День здоровья с утра до вечера в XXI веке
Шрифт:
Но ведь у нас есть возможность одолеть эту грозящую катастрофу, у нас есть возможность из года в год, из десятилетия в десятилетие носить костюм или платье одного и того же размера, а именно такого, который был у нас в студенческие или аспирантские годы или даже меньше того! Где же ключ от этого несносимого гардероба? Вот здесь мы и вспомним подлинного, а не упрощенно поддельного Ювенала: «Умная мысль и бодрый дух – вот что требуется для того, чтобы тело сохраняло свое здоровье!». И в этот момент у меня мелькнула ассоциация: коль скоро мы заговорили о гардеробе, вспомнилось саркастическое пожелание Маяковского: «Эх, к такому платью да еще бы голову!». Сейчас я достаточно четко буду говорить о доминирующих установках. Чтобы не упустить мысль, сразу скажу: у многих и многих определяющим фактором для поддержания телесной формы является вполне законное стремление либо вновь забраться в свою прежнюю одежду, либо подобрать свое тело до такого-то размера, которому соответствует вот такой-то хорошенький костюмчик. Может быть и более жесткая мотивировка. Например, в такой-то фирме не держат девушек и женщин толще 46-го размера, считая, что элегантность служащих – лицо фирмы. Я уже рассказывал как-то, что мне в Берлине никак не удавалось пригласить в ресторан прикрепленную ко мне секретаршу, и только в последний день перед отлетом
Да, подобные побудительные мотивы для многих могут играть огромную организующую роль, и я с большим уважением отношусь к ним. Но, вместе с тем, должен заметить, что это внешний фактор, что это побуждение, идущее извне. А мне хотелось бы остановиться сейчас на мотивации более высокого порядка, идущей изнутри, от самой сущности, сердцевины человека.
Что такое по существу переедание? Разновидность все той же болезни безразмерного потребительства, которая побуждает человека хапать побольше тех вещей, которые ему практически не нужны, набирать побольше собственности, с которой не управиться, но – лишь бы была; захватить побольше власти, которая будет использована не для совершенствования общественного порядка, но ради удовлетворения раздутого тщеславия, ради расширения возможностей самообогащения. Привычка к потреблению благ извне, проявляемая во всех без исключения болезненных разновидностях потребительства – вот что такое привычка к перееданию: «Ну еще чуть-чуть вот этого вкусненького, а потом еще немного вот этого сладенького, а потом еще чуть-чуть вот этого аппетитненького, а потом еще, и еще, и еще...». А потом – у данного индивидуума – ожирение, диабет, гангрена, да откуда все это? Да все оттуда же.
Понимаю, на какие незыблемые устои я замахиваюсь. Прекрасно помню насмешливое присловье «Бодался теленок с дубом», но, тем не менее, полагаю, что кроме страстной установки «жить, а не гнить!», кроме доминирующего направления на высокое здоровье, которого не может быть при избыточном весе, кроме этой яркой лампы на своем индивидуальном маяке, каждый из нас способен зажечь еще многократно более яркий прожектор-установку, освещающий единственно возможный спасительный путь для человечества в целом. И путь этот, спасительный для нашей бедной маленькой планеты, ведет из страны безмерного и безразмерного потребления внешних по отношению к нам благ, к беспредельному развитию наших внутренних возможностей, раскрытию могучего потенциала, таящегося в духовных и физических недрах каждого из нас.
И, кстати говоря, наш подход именно к питанию может с безупречной точностью вывести нас на путь раскрытия и развития нашего потенциала, до поры до времени дремлющего в недрах нашей личности. Энергетическое дыхание № 1, например, – вот путь к значительному уменьшению потребляемых продуктов. Аутотропное питание – процесс вполне возможный, но пока мы дозреем до него, совершенно не обязательно быть метафизиками, которые живут по принципу «либо – либо». Нет, давайте жить и питаться, исходя из законов высокой диалектики, что в данном случае означает как натуральное, общепринятое питание, исходя из принципа «необходимо и достаточно», так и питание энергетическое, позволяющее нам усваивать энергию не только из перерабатываемой пищи, но и прямо из окружающей среды. Далее, по ходу изложения сюжета этой книжки, мы обратим внимание и на другие типы энергетического дыхания, усвоение которых способно перевести каждого из нас на качественно новую ступень в эволюции к состоянию богочеловека. А пока снова и снова прошу вдуматься в одну из важнейших для человека установок, имеющую действительно базовую константу: есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть – со всеми вытекающими из нее уточнениями и перспективами.
МЕЖДУ РАБОТОЙ И ДОМОМ
Как не только сохранить, но и приумножить чувство радости, состояние здоровья и счастья
«Вот уж окна зажглись, я шагаю с работы устало...»: ремонт систем и функций по дороге домой
Счастлив (а значит, лепит себе безупречное здоровье) тот человек, кто с радостью утром идет на работу и с радостью же вечером возвращается домой. К этому безупречному афоризму я сделаю безупречное дополнение в данном Дневнике здоровья человек отправляется утром туда и возвращается вечером обратно уже в третьем тысячелетии, что означает обязательное использование технологий жизни, соответствующих наступившим новым временам.
Сюжетом данной главы явится наше возвращение с работы, а внутренним содержанием – работа над собой, развитие своих внутренних возможностей. Ощущаю недовольство некоторых читателей: на службу шли – трудились, пришли на службу, так мало что своих прямых обязанностей было выше головы, еще и над самосовершенствованием горбились, отправились домой – так, здравствуйте, снова предлагают нагрузки. А жить-то когда – просто так жить, в простоте и без обязанностей?
Сочувствую, понимаю и объясняю: во-первых, работа эта совершалась во благо исключительно себе, а не для чужого дяди; во-вторых, вхождение в этот процесс доставляет удовольствие от раскрытия своего внутреннего потенциала, от быстро раскрывающегося спектра тех своих возможностей, о которых человек по отношению к себе не предполагал, так чего же брюзжать на то, что счастья в твоей жизни прибавляется?
Конечно, всю жизнь можно пребывать в состоянии кокона, но, ей-богу, лучше все-таки следовать великому закону природы и превратиться из некоего подобия сучка, привязанного недвижимо, закрепленного на месте, в удивительной красоты бабочку, перед которой открывается вся красота мира. Еще раз взываю к разуму, к нормальной повседневной логике: лучше быть здоровым, но богатым, чем бедным, но больным. А если кто полагает иначе, тот пусть и живет, как живется, ожидая, что и так, на халяву, проскочит по жизни. Ах, лентяюшка, лентяюшка! Никак в толк не возьмет, что времена наступили другие, беспощадные к тем, чья генеалогия восходит к постоянно сонному Обломову.
Итак, я взываю к тому, чтобы каждый увидел свой личный интерес и в укреплении собственного здоровья, и в постоянном профессиональном самостановлении, и в регулярном погружении в чувство истинно человеческой радости от вполне наглядного для себя и других роста личного потенциала. Но помимо, без обиняков скажем, эгоистической заинтересованности, мне хотелось бы обратить наше всеобщее внимание также и на такой
Суть в том, что техника вокруг нас безмерно усложняется, совершенствуется в считанные годы от поколения к поколению, а мозги наши, а широта наших возможностей на глазах атрофируются. Вот вам повседневный факт, самой действительностью возведенный до уровня символа: сплошь да рядом человек держит в руках портативный калькулятор, представляющий собой воистину чудо технического совершенствования, но хозяин-то данного чудо-аппарата уже не в состоянии сказать, сколько будет, например, семь умножить на девять, и скоро уже результат от умножения два на два он будет узнавать у машины. Исподволь вся ширь безмерного мира, окружающего нас, все бесчисленное множество ситуаций, требующих решения от наших мозгов, сводится к простейшей манипуляции несколькими кнопками, а в результате? Одну из важнейших констант: функция рождает орган, орган рождает функцию, мы получаем в самом печальном варианте: нефункционирующий орган (допустим, мозг) хиреет, невостребованная функция (скажем, поиски решения) атрофируется. Ни в коем случае мои слова не следует трактовать как призыв к противостоянию современной технике: не держите меня за глупенького, да к тому же еще и реакционного утописта, господа возможные оппоненты! Проворные, хорошо обученные слуги, способные помочь вам в осуществлении ваших желаний, имеющие возможность сэкономить ваше время – это же прекрасно! Только вот не стать бы нам слугами наших слуг...
Лирическое отступление о технической эволюции, перерастающей в революцию
citeНе так давно мне довелось зайти в фотомагазин, чтобы всего-то за сорок секунд получить там необходимые мне карточки для документа. И поскольку уж я очутился в этом храме современной фотоиндустрии, то, получив свои фотки, я начал знакомиться с ассортиментом той аппаратуры фирмы «Пентакс», что в изобилии была выставлена на полках. Здесь следует сказать, что фотоделом я интересуюсь давным-давно, и самую первую свою самостоятельную получку, которую заработал девятнадцати лет от роду в качестве тренера по самбо, первым делом реализовал на покупку современного по тогдашним меркам фотоаппарата «Зоркий» (типа «Лейки»), так как до той поры пользовался достаточно громоздкой аппаратурой, работавшей еще на пластинах из стекла. Шли годы, менялись мои запросы, менялась и аппаратура, пока я не пришел к работе с «Зенитом», постепенно прикупив к нему всю современную оптику. Следует сказать, что этот чудесный набор позволял решать самые разнообразные задачи: от создания действительно интересных психологических портретов до панорам старинных храмов; от одинокого цветка, присыпанного неожиданно выпавшим снегом, до действительно фантастического кадра, когда на выставке «500 лет творчества Дюрера» в Веймаре я сфотографировал у «Портрета рыжей дамы» ее живую копию, конечно же, не подозревающую о том, сколь устойчивы гены национального архетипа. Одним словом, «Зенит» со всей сопровождающей его свитой оптических приспособлений добросовестно и с охотой помогал мне находить и решать самые непохожие друг на друга задачи, побуждая меня каждый раз по-новому напрягать свои извилины. Вот так мы и жили с ним, наверное два десятка лет, до той поры, пока я не увидал во всем великолепии действительно современную оптику и сразу же ощутил, что мой аппарат со всем его ассортиментом объективов, да еще и с достаточно увесистой фотовспышкой, которую к тому же требуется регулярно подзаряжать, весит мало не два килограмма, что время, которое уходит на переоборудование сменной оптикой, подчас не позволяет сделать задуманный снимок, потому что объект уже скрывается, да, кроме того, не всегда имеются условия для того, чтобы эту оптику аккуратненько разложить. А тут грандиозным парадом на сияющих витринах расположились фотоаппараты, весящие где-нибудь грамм сто-сто пятьдесят, да с таким объективом, который простым нажатием рычажка может менять свой фокус от исполнения функций широкоугольника до чуть ли не телевика, да еще в корпус этой изящной малышки встроена фотовспышка с радиусом освещения чуть ли не в десять метров, да еще этот аппаратик сам высчитывает экспозицию и сам же автоматически регулирует глубину резкости... И в ту самую минуту, когда взял я в руки эту почти невесомую грациозную малышку, доверчиво глянувшую на меня своим голубоватым объективом, судьба «Зенита» была предрешена.
citeПредрешена, да не решена! Дело в том, что проворная малышка – не более чем восхитительный аналог записной книжки, то есть кадры, необходимые мне для памяти, она запечатлевает с блеском и всей возможной для робототехники старательностью. Но вот что касается проблем посложнее, тут ей с моим старичком не тягаться: как, например, решить ее компьютерным мозгам проблему некоторой поэтической размытости в портрете дамы уже не самого юного возраста? Малышка знает одно: все должно быть одинаково четко и резко. Как снять шмеля, труждающегося на цветке? Да так, чтобы он занимал весь кадр? Малышка ответит: «Извините, хозяин, я работаю только с расстояния в 60 сантиметров, а при такой дистанции шмель ваш будет занимать только малую часть кадра»... Желая передать экспрессию стремительного бега у спортсмена, разрывающего ленточку на спринтерской дистанции, я отберу для «Зенита» такую скорость выдержки и так буду вести его вслед за перемещением атлета, что его рывок будет запечатлен с абсолютной четкостью, лица же зрителей и судей будут несколько размыты, что даст подсознанию зрителя этого кадра пищу для осмысления великолепного контраста между движением и неподвижностью. Новоявленному же джинну никакого дела до подобных сантиментов нет: и скорость он сам подберет согласно экспонометру, и лица и тела всех персонажей этой съемки будут запечатлены совершенно одинаково и т. д. и т. п. Иначе говоря, я для фиксации тривиальных, обычных видов, безусловно, стану отныне пользоваться услугами расторопного малыша (правда, еще надо постараться, чтобы заработать – немалые – деньги для приобретения этого проявления современной технической мысли), а уж там, где придется решать задачи нестандартные, действительно художественные, придется кланяться старому другу-соратнику.
citeНо, собственно говоря, почему бы мне так же, как миллионам и десяткам миллионов фотолюбителей, не поберечь свои извилины и не отказаться от всех этих финтифлюшек: кому нужна эта увядающая красота дамы в годах, которую (красоту) еще надо выискивать и достаточно непросто доносить до зрителя? Кому нужен этот труждающийся шмель или какое нам дело до ассоциаций, вызываемых малиновым цветком, изогнувшимся под грузом синеватого снега? Пусть такие картины рисует художник, а фотограф-то здесь причем? И зачем тратить время и мозговые усилия на то, чтобы чуть-чуть наглядней, чем на обычном снимке, показать эффект скорости, движения? А затем и надо тратить свои мозги на решение этих, других, третьих и сто тридцать третьих задач, причем связанных далеко не только с фотографией, чтобы мозги эти оставались живыми, действующими, чтобы мы, хозяева жизни, ставили перед своими помощниками проблемы для решения, а не они втискивали бы нас в рамки своих технических параметров и упрошенных представлений.