Деньги для киллера
Шрифт:
— Может быть, мы попробуем как-то по-другому? — Не очень рассчитывая на везение, предложила я. — Может быть, вы чуть-чуть намекнете, что хотите услышать? Я с удовольствием…
— Ага, — опять сказал он, — Ну что ж…
Тогда расскажи-ка нам о своем Витьке, чего это ему на месте не сидится?
Обижаться на человека я не могла: он вроде бы хотел помочь и задавал наводящие вопросы, но дело в том, что я совершенно не представляла, где Витьке должно сидеться, хотя кое-какие очень личные соображения у меня по этому поводу были.
— Нельзя ли немножко поконкретней?
Про Витю то есть, что вас интересует?
— Да все.
Нет, он, как видно, решил меня уморить.
— Ты только не дергайся, твоя подружка нам все выложила. Ясно?
Я покосилась на Соньку в робкой надежде: может быть, хоть она намекнет, что от меня хотят. Сонька намекать не стала, но вдруг икнула. Громко и как-то жалобно.
Потом еще раз и еще. Прикрыла рот рукой, вытаращила глазищи и икала как заведенная. Потом начала трястись. «Кузнечик» посмотрел на нес с интересом, по-птичьи держа голову, и спросил:
— И часто она так?
— Нет, — торопливо заверила я, — только когда сильно напугается.
— И что, это врожденное? — он выразительно покрутил пальцем у виска.
— Ага. У нее родимчик.
Такого слова он не знал, это точно, но оно ему понравилось. Он удовлетворенно кивнул, продолжая поглядывать на Соньку.
Та исправно икала и вдруг погрозила мне кулаком.
— Ишь ты, — хохотнул длинноногий, — не иначе как ее с высокого места мамка роняла.
— Может быть, — Немного подумав, согласилась я. «Кузнечик» начинал мне нравиться. — Вы вот про Витю спрашивали, так что вам интересно?
— Да все, — обрадовался он.
— Ладно, — пришлось согласиться мне, — я вам тогда расскажу, как я с ним познакомилась и почему. Сонька, вот она то есть, его со школы знает. В одном классе учились. А у нас такая неприятность вышла… — я рассказала про неприятность. Бог знает в какой раз за последние дни. «Кузнечик» слушал, кивал и ухмылялся. Потом стал вопросы задавать, а я отвечать на них. Вопросов было много, и я старалась, как могла.
Один мне особенно не понравился.
— А что это за рыжий парень возле вас вертелся?
— Рыжий? Это следователь. Тарасов его фамилия. Документы показывал, вон ей, — я ткнула пальцем в Соньку, отчего та стала икать громче. — А я его один раз видела.
Вот, — я решила сменить тему, — а Витя Оборотня до смерти боится, расхрабрилась я, видя, что олигофрен вроде бы опять заснул. — А он мне по телефону названивает.
— Кто?
— Оборотень.
— Зачем? — удивился «кузнечик».
— Велит его деньги искать.
— Чего? — Не понял он.
Я пожала плечами:
— Говорит, не найдешь, будет плохо.
Он
— Не бери в голову: найдешь, не найдешь — хорошо тебе уже не будет.
— Правда? — забеспокоилась я. Совершенно неожиданно Сонька перестала икать.
Это се, как видно, несказанно удивило: она повела головой, заерзала и вернула глазам их первоначальную форму. — Мы ведь в этом деле совершенно ни при чем, — решила я немного поплакаться и высказать наболевшее, — а такая вокруг каша заварилась, не понять, что к чему, и страшно очень. Вот вы, к примеру, что за люди?.. Боязно…
— Серега, — обратился «кузнечик» к олигофрену за моей спиной, — покажи ей фотографии. — Тот бросил мне на колени пачку фотографий, и «кузнечик» сказал:
— Посмотри, нет ли знакомого?
Положительно, по части туманно выразиться — он первый специалист. Однако уже вторая фотография меня здорово напугала. На ней был тип, которого я дважды видела на деревенском кладбище: «восьмерка» цвета «мокрый асфальт»! Чем-то я себя выдала, «кузнечик» впился в меня взглядом и строго спросил:
— Ну?
— Он в деревню приезжал, в тот день, когда сосед утонул, — сказала я, продолжая рассматривать фотографию. Она меня беспокоила. Я не сразу сообразила, что на фото труп: с открытыми глазами, но отрешенным, нездешним взглядом. «Кузнечик» хлопнул себя по колену и засмеялся.
— Ну, Витька, ну, мудрец. Сам небось и пришил дружка. Если он опять выкрутится, гадом буду, я его уважать начну. — Половины я не поняла, но забеспокоилась. — Ну что, блондиночка… Хороша ты, хороша, а дело — это дело, — он вздохнул очень натурально. — Витька сука, и вы, может, в самом деле ни при чем, но… — он пожал плечами, — поехали с нами.
— Куда? — испугалась я, а Сонька опять икнула.
— Что, любопытная? В гости. А Витька пусть покрутится, как вошь на гребешке.
— Он и так крутится, — торопливо заверила я, — ему осталось-то совсем ничего.
— Да? — «кузнечик» заинтересовался.
— Оборотень сроку дал две недели. Истекает срок. Если Витька его сам не поймает, наверное, помрет. Уж так ему обещали.
— Витьке каюк и без Оборотня. Уж больно грешен. Умник, все мудрит, «кузнечик» сплюнул, получил от этого явное удовольствие. — Поехали, красавицы.
— А мы надолго? — проблеяла я. — Мне завтра в больницу, я на больничном, и мне к врачу…
— Врача мы тебе организуем, — хохотнул он. Все-таки нечасто в наше время встретишь человека в таком веселом расположении духа.
Он поднялся и пошел к двери, мы с Сонькой малость замешкались, тут же олигофрены вмешались: на приличной скорости мы достигли входной двери и уперлись в нее носами. Мне очень хотелось зареветь, и Соньке, как видно, тоже. Но слезы, само собой, впечатления не произведут. Мы вышли из квартиры, «кузнечик» впереди, насвистывая и не обращая на нас никакого внимания. Один из олигофренов бросил сурово: