.
– А вы думаете, я хочу? Впрочем, есть еще один способ, я его, правда, не пробовал. Тоже хирургический, но безоперационный.
– Какой!? Какой!?
– закричал Сурков.
– Мне рассказала одна грешница, что при жизни ей удаляли камень из почки через мочеток. Вводили зонд в почку, петлей захватывали камень и доставали.
– Так почему бы вам ни попробовать?
– Я размышляю над этим. Доктор поднял с пола кусок арматуры, посмотрел через него на Суркова и зашвырнул в угол.
– Мы же не звери, - констатировал он. Доктор сел на панцирную кровать рядом с Сурковым, попрыгал на ней и через минуту отцепил проржавевшую пружину. С большими усилиями он разогнул проволоку, оставив на одном конце крючок, а на другом кольцо.
– Что вы задумали, Доктор?
– изумился Сурков. Но Доктор был полностью поглощен своей работой. Он отдал санитару прокаливать вновь произведенный инструмент, а сам принялся измерять Суркова.
– Должно хватить, - наконец решил он.
– Инструмент готов?
– Готов, - послушно ответил санитар.
– Тогда начнем.
– Доктор, - взвился Сурков.
– Вы через что собираетесь его доставать, если через то, о чем я подумал, то не смейте. Слышите, Доктор, лучше топор.
– Обезболивающее, - приказал Доктор. Санитар, стоящий у изголовья, размахнулся и сплеча ухнул Суркова кувалдой в район темечка.
Глава 6
Унижение, которое испытал Сурков, не могло сравниться с муками Ада. Плоские шутки Вялого и скупая жалость Доктора могли убить кого угодно, даже однажды умершего. Михалай появился, как и обещал, через семь суток, и, хотя Сурков чувствовал себя еще очень плохо, оставаться он не хотел ни на минуту. Вытерев ноги об Вялого и получив из рук Доктора сувенир в виде сухарика, Сурков побрел к лифту. Михалай ничего не спрашивал, и подъем спутники преодолели молча. Сурков напрасно опасался, что ему станет плохо. На верхних уровнях было гораздо просторнее и светлее, отчего казалось, будто дышится легче, что, конечно же, являлось иллюзией. Темнокожая администраторша выдала Суркову почти белый бланк и кусочек угля.
– Заполните анкету.
– Цивилизация, - одобрил Сурков.
– Эх, Сурков, - вздохнул Михалай.
– Вы еще не видели поверхности - там все, как при жизни.
– Да?
– не поверил Сурков.
– Уверяю вас. Михалай оставил Суркова в рабочей гостинице или, как назывались при жизни такие места в общежитии, где должен был пребывать Сурков до суда. Он был обязан находиться только на этой территории, если не выполнял в данное время общественно-полезный труд. Трудовой повинностью Сурков занимался постоянно под присмотром черта Бешеного. Бешеный оказался блондином и напоминал скорее метиса, нежели негра. Его манеры и поведение были грубы, что весьма порадовало Суркова. Теперь ему не было необходимости терпеть вежливое обращение Паркера, и он мог спокойно огрызаться на грубость. Общественно-полезным трудом необходимо было заниматься до тех пор, пока этот самый труд не заканчивался, после чего необходимо было вернуться в рабочую гостиницу и ждать либо вызова в суд, либо вызова на работу. Отдыха в распорядке не было. Грешники объясняли это тем, что наказание было весьма условным. Потребности во сне и пище у души нет, уставать она не могла, и отдыхать ей было незачем. На нижних уровнях отдых от наказаний практиковали с одной единственной целью, чтобы грешники не забывали разницу между наказанием и его отсутствием. Работа была несложной. Однажды с рельсов сошел поезд, и Сурков разбирал образовавшийся завал. Ему часто поручали курьерскую работу: доставку исполнительных листов и повесток в суд. Дважды он переплетал документы, трижды его ставили в местах провалов, чтобы он указывал чертям дорогу. Он убирал разлитое масло при прорыве маслопровода, разгружал стекловату и затачивал чертям трезубцы. Смерть шла своим чередом, и не было в ней ничего необычного. Когда в очередной раз Сурков пришел на работу в суд, то выяснилось, что более расторопный грешник уже повез повестки и исполнительные листы. Сурков некоторое время подождал, но общественнополезной работы не находилось.
– Возвращайтесь к себе, - сказала пожилая грешница, которая обычно озадачивала Суркова.
– Не нужен я сегодня?
– Как видите.
– А может вам компьютер отремонтировать? Я ведь при жизни был программистом. Грешница долго хлопала ресницами, не понимая, почему от нее скрыли такой факт.
– Идем, - она завела Суркова в секретарскую, где стоял персональный компьютер. Сурков видел персоналку при жизни и даже занимался с ней после работы, до тех пор, пока ему не запретили.
– Не загружается, - объявила грешница.
– Ладно, разберемся, - пообещал Сурков и принялся осматривать корпус. Компьютер оказался очень похож на земной, с той лишь разницей, что находился в ужасном состоянии: был покрыт угольной пылью, а клавиатуру буквально измылили шаловливые пальцы . На уровне, в котором пребывал Сурков, имелось электричество. Не везде и не всегда, но в секретарской розетка нашлась, и, воткнув в нее вилку, Сурков попытался загрузить систему. По черно-белому экрану побежали цифры, Суркова наполнило волнение и предвкушение чего-то необычного. Ничего необычного не произошло, компьютер выдал сообщение об ошибке. Обычная ошибка при загрузке системы. Сурков отыскал загрузочную дискету и попытался использовать ее, но от плохого хранения она испортилась. Несколько секторов не хотели читаться. Это делало первоначальную загрузку нереальной, а значит и исправление ошибки было невозможно. Суркову очень не хотелось оставлять компьютер неисправным, и он делал все, что мог. Сначала он разобрал дисковод и почистил головку, затем протер дискету уголком своей спецовки. Подложил под угол системного блока сухарик так, чтобы тот стоял максимально ровно. К сожалению, эти меры не принесли желаемого эффекта. Компьютер прочитал еще несколько секторов, но загружаться по-прежнему не хотел. Тогда Сурков запустил загрузку в непрерывном режиме. Дискета от такой нагрузки могла испортиться совсем, но к своему глубокому удивлению, Сурков увидел, как после трехсот безуспешных попыток компьютер вышел в режим.
– Мастерство пропить нельзя, - довольно сказал Сурков. Он быстро разобрался с неисправностью системы, установив, что кто-то умудрился отредактировать системный загрузочный файл. Восстановив его по резервной копии, Сурков отформатировал дискету, снова записал на нее системные файлы и убрал в пакет. За этим занятием его и застала грешница, поручившая ремонт. Увидев работающий компьютер, она сказала: - Надо же, а мы уже собирались им грешников поджаривать.
– Еще поработает.
– Значит, с компьютером вы хорошо знакомы?
– Что значит "хорошо"? Видел. А что к вам специалисты не попадают?
– Попадают, но все больше на нижние уровни.
– Понимаю, - протянул Сурков, хотя на самом деле не понимал.
– Ты, давай-ка, перебирайся к нам поближе, и мы тебя загрузим работой на много лет.
– Я не знаю. У меня ведь какое-то распоряжение насчет пребывания.
– Распоряжение суда?
– Да.
– Это я все улажу. Какой у вас номер? Сурков назвал номер, который грешница тут же записала. Последствия работы Суркова проявили себя с невероятной для Ада быстротой. Возбужденный Михалай принес новое распоряжение, где говорилось о том, что грешник Сурков переводится в распоряжение суда до пересмотра дела. Его пребывание отныне должно протекать в гостинице суда.
– Вы понимаете, Сурков, что это значит?
– тряс его за плечо Михалай.
– Вы будете жить в гостинице рядом с судьями и обслуживающим персоналом, вы будете видеть картины, и, возможно, у вас в номере будет телевизор.
– Цветной?
– почему-то спросил Сурков.
– Цветных в Аду не бывает, но это не важно.
– Не важно, - согласился Сурков.
– Что же мне делать?
– А вам уже не надо ничего делать. Берите авторучку, ваш сухарик и едем туда. Михалай препроводил Суркова в служебную гостиницу суда и радовался как ребенок, когда увидел гостиничный номер, настольную электрическую лампу и настоящую застеленную коричневым покрывалом кровать. Обстановка была поземному спартанская. Михалай рассказывал, что живет в гораздо более скромном месте, когда с ним случился удар. Он схватился за то место, где при жизни у него было сердце и, сделав несколько судорожных вдохов, произнес: - Телефон. Сурков увидел на прикроватной тумбочке старую модель телефонного аппарата, от которой шел тонкий черный провод, скрывающийся в стене.
– Телефон, - согласился Сурков.
– У вас, Сурков, есть телефон. Ну, да. Это же номер для работников суда, здесь телефон необходим.
– Не понял, - удивился Сурков.
– Я все время полагал, что в Аду не нужен телефон, здесь можно читать мысли, разве не так?
– Можно, - согласился Михалай.
– Но это не значит, что, если вы будете думать о Боге, то он вас услышит.
– Почему же?
– Потому что Бог один, а вас Сурков много. Это во времена Адама можно было встретиться с Господом и обсудить последние новости. Теперь душ окталлионы, каждая хочет докричаться до создателя, разумеется, он не может слушать всех.
– Кого же он слушает?
– Никого. У создателя и без нас достаточно важных дел, и телефон как раз для этого.
– Вы знаете его номер?
– спросил Сурков.
– Конечно, кто же его не знает?
– У господа - три семерки, у Дьявола - шесть, шесть, шесть.
– Давайте позвоним.
– Вы сума сошли, Сурков, кто вы и кто он. К тому же там куча секретарей, ваш звонок так просто не пропустят.
– Чему же вы обрадовались, Михалай?
– Сам не знаю, я телефон после смерти вижу впервые. Сурков снял трубку, поднес ее к уху, послушал и передал Михалаю. При этом с Михалаем произошел второй удар, он, если бы мог, побледнел и затрясся.
– Послушайте гудок, если вы от этого ловите кайф. Минуту поколебавшись, Михалай прижал к себе трубку. Лицо его при этом выражало немыслимое блаженство.
– Какая музыка, - наконец сказал он.
– Ну, хватит, - Сурков отнял трубку и водрузил на рычаг.
– А-то на АТС решат, что у нас неисправность.
– Я к вам буду часто заходить.
– Заходите, - согласился Сурков.
– Только боюсь, что меня редко застанете.
– Вас обещали нагрузить работой?
– Обещали.
– Что же, не буду вам надоедать, наслаждайтесь достигнутым. Вы добились большего, чем я ожидал, - сказал Михалай с сожалением.
– Вы имеете в виду авторучку?
– Связи, Сурков, связи. Приобрести хорошие связи в Аду не менее важно, чем сделать это при жизни.
– Думаете, мне это поможет?
– Это вам уже помогло, и, надеюсь, вы не посмеете забыть вашего покорного слугу.
– Обещаю вам, Михалай.
– Тогда оставлю вас. Михалай напоследок погладил покрывало и вышел из номера, закрыв дверь со строгой белой ручкой.
* * *
Сурков столкнулся с огромными трудностями, о которых не помышлял. Его рабочий день не прекращался несколько месяцев, пока, наконец, не понял основных принципов работы программного обеспечения Ада. Оно было очень похоже на земное, но сделано как бы через колено. Первое время Сурков пытался понять логику, которая неминуемо должна была быть, но после того, как познакомился с пылящейся горой документации, понял, что кроме нее в программах присутствовала львиная доля цинизма и амбиций. Так программная оболочка низшего уровня Дьявол ДОС работала только с памятью равной шестьсот шестьдесят шести килобайтам. На усовершенствованных машинах ее расширили до одного мегабайта. Несмотря на это, программы работали только с базовой памятью и напрочь игнорировали расширение. Грешница, оказавшая Суркову протекцию, записала его в техническую библиотеку. Попасть туда было крайне сложно, но она нажала на кого-то из грешников, и
– Не переживайте, Сурков, - говорила пожилая грешница.
– Пересмотрят ваше дело, и попадете вы на уровень повыше, там компьютеры поинтереснее наших. Жалко, конечно, будет вас отпускать, но такому хорошему парню грех не помочь. Она оказалась права. Суд, рассматривавший дела о пересмотре наказаний, определил Суркову тридцать второй уровень. Даже Михалай, имея удостоверение адвоката, не мог подниматься так высоко. Уровень, где стены имели голубоватый оттенок, находился на глубине всего трехсот метров от поверхности. Для грешников там были разрешены развлечения, а перемещения никем не контролировались. Черти там имели розовый загар, и Сурков мог легко оказаться самым смуглым грешником. Михалай дал Суркову множество указаний о том, как он может обжаловать последний приговор: - Дерзайте, Сурков, вам везет, и, не удивлюсь, если однажды узнаю, что вы пребываете в Раю.
– Буду без вас скучать, - пообещал Сурков.
– Ай, бросьте. Я рискую получить второй шрам на груди, потому что опять завидую.
– А вы не завидуйте.
– Не могу.
– Попробуйте радоваться со мной вместе - это так просто. Михалай попробовал, но, судя по его лицу, ему этого не удалось.
– Наверное, я неисправимый хохол.
– Вы считаете себя хохлом, а попробуйте этого не делать. Михалай обнял Суркова и даже украдкой смахнул слезу. Он умер в пятьдесят шесть лет от язвы желудка и только теперь понимал, что сделал это зря.
* * *
Сурков поселился в жилом секторе вычислительного центра. В отличие от нижних уровней на тридцать втором почти не было варочных цехов и они не делились на мужские и женские. Грешники имели холеную розовую кожу, а варили их в масле, подогретом до семидесяти градусов. Ради интереса Сурков сунул в котел палец, масло ему показалось холодным. Грешников наказывали исключительно по рабочим дням. Однажды Сурков видел, как варочная работала в субботу, но вскоре выяснилось, что это из-за конференции по обмену опытом, куда съехались черти. В выходные и религиозные праздники грешники отдыхали, проводя время за игрой в азартные игры и обсуждая новости. На уровне имелась своя радиосеть и кабельное телевидение. Телевизоры, как и обещал Михалай, были черно-белыми. Однажды Сурков видел экскурсию из Рая. Полупрозрачные души тихо плыли по Аду, заглядывали в котлы и расспрашивали грешников о наказаниях. Увиденное их так потрясло, что одну душу стошнило.
– Душой слаб, - сказал Сурков своему коллеге Адмиралу.
– Я бы эту душу соплей перешиб, - пообещал он. Адмирал был старым воякой и при жизни действительно служил Адмиралом. В один прекрасный момент у него поехала крыша, и он направил противолодочный крейсер на синего кита. Кашалот от маневра уклонился, но от торпеды уйти не смог, и ошметки морского животного упали на палубу. Адмиралу все это сошло бы с рук, но он почему-то решил, будто должен съесть мясо поверженного врага и приказал коку сварить уцелевший плавник. Повар, как назло, оказался активистом Гринписа и подсыпал в суп антинакипина. Адмирал любил покипятиться и, когда понял, что не в состоянии выпустить пар, застрелился. Самоубийство не посчитали преступлением против души, так как Адмирал застрелил отъявленного мерзавца. А вот кита пожалели, и Адмирал попал в Ад, но неглубоко. Первое время он занимался проблемами управления и координации грешников, но вскоре стало понятно, что толку от него, как от военного, никакого. В качестве наказания Адмирала перевели в вычислительный центр, где он изучал основы администрирования сетей. Наказание оказалось в тему. Адмирал страдал не хуже, если бы варился на двухсоттысячном уровне. Почти в это же время появился Сурков. Суркова и Адмирала поселили в одной комнате и обязали изучить Дьяволнет до уровня администратора. За обучением никто не следил, и оно плавно перешло в лодырничанье.
– Может, погоняем ХеТеМеэЛы?
– спросил Сурков.
– Сейчас бы водочки, - пожелал Адмирал.
– Вы тут расслабляйтесь, - сказал Сурков, - а я - в библиотеку. Адмирал махнул рукой и пошел делать вид, что спит, изображая храп, который был у него при жизни. Сурков еще понаблюдал за безгрешными душами и пошел на нижний уровень. Перемещение на верхние и нижние уровни ближе к поверхности имело весьма вольный характер. Грешные души не могли выйти на поверхность, но места для этого имелись. Имелись специальные службы, экипировка и снаряжение, призванное защищать обнаженную душу от воздействия атмосферы и морали. Сурков даже слышал о том, будто черти переправляют грешниц на нижние уровни Рая. Грешницы там пребывают в качестве бесправных машин наслаждения, и где их бесцеремонно сбрасывают на поверхность, после чего бедняги бродят, пугая собак, или гремят цепями в каком-нибудь укромном уголке. На нижнем уровне находилась библиотека. Тридцать второй уровень был спланирован скверно. Несколько веков назад здесь проводилась перепланировка, а так как работу выполняла бригада грешников-молдаван, то и сделали ее на совесть, однако совсем забыли о библиотеке. Книги на тридцать первом уровне Сурков уже прочел и теперь бегал на тридцать третий. Но его больше интересовало то, что в этой библиотеке имелся раздел истории, небольшой, но весьма интересный. Сурков уже прочел лженаучный Коран, Библию и книгу Заветов Мазари Шарифа. Пробежал "Научный коммунизм", почему-то стоявший в разделе фантастики. Узнал из краткой истории Ада, что вице-президент Гор варится на семисотом уровне за организацию покушения на Кеннеди. Мэрилин Монро убита по заданию ЦРУ, а Сталин собирался первым начать войну против Германии. Титаник затонул от русской торпеды, а американцы никогда не высаживались на Луну. Было много интересных фактов, в которые Сурков просто отказывался верить, но на них он долго не задержался. Суркову очень хотелось понять саму структуру Ада, и он с любопытством стал вчитываться в Устав. Оказалось, что в Аду есть всего одно самостоятельное существо, попавшее сюда по собственной воле, это сам Дьявол. Все остальные черти, служащие и пребывающие на его территории являются душами, доведенными до разной степени кондиции. Из истории Ада стало ясно, что первые грешники, появившиеся в Аду, занимались только рытьем пещер. Затем Дьявол купил пару котлов, несколько бочонков оливкового масла и принялся за наказание. Несколько сот лет спустя, души достаточно обгорели и превратились в чертей. Они были настолько слабы, что после того, как Дьявол предложил чертям измываться над своими собратьями, они с радостью согласились. Теперь Дьявол имел достаточно свободного времени, чтобы заняться оргсхемой. Грешники также копали пещеры, варились и поджаривались, а Дьявол отбирал мерзавцев, чтобы пополнить армию своих рабов. Очень скоро она перевалила за миллиард. Дьявол организовал специальные подразделения Дьяволназ и ОДОН, что расшифровывалось как отряды Дьявола особого назначения. В задачу этих подразделений входила покупка или вербовка душ при жизни, массовые беспорядки на поверхности, подрывная и диверсионная работа в Раю. После того, как Дьявол закончил формирование этих подразделений, он обнаружил, что Ад кишит диверсантами из Рая. Безгрешные души, измазанные угольной пылью, укрепляли грешников дружескими советами и поддерживали их в трудную минуту. Дьявол тут же создал контрразведку, которая вылавливала безгрешные души и депортировала их в Рай. В это время выяснилось, что работа, проведенная на поверхности, полностью локализована подразделениями архангелов и ангелов-хранителей из Рая. В отличие от чертей ангелы могли летать, что придавало им большую мобильность. Дьявол был в бешенстве, он приказал найти среди грешников толковых инженеров, прекратить наказание, пока последние не создадут полноценную альтернативу. Хороших инженеров в Аду не нашлось, да и до развития авиации было еще далеко. Грешники бездельничали, пока Дьявол не приказал наказывать инженеров до тех пор, пока проблема не будет решена. Кое-как созданный летательный аппарат сильно напоминал метлу, был плохо управляем, а летное качество имел менее единицы, что приводило к несчастным случаям среди чертей. В конце концов, от него отказались и использовали только для доставки мотоманевренных групп. К тому времени как инженеры создали более надежный аппарат в виде ступы, черти научились пакостить без средств малой авиации. Кропотливая работа, наконец, стала давать результаты, и люди погрязли в грехе. Наступление Дьявола оказалось таким удачным, что Бог должен был признать свое поражение. Тут стоит отвлечься и рассказать о предыстории вселенского сражения между добром и злом. Так уж получилось, что Дьявол оказался самим Богом. За многие миллионы лет до того как из межгалактической пыли образовалась Земля, Бог, который существовал всегда, решил узнать, что же он такое. Сам он этого понять не мог, потому что был самим собой. Поэтому Бог отторг себя и взглянул на себя, но в следующую секунду стал другим, потому что отдал свою половину нечту, в дальнейшем ставшему злом. Злая половина посмотрела на добрую и сказала, что то, что она видит - ужасно. "Разумеется, - сказала добрая половина, - ведь то, что для русского хорошо, немцу - смерть". "Что такое немец?" - спросила злая половина. "А, - ответила добрая, - ты все равно не поймешь". Злая половина обиделась, так как обида и злость были качествами, присущими злу, и пообещала уничтожить добро.
– Ты не можешь уничтожить добро, - сказала добрая половина, - потому что я создал тебя и предусмотрел твое желание. Но ты можешь стать больше и сильнее меня, тогда в мире не останется места для меня, и я исчезну.
– Хорошо, - сказала злая половина, - я стану сильнее тебя, но как я могу это сделать?
– Я создам планету и населю ее живыми существами и растениями. По образу своему создам людей и вдохну в них души, разрешу им плодиться и размножаться, чтобы каждая душа порождала новые души - чистые и непорочные. Если в течение жизни, в срок, который будет определен, ты сможешь получить душу себе - станешь сильнее и больше. Так будет продолжаться до тех пор, пока один из нас не станет всемогущ. Половинки ударили по рукам и принялись каждый за свою часть плана. Бог, как и обещал, сотворил планету и произвел людей. Дальнейшие события, описанные выше, его могуществу не способствовали. Дьявол, ставшая себя так называть злая половина, лидировал с невероятным отрывом. Последняя перепись душ, показывала, что после смерти всех живых на Земле, Дьявол набирал абсолютное большинство, что означало поражение. Бог хладнокровно утопил население планеты, оставив на размножение преданного Ноя и кучку тинэйджеров. По предварительной договоренности души, погибшие не своей смертью, попали в Рай, что ненадолго сбалансировало соотношение. Дьявол не мог ничего поделать и с новой энергией принялся за растление душ. Где-то за две тысячи лет до рождества Суркова Институты статистики забили новую тревогу. Складывалась еще более скверная ситуация. Дело в том, что по предварительной договоренности на планете запрещалось вести прямую агитацию. Бог и Дьявол не могли появляться на поверхности и демонстрировать себя, что значительно понижало шансы добра. Бог вышел из этого положения, послав сына, который умер за грехи всех не покаявшихся. Это положило начало новой рекламной кампании, разработанной маркетологами Рая. Сын Божий, более известный в истории как Иисус Христос, стал весьма популярен, создавалась новая религия, названная Христианством. Дьявол тут же организовал крестовые походы к гробу господнему. В этих походах христиане занимались грабежом и развратом и неминуемо попадали в Ад. Однако Дьяволу этого показалось мало, и он разбил Христианскую церковь на Протестантскую и Католическую. Опыт оказался настолько удачным, что Дьявол обратил внимание на ранее отпочковавшееся Мусульманство и Буддизм. Существовавшие в относительной терпимости, религии перешли во вражду, и появился фундаментализм, приносивший Дьяволу неплохие дивиденды. Услышанное привело Суркова к глубокому шоку, но то, что он так силился понять по-прежнему оставалось недоступным. Причиной тому являлась структура информации и греха, по которой строился Ад. Технический прогресс и время, а так же уровень информации строились таким образом, что нижние уровни Ада заключали наиболее отсталые наборы. Грешники там были самыми отпетыми, технический прогресс - самым отсталым, а информация - самой закрытой. Ближе к поверхности все менялось в противоположном направлении. Первые этажи Рая напоминали поверхность. В них содержались святые, которые таковыми назывались весьма условно. Техника почти не отличалось от той, с которой работал Сурков. Но дальше от поверхности прогресс и открытость информации росли пропорционально чистоте духовной. Такая структура образовалась в средние века, благодаря приграничным стычкам добра и зла. Стычки, переросшие в позиционную войну с наступлениями и уличными боями, делали планету малозначимой. Бог, отвлеченный в результате удачного наступления, обратил внимание на Землю, только когда служители церкви стали продавать индульгенции. Каплей, переполнившей его терпение, стало сожжение Джордано Бруно. Стороны пришли к соглашению, что отныне будут вести борьбу только на поверхности, а структура добра и зла будет плавно распределена от земли к небу.
– М-да, - сказал Сурков, закрывая книгу.
– Если хочешь докопаться до истины, надо перебираться в Рай. Здесь у меня никаких шансов нет.
Глава 7
Адмирал раздражал Суркова. Его барское хамство и необозримое самомнение могли привести в бешенство кого угодно, и в то же время Сурков находил в его характере интонации, которые с натяжкой можно было назвать положительными.
– Снять трусы!
– командовал Адмирал приглянувшейся грешнице. Неискушенные в штучках Адмирала души исполняли приказание.
– Я контуженный старый моряк, - оправдывался Адмирал, хлопал грешницу по заду и уходил не оборачиваясь. Плотские развлечения на тридцать втором уровне были запрещены. Душа, нарушившая запрет, тут же была депортирована вниз без права перемещения. По большому счету инстинкты, присущие живым существам, у души отсутствовали. Потребление пищи и воспроизведение себе подобных для духовного мира были невозможны. Любые суррогаты приводили к пагубным последствиям. Сурков убедился в этом, проглотив сухарик, и теперь опасался побочных эффектов. Как выяснил он в библиотеке - любовь являлась бактериологическим оружием Бога, разработанным в секретной лаборатории Рая. Дьявол пытался повторить разработку Господа, его лаборатории выпустили шизофрению и паранойю. В отличие от них любовь была очень заразна и поражала почти все население планеты в период полового созревания. Люди могли бы давно догадаться, что любовь представляет собой когетивное нервное расстройство, ведь симптомы любви ничем не отличаются от других вирусов, поражающих душу и называемых душевной болезнью. Но любить было так здорово, что люди стали превозносить это ощущение, посвящать ему стихи, песни, совершали подвиги и занимались полной ерундой, лишь бы продлить заболевание. В лаборатории Ада выработали мутированный штамм любви. Пораженная такой любовью душа приобретала иммунитет и, как правило, больше не заражалась. Если любовь возникала вновь, то протекала вяло и безрадостно. Одичавший вирус приводил к однополой любви, любви втроем, вчетвером и даже впятером. Неустойчивость райской любви объяснялась тем, что выращенный вирус испытывался на лебедях. Исследования не были окончательно апробированы, а БогВоенПроект требовал полевых испытаний. Первое же применение любви привело к поразительным результатам, штамм решено было пустить в производство без доработок. Этим воспользовался Дьявол. Его сотрудники отобрали любовь и вывели суррогаты. Говорят, в лаборатории, где исследовалась любовь, возникла ее утечка, и несколько тысяч чертей вознеслись в Рай, очистив душу. Дьявол приказал взорвать лабораторию, выдав это за катаклизм, более известный, как извержение Везувия.
– Откуда ручка?
– спросил Адмирал, выглядывая Суркову из-за плеча.
– Оттуда, - Сурков показал на потолок.
– Пронес?
– презрительно констатировал Адмирал.
– Пронес, - согласился Сурков.
– Знаю, - Адмирал почесал мясистый нос.
– Знаю вас, несунов. Бывало, такое на корабль проносят, диву даешься.
– Что?
– спросил Сурков.
– Баб проносили, - буркнул Адмирал.
– Самых настоящих баб. Вот с такими глазами. Адмирал описал ладонями две полусферы возле собственной груди и, схватившись за воображаемые соски, добавил: - Вот с такими зрачками.
– Зачем же вы не запрещали?
– Хм, - ухмыльнулся Адмирал, - Запрети, попробуй. Когда крейсер набит как публичный дом с первой палубы до последней, хоть одна сучка, но проскочит. Да и нереально это, все судно осмотреть. Вот ты, Сурков, на своем компьютере можешь спрятать информацию так, чтобы ее никто не нашел?
– Конечно, могу.
– И матрос также. Только от его заначки гораздо большее зависит.
– Что же?
– Его обороноспособность.
– Как это?
– Так вот. Мой крейсер мог одновременно держать оборону от семи воздушных целей и делать это в девятибальный шторм. Как ты думаешь, возможно это, если все мои матросы будут думать о ...прости ее, господи.
– Я не служил на флоте.
– Твое счастье, а то я бы тебе показал.
– Адмирал, - не выдержал Сурков.
– Если вы будете мне под руку петь солдатские байки, я тут буду вечность околачиваться.
– А далеко ли ты собрался?
– В Рай, - коротко ответил Сурков.
– В Рай - это хорошо. Только и там водочки никто не поднесет и доброго табачку трубочку не искурить.
– А вы не распускали бы сопли, а договорились с чертом, глядишь, и выменяли на что-нибудь.
– На что, Сурков? У меня кроме адмиральской задницы ничего нет, да и та никому не нужна.
– На что-то же меняют всякую дрянь. Точно знаю, сам сухарик ел.
– Это с поверхности черти по ночам тянут. Но даром ничего не дадут. Вот у тебя авторучка дорогая, если на нее обменять?
– Оставьте надежду, Адмирал.
– Не дашь.
– Нет.
– Чайник, - констатировал Адмирал.
– И ничего удивительного, что Ад кишит такими, как ты, сынок.
– Вы, Адмирал, тоже не без греха.
– Я?
– удивился Адмирал.
– Я при жизни так грешил, что на сотню таких, как ты хватит. Если бы не мои подчиненные, горел бы сейчас на миллионном уровне.
– Как же они помогли?
– Попросили кого надо. Кому надо помогли.
– Адмирал, - продолжал Сурков, - Объясните мне такую вещь: ведь вы человек не сахар. От вас, наверняка, многим досталось и самодурства, и вашей глупости. Неужели у вас остались друзья? Адмирал пожал плечами: - Никак нет.
– Так почему люди вам помогают, даже после того, как вы их с грязью размешали!?
– Ты, сынок, в армии не служил, что я тебе могу сказать? Пришел бы ты первогодком, стал портянки дедушке стирать, оружие за него чистить, казармы мыть, в общем, служить. А через полгода пришла бы молодежь, и уже ты их заставлял бы тоже самое делать.
– Не стал бы.
– Стал, - махнул рукой Адмирал.
– Стал, а с дедушкой своим были бы вы лучшими друзьями, играли в карты, и гонял бы ты за водкой, но на свои деньги. А затем сделал бы ты дедушке альбом, с которым отправил бы его на дембель, и сам стал дедушкой.
– Неужели вы думаете, что я смогу сесть за один стол со своим обидчиком?
– Глупый ты, сынок. Не понять тебе этого.
– Но почему вы так уверены?
– Потому что я в армии жизнь прожил и знать обязан, что чем больше ты подчиненного сношаешь, тем строже выправка и преданней взгляд.
– Солдафонская логика.
– Была бы солдафонская, не держалась бы на ней вся армия, и не одна она.
– Черт с вами, Адмирал, все равно, каждый останется при своем мнении.
– А никто тебя и не пытается убеждать. Я тебе де-факто, а ты хочешь - верь, хочешь - не верь.
– Скажите, Адмирал, вот вы стратег и тактик, хотя я вас таким не считаю...
– А мне мнение салаги ни к чему.
– Тем лучше. Скажите мне, как добраться до информации в Раю?
– А тебе что же нужна информация?
– Что же еще?
– Я-то думал ты как человек хочешь расти, над карьерой задумался.
– Зачем?
– Плох тот солдат, который не хочет стать генералом.
– Ну, вот вы, стали генералом и что, легче вам от этого?
– Не генералом, а Адмиралом. Но ты, сынок, необразован как черт, а знаешь ли ты что такое генерал?
– Что?
– Состояние души.
– Бросьте свою демагогию, Адмирал, и отвечайте на поставленный вопрос. Адмирал на секунду задумался и коротко ответил: - Если нужна информация о противнике, необходимо вести разведку.
– Каким образом?
– Как положено Уставом. Радиоперехват, аэрофотосъемка, забросить в тыл врага разведывательные группы, взять языка, в конце концов.
– Как вы себе это представляете? Захватить парочку экскурсантов из числа Святых и пытать паяльником?
– Тебе же нужен совет.
– А есть какие-нибудь средства, не предусмотренные Уставом?
– В последнее время появилось много того, чего не предусматривалось раньше, - задумчиво процедил Адмирал.
– Спутниковая разведка, слежка с помощью высоких технологий.
– Что это такое?
– Я не знаю, - ответил Адмирал.
– Я моряк.
– А если попробовать вспомнить?
– Помню одну директиву, - почесав лоб, ответил Адмирал.
– Как раз перед смертью. Там что-то говорилось о возможном поступлении завербованных западными спецслужбами призывников. Предполагалось, что ЦРУ разработало план: "Гвоздь и молот". Суть которого сводится к следующему: молодых любителей Запада вовлекают в игры, в результате которых можно зарабатывать деньги. Во время этих игр узнают о молодежи как можно больше и, по мере втягивания, платят им реальные деньги, доллары, Сурков.
– Как же это происходило?
– Я не знаю, сынок. Также как это может происходить с Дьяволнетом, если присоединить его к сети Рая. Пользователи сети заколачивали какие-то гвозди, а фактически просто смотрели рекламу. В результате их сажали на какой-то там кадр или что-то в этом роде, но самое главное - платили.
– И что?
– А то, что сегодня ты танцуешь джаз, а завтра - Родину продашь. И продавали каким-то образом.
– Но ведь вы-то этого не знаете.
– Я не знаю, но просто так директивы не приходят, и раз такую бумагу утвердили, значит, был сигнал.
– Что же дальше?
– Ничего, Запад дистанционно вербовал нашу молодежь. А если, Сурков, вы однажды получили деньги, обязательно хочется еще и все больше, и больше.
– Что же, на этот раз мне ваша фантазия не кажется бредовой.
– Еще бы. Я ему выдаю государственные секреты, а он вздумал сомневаться.
– Как же мне, по-вашему, завербовать Святого, ведь Дьяволнет не связан с сетью Рая?
– Зачем?
– Разве вы не об этом говорили?
– Поймите, Сурков. Жизнь устроена так же, как смерть, и, я убежден, что в секретных сейфах Ада есть копии всех Райских документов. Ведь существует контрразведка, значит, и разведка где-то есть.
– Логично, - согласился Сурков.
– Боюсь только, что до Рая добраться безопаснее и быстрее, нежели шпионить за чертями.
– Как ты думаешь, сынок, если я настучу на тебя, меня переведут наверх?
* * *
Чего не ожидал Сурков, так это того, что Адмирал станет ему помогать. Но по какой-то причине произошло именно так. Адмирал быстро сходился с грешниками, а на военных у него был какой-то особенный нюх. После того, как он заговаривал, грешник уже не мог ему отказать, и Сурков подумал, что Адмирал, как ни странно, часто говорит правду. Требования Адмирала нередко носили бесцеремонный характер, он требовал то пропуск к секретным архивам, то водки и табака. После подобных просьб, грешники приходили в такое смятение, что тут же писали ходатайство о переводе вниз.
– Ничего, ничего, - говорил Адмирал.- Десять дел прогорит, одно выгорит. Адмирал разработал план, по которому с помощью убитого в Чечне старшины достал разнарядку на бумагу. Его рассуждения были по-военному просты: - Приказы Дивизии пишут на писчей бумаге, Округа - на бумаге первого сорта, в Министерстве Обороны используют мелованную бумагу высшего сорта, - объяснял он Суркову ход своих мыслей.
– В Аду не может быть иначе. И сортность бумаги означает ее секретность. Когда мы узнаем, где используют лучшие сорта, узнаем, где находится секретный архив. Но предположения Адмирала не подтвердились. Выяснилось, что бумага низших сортов предназначена для нижних уровней, и по мере приближения к поверхности используют более белые сорта. Адмирал не знал слова "поражение" и принялся за составление нового плана. На этот раз он выяснил, где находится ДРУ - Дьявольское разведывательное управление, и попытался разговорить погибшего на войне генерала. Адмирал выяснил, что генерал наехал на противотанковую мину, когда решил лично съездить за водкой, а так как он был убит при исполнении и почти в бою, то его оставили на верхних уровнях и простили генеральские дачи и все, приходящие с волосатыми погонами, пороки.
– Как вам служится, генерал?
– спросил Адмирал, когда военные по-земному отдали друг другу честь.
– Хреново, Адмирал. Водки нет, черти не уважают, грешить не хочется.
– Понимаю, - сочувственно процедил Адмирал.
– А как на фронте?
– О-о, - протянул генерал, - да я вижу вы не в курсе.
– Не в курсе чего?
– Прямых боевых действий давно не ведется, мы здесь занимаемся канцелярской работой, а ведь я - кадровый офицер.
– Понимаю, - опять пожалел Адмирал.
– А разведывательная диверсионная деятельность ведется?
– Разумеется, но я в этом слабо что понимаю, мне бы шашкой помахать, знаете, Адмирал, как было при жизни?
– генерал взмахнул ладонью, и запел: - Артиллеристы, Сталин дал приказ! Адмирал подхватил песню, и, соединив басы, Адмирал и генерал пропели первый куплет.
– Было времечко!
– посетовал Адмирал.
– Да.
– А как у вас с секретностью?
– поинтересовался Адмирал.
– Какая тут может быть секретность? Генеральский корпус варится у самого центра Земли. Я слышал, там даже нет котлов, просто сбрасывают грешников в кипящую магму.
– Брр, - поежился Адмирал.
– А здесь одна молодежь: младшие офицеры, старшины. Прапорщиков нет, почему? Ума не приложу, может, они в Раю?
– Вряд ли, - рассудительно ответил Адмирал.
– А вы как сюда?
– Хочу попроситься на службу. Но по секретной части.
– Сюда так просто не берут, Адмирал. Тут комиссия, проверки, чистки. То есть, конечно, наоборот. К тому же возраст, а я вижу, вы еще совсем молоды.
– Это быстро проходит генерал. И все же есть у вас офицеры, которые по моей части уже служат?
– Есть, - утвердительно кивнул генерал.
– Есть особый отдел, есть сверхособый и множество подотделов над ним.
– Чем занимается?
– Особый отдел следит за утечкой информации, сверхособый - за особым отделом, подотделы - за сверхособым и так далее.
– Кто же следит за последним отделом? Дьявол?
– Нет, за ним следит ДРУ, но только подотдел этого не знает.
– Круговая порука, значит?
– Выходит, что так.
– Ну, что же, мне такие игры знакомы, я в них играл. А как насчет секретного архива?
– Как и положено, в самом центре ДРУ.
– Охраняется?
– Конечно.
– Как организован караул?
– Стандартные меры, Адмирал.