Денис Котик и орден бледных витязей
Шрифт:
– Ну что может быть между горой и долиной? Город? – спросила Леся. В задумчивости она до крови закусила нижнюю губу.
– А почему город, а не, например, деревня? – скептически спросил Максим.
– А может и деревня... – согласился Денис. – И даже озеро. Озеро ведь может быть между горой и долиной? Или лес?
– А может быть, между ними еще одна гора, только маленькая, – предположил шошарр. – Или еще одна долина...
– Да между ними может быть что угодно! Хоть город Москва! Хоть огромная куча золота!
– Ну, в самом крайнем случае, ну даже если он не возьмет нас на эту свою ладью... Переночуем тут у Хитроцельса, время ведь еще есть, хотя и немного... А там вдруг еще какую-нибудь ладью сюда занесет... – негромко заметил Денис, неисправимый оптимист.
– Как же, занесет, – в отчаянии махнул рукой Максим. – Сейчас зима. А плавать зимой в Архипелаге не очень-то любят... Это мне еще летом Данила-мастер рассказывал...
А у шошарра даже слезы на глаза навернулись – слезы отчаяния.
Ведь, как ни крути, а из всех четверых он был самым большим трусишкой... Да и, в отличие от Леси, Максима и Дениса, Тиша прекрасно знал, по какой причине за ними гонятся ужасные преследователи – бледные витязи...
– Да, плохи наши дела, – подытожил Максим.
И только Леся ничего не говорила, сосредоточенно размышляя о чем-то своем.
– Ну что, угадали? – ехидно спросил Твердислав. Ожидать ответа на голодный желудок ему было скучно и он снова возвратился к своей колбасе.
– Угадали! – с вызовом сказала Леся. – Я знаю ответ!
Денис, Максим и Тиша уставились на нее в немом изумлении. Всем хотелось знать, правду говорит Леся или врет. И если правду, то почему она этой самой правдой с ними не поделилась?
– Тогда расскажи-ка мне, да побыстрей, краса-девица, что между горой и долиной? – с лукавым прищуром спросил Твердислав. Очевидно, он считал, что загадка, которую он загадал последней – совершенно неотгадываемая.
– Между горой и долиной располагается буква "и"! Потому, что "гора" и "долина" здесь – это просто слова! Как в загадке "А и Б сидели на трубе"! – глаза Леси блеснули торжеством.
Ребята уставились на Твердислава, который от неожиданности даже поперхнулся своей колбасой. Прокашляться ему помогал уже знакомый ребятам бородач – как выяснилось совсем скоро, его звали Тимоня Крепконос. Он споро подскочил к капитану и что было сил хватил Твердислава Зуболомича кулаком по спине.
К слову сказать, все матросы ладьи, за исключением разве что спящего Юряты Рваные Портки, теперь стояли вдоль ближнего к ребятам борта ладьи и с интересом следили за ходом этого странного состязанья.
Наконец Твердислав прекратил кашлять, выпрямился в полный рост и, не глядя в сторону ребят, сообщил:
– Ну что за напасть? Вы снова угадали...
– И что теперь?
– Теперь? Что ж, милости просим к нам на ладью... Вижу теперь я, никакие вы не иноземцы, а наши, родненькие. Уж больно умные да разумные...
– Ур-ра! – в один голос закричали Леся, Денис, Максим и Тиша, быстро взбегая по сходням.
ИСТОРИЯ ДЕСЯТАЯ. КЛУБ ОДИНОКИХ СЕРДЕЦ ТВЕРДИСЛАВА ЗУБОЛОМИЧА
Порядки на ладье были очень странные – это Денис приметил сразу же.
Дисциплины – считай никакой.
Распорядка – тоже.
Как сказал бы Валентин Ромуальдович, физрук школы №55, где учился Денис, "сплошной бардак и моральное разложение".
А именно: неприкрытое обжорство, запойное пьянство и переходящее все границы мыслимого лентяйство.
С утра до ночи дружинники лежали на лавках, поедали разнообразную снедь, запасы которой занимали едва ли не половину палубы, и запивали ее квасом, медом и пивом.
В оставшееся от этого захватывающего занятия время они громко вздыхали и охали над чем-то своим и, по-видимому, глубоко личным, травили анекдоты и распевали песни под недурственный аккомпанемент гусляра Еремея Дери-Горло.
Среди песен были и смешные, и грустные. Одна, например, особенно понравилась Денису и он очень жалел, что не взял с собой карандаша и блокнота, чтобы ее записать.
На болоте, на снегу
Укусил комар блоху.
Сидит заяц на березе
Умирает со смеху.
Дружинник по имени Лешак, обладатель самого звучного голоса на ладье, а заодно и самого сносного слуха, был запевалой. Первую строку он пропевал сам, и лишь на второй к нему присоединялись его товарищи.
"Умирает со-сме-ху!" – в восемнадцать глоток горланили дружинники.
Ох и громко же получалось!
Запрягу я кошку в дрожки,
А котенка в тарантас,
Повезу свою хорошую
Всем людям на показ!
Словно оперная певица прижимая руки к груди, пел Лешак. Дружинник Мирослав умело подпевал, а Тимоня и Ярослав в такт песне колотили снятыми сапогами о мачту, да так, что тряслась вся ладья.
Веселье было таким заразительным, что не только дружинники, но и слушавшие их ребята сразу забывали обо всех опасностях, что выдались на их долю в последние дни. А думать о тех, что, возможно, еще поджидали их впереди, им и вовсе не хотелось.
Как заметил Денис, на две веселые песни приходилась одна грустная. И когда дружинники запевали грустную, на сердце делалось тяжело и муторно.
Хотел я уточку убить –
Серая закрякала.
Хотел я девушку забыть –