День знакомства

Уоттс, Питер

Алексей с отвращением покачал головой:

– Какой-то мудак на той неделе пробрался через охрану. Уборщики всё обещают стереть.
– Он отошел и указал Жанне на сканер сетчатки на стене:

– Давай, попробуй. Система тебя уже знает.

Она попробовала. Система знала. Она поморгала, прогоняя остаточное изображение; дверь открылась, и она последовала за Алексеем внутрь.

Ее ConTacts отключились в ту же секунду, как она переступила порог.

Алексей покосился на внезапную статику в ее глазах.

–

А, ну да. Рэндом не нравятся персональные настройки; когда мы на работе, она хочет, чтобы все смотрели на одно и то же. Здесь есть экраны и смарт-краска.
– Одной рукой он коснулся вещички, похожей на брелок ТАРДИС, другой разбудил стену, постучав и проведя по ней пальцами. Открылось окно в соседнюю часть помещения. Там лицом к камере стоял Грегор. Рядом с ним, отвернувшись, сидело что-то еще.

– Жанна, познакомься с Валери, - пробормотал Алексей.

Она подняла бровь:

– Серьезно?

– В честь уволившейся главы отдела. Клянусь, она восприняла это как комплимент.

Внутри всё было серовато-белым и округлым; не столько комната, сколько кокон, внутренность яйца из мира, где живут птицы размером с церковный шпиль. Из пола вырастал единственный литой табурет, похожий на гигантскую подставку для мяча в гольфе. Вампирша сидела спиной к камере: короткие черные волосы, поджарая, словно гончая, от лодыжек до запястий и шеи - комбинезон из смарт-ткани, посылавшей данные о ее организме набором диаграмм, бегущих слева от основного окна. Руки лежали на выступе из пластика, который плавно отходил от стены и образовывал нечто вроде мембранного рабочего стола, мерцавшего круговыми тестовыми изображениями.

– Слышишь?
– позвал Алексей. Грегор постучал по наушнику и показал "все ОК".

Нет углов, поняла Жанна. Ни прямых линий, ни острых краев - ничего, что могло бы пересечься и под любым углом зрения образовать девяносто градусов.

– Она не на антиэвклидиках?

Алексей покачал головой:

– Препараты влияют на распознавание образов. А нам нужно, чтобы ее голова была ясной.

Эволюция не просто слепая, подумала Жанна. Она еще и тупая. Как естественный отбор в принципе мог создать отвращение к прямым углам?..

Конечно, естественный отбор ничего не создавал; он просто вычищал все ненужное. Проблем с крестовым глюком не было до тех пор, пока люди не изобрели геометрию; в природе нет прямых углов, и все...

– А как же горизонт?
– спросила она, пораженная внезапной мыслью.

Алексей отвел взгляд от корректировки настроек:

– Ммм?

– Вертикальный ствол дерева на фоне плоского горизонта. Разве это...

Он посмотрел на нее.

– Горизонты не настоящие.

– Еще какие настоящие.

– Это нуль-мерные границы. В горизонте нет толщины, это просто гипотетический стык между разными секторами

обзора. Глюку нужна четкая видимая линия, чтобы в нее вцепиться.

– Да, но...

– Подожди, подожди.
– Он поднял руку и начал загибать пальцы.
– Деревья с идеально прямыми стволами и идеально горизонтальные ветви. Утесы с перпендикулярными линиями трещин. Большие стебли травы в саванне, сломанные строго посредине. Еще что-нибудь?

Она подумала.

– Сойдет для начала.

– Еще с десяток, как минимум. Но ничто из этого на самом деле не подходит. Углы должны быть практически девяносто градусов и находиться прямо у них перед глазами, и что-то должно удерживать вампира от того, чтобы отвернуться, когда его начнет подергивать. Но даже если во времена плейстоцена один-два из них действительно иногда зависали, это крайне малая цена отбора по сравнению со всеми теми преимуществами, которые идут в нагрузку к глюку.

– Но...

– Слушай, если хочешь, можешь гадать и дальше. А здесь, в реальном мире, мы имеем дело с реальной информацией. И если тебе это так интересно, просто посмотри, - он указал пальцем на стену.
– Вот сюда.

На дисплее Валери больше не было тестовых структур. Он показывал тактовые пульсации и бешеные ЭЭГ; потоки буквенно-цифровых данных двигались слишком быстро для глаз простого смертного. Текучий и эфемерный пейзаж чисел; цифровая ртуть. Пальцы вампира порхали по этому интерфейсу, размытые, словно крылья колибри.

– Что это?
– прошептала Жанна.

– Это, - с оттенком гордости сказал Алексей, - вредоносный алгоритм.

– Что? Хочешь сказать, с фондовой биржи?

Он кивнул.

– Вот что оплачивает наши степени.
– Он ухмыльнулся.
– Или ты думала, NSERC действительно интересуется альтернативным сплайсингом протокадеринов?

– А что она делает?

– Охотится за мерзавцем. И прищучит. Ставлю двадцатку, что сделает это за пять минут или меньше.

– Но это алгоритм!
– Никакая плоть и кровь не могла угнаться за мерзопакостными программками. С тех пор, как простые мешки с мясом перестали притворяться, будто контролируют экономику, прошли десятилетия.

И все же в одном углу экрана участок этого светящегося потока внезапно замер. Группа шестиугольников, насколько могла видеть Жанна. Обездвиженные, они светились, окруженные кипящим хаосом: фрагмент молнии, пронзающей сердце.

Пальцы продолжали неистово метать новые заклятья. Еще один блок кода выпал со скоростной полосы и подрагивал теперь на стене. У этого были связи: его выпадение затронуло других. Причины и следствия вспыхивали на краске, словно трещины, бегущие по стеклу; за долю секунды мириады второстепенных процессов сбросили световую скорость до нуля, застыв в полушаге.