Денис Давыдов
Шрифт:
«Неудачная осада Силистрии и возвращение русской армии на левый берег Дуная вызвали неудовольствие императора Александра на князя Багратиона, который вследствие этого просил об увольнении его от звания главнокомандующего; просьба Багратиона была принята» [170] .
Разумеется, эта самая просьба была красивым жестом, в уверенности, что государь не только откажет в отставке, но и разрешит князю поступать по своему разумению. Генерал явно переоценил свои силы, точнее — отношение к нему при дворе. Похоже, что он стал вызывать у Александра I раздражение — с чего же иначе при дворе заговорили о «нерешительности и робости» известного своим бесстрашием Багратиона? Да и было уже кем его заменить: после успешно завершившейся Шведской войны стремительно восходила звезда 33-летнего генерала от инфантерии графа Николая Михайловича Каменского 2-го.
170
История Апшеронского полка. СПб., 1892. Т. 1. С. 310.
Итак, 4 февраля 1810 года князь Багратион оставил должность — как бы по состоянию здоровья… Традиционная для всех времен российская формулировка!
Денис же, ровно через месяц после того получивший чин гвардии ротмистра, что приравнивалось к армейскому подполковнику — званию, в гвардии отсутствовавшему, решил остаться в Молдавской армии, но испросил себе отпуск. Местом его проведения стало село Каменка Чигиринского уезда Киевской губернии. Роскошное это имение принадлежало вдове генерал-майора Льва Денисовича Давыдова, десять лет уже как умершего, — Екатерине Николаевне {76} , племяннице светлейшего князя Потёмкина и матери прославленного Николая Николаевича Раевского. Денису она приходилась теткой, но очевидно, что наш герой отправился туда по приглашению своего кузена Александра Львовича Давыдова, который 11 января того самого года вышел в отставку «по расстроенному здоровью» и поселился в Каменке.
Жизнь в Каменке, но не тогда, а десять лет спустя, не единожды и во всех подробностях описана историками и литераторами.
Хотя это была уже другая эпоха. За десять лет закончилась затянувшаяся Турецкая война; Россия подверглась вторжению Великой армии Наполеона: отступление, Бородино, пожар Москвы, изгнание неприятеля, перешедшее в Заграничный поход, капитуляция Парижа; произошли резкие изменения общественного сознания, возникли тайные общества — Союз спасения и Союз благоденствия; начался расцвет великой русской литературы, появился Александр Пушкин… Отсюда и название: «эпоха Пушкина и декабристов». Каменка станет одним из тех мест, через которые проходил путь на Сенатскую площадь.
Однако, пусть несколько и потесненные молодежью, в эту новую эпоху вошли, в общем-то, те же самые люди, что знакомы нам по времени, которое названо «дней Александровых прекрасное начало» — разумеется, несколько постаревшие. Так что если читать описание балов, обедов, охот и всего того прочего, что происходило в Каменке (за исключением собраний тайного общества) в «пушкинские времена», все будет почти что то же самое и такое же…
Итак, кузен Александр Львович, недавно обосновавшийся в Каменке, — наследник этого имения. «Ни один историк литературно-общественных течений XIX столетия не обойдет полным молчанием фигуры этого типичного русского барина, сочетавшего в своем образе жизни размах и ширь вельможи Екатерининских времен с либерально-просветительскими стремлениями своей эпохи. Врожденной склонности к роскошной жизни много способствовал брак Давыдова с дочерью французского эмигранта герцога де Граммона, Аглаей Антоновной» [171] .
171
Сборник биографий кавалергардов. Т. 2 (1762–1801 гг.). СПб., 1904. С. 460.
Со слов отца о ней, о своей тетке, так написал Василий Денисович: «…весьма хорошенькая, ветреная и кокетливая, как истая француженка, искала в шуме развлечений средств не умереть от скуки в варварской России. Она в Каменке была магнитом, привлекающим к себе всех железных деятелей Александровского времени. От главнокомандующего до корнетов все жило и ликовало в селе Каменке, но главное умирало у ног прелестной Аглаи. Д. В. Давыдов воспел ее в стихах» [172] .
172
Давыдов В. Д.Денис Васильевич Давыдов, партизан и поэт… С. 632.
Что за стихи? Таковых два: «Подражание Горацию» и «Племяннице».
…Аглая, как идет к тебе Быть лукавой и обманчивой! Ты изменишь — и прекраснее! И уста твои румяные Еще более румянятся Новой клятвой, новой выдумкой! [173]Хотя в сборнике это стихотворение и обозначено 1809 годом, но это не так — весь тот год Денис провоевал, а его кузен с супругой пребывал в Петербурге, где прекрасная Аглая блистала при дворе, умело транжиря немалые давыдовские средства. Как сказано про Александра Львовича в «Сборнике биографий кавалергардов», «несмотря на то, что за родителями его состояло в разных губерниях 14 000 душ, сам он постоянно нуждался в деньгах».
173
Давыдов Д. В.Полное собрание стихотворений. Л., 1933. С. 85.
Приведенное стихотворение совсем не из тех, что можно громко и с выражением читать в кругу друзей, тем паче — родных. Нет, эти строки надо шептать на ушко, чуть касаясь гусарскими усами нежной щеки, чувствовать пьянящий запах волос и с волнением ждать ответа…
Вдруг вспомнилось пушкинское: «Какой-нибудь пиитармейский / Тут подмахнул стишок злодейский» — речь там совсем о другом, но как точно подходит! Ох, ведь злодейский стишок, соблазнительный!.. Явно, Денис был пленен легкомысленной 23-летней красавицей и, скорее всего, по-гусарски «волочился напропалую». Что там между ними было — мы не знаем, да это нас и не касается! Но очевидно, познакомившись с «Подражанием…», Аглая Антоновна попросила (потребовала?) от влюбленного ротмистра совсем иного стихотворения — такого, чтобы можно было его читать вслух и всем показывать и тем гордиться. Вообще-то, по официальной версии, стих этот был написан по заказу графа Александра Николаевича Самойлова {77} , родного брата Екатерины Николаевны, и как бы от его имени — от того-то и появилось то самое непонятное название «Племяннице». Восхищаться чужой женой вслух не принято — как бы она того ни заслуживала и какое бы право ты на это ни имел, — но зато если выразить восхищение устами старого дядюшки, то ни к кому никаких вопросов не будет.
И вот скрепя сердце наш «пиит армейский» старательно выписывал следующие строгие строки:
Любезная моя Аглая, Я вижу Ангела в тебе, Который с неба прилетая С венцом Блаженства на главе, Принес в мое уединенье Утехи, щастье жизни сей И сладкой радости волненье Сильней открыл в душе моей! Любезная моя Аглая, Я вижу Ангела в тебе! [174]Оценки этим рифмам мы давать не будем и вообще закроем на том тему Дениса Давыдова и его кузины. В очерке о судьбе нашего героя, помещенном в «Сборнике биографий кавалергардов», об этом времени сказано с замечательным тактом: «Давыдов влюбился в очаровательную хозяйку и посвятил ей два стихотворения. Жизнь в Каменке навсегда осталась одним из лучших воспоминаний поэта» [175] . Рады за него!
174
Там же. С. 86.
175
Сборник биографий кавалергардов. Т. 3. С. 33.
Ну а про саму Аглаю Давыдову можно добавить, что она и через десять лет, то есть уже в следующую эпоху, была столь же обворожительна и так же пленяла всех и каждого. В нее, 33-летнюю, что вообще считается расцветом женской красоты, влюбился двадцатилетний Пушкин — но, судя по целой серии злых эпиграмм и сатирических стихов, написанных в адрес красавицы, успеха поэт не имел. Известно, что юный Пушкин был излишне злоязычен и за свои неудачи, в том числе и на любовном фронте, отмщал стихами — далеко не всегда справедливыми…
Вот и Аглаю Антоновну он обессмертил (все-таки если бы не Пушкин — то кто бы ее сегодня помнил?), припечатав ее такой эпиграммой:
Иной имел мою Аглаю За свой мундир и черный ус, Другой за деньги — понимаю, Другой за то, что был француз… [176]Про «мундир и черный ус» — вполне возможно, что это намек на Дениса, ибо в армии Александра I носить усы было дозволено только офицерам легкой кавалерии — гусарам и уланам. Может, и нет… Но вот к чему было называть редкое имя, всем известное и бывшее у всех на устах? Для рифмы сгодилась бы все та же «Лизетта». А в честь чего «моя Аглая»? Определенно — ревность, неудовлетворенное тщеславие… В общем, скажем так — не по-гусарски!
176
Пушкин А. С.На А. А. Давыдову // Пушкин А. С.Собрание сочинений: В 10 т. М., 1974. Т. 1. С. 205.