Дерево Идхунн
Шрифт:
Фабио посмотрел на девочку.
— Поставь его, что бы в нем ни находилось.
Мальчик свирепо ухмыльнулся.
— Я не знаю, кто ты, но у тебя точно нет права приказывать мне.
И он стал медленно наклонять пузырек: черная жидкость зловеще заскользила по стенкам сосуда.
Тогда София метнула в мальчика одну из своих лиан, которая на лету подхватила склянку, не давая веществу в ней вылиться наружу. Однако Фабио оказался не менее проворным. Ярко-красное пламя устремилось наперекор лиане, — Софии вовремя удалось разжать руку, чтобы не обжечься. Девочка отскочила в сторону, но сразу же натолкнулась на еще один огненный язык. Софии пришлось кубарем
— Даже не пытайся. Никто не может остановить меня или указывать мне, что я должен делать, ясно! — закричал Фабио.
— Но ты же выполняешь приказы Нидхогра, — возразила София, вставая на ноги. — А еще ты подчиняешься Рататоскру.
Фабио снова растерялся, судорожно сжимая сосуд в ладони.
— Ты же не такой, как они, — попыталась продолжить девочка, — и никогда таким не был.
— Я предал вас, — стиснув зубы, ответил мальчик. — Я сделал свой выбор, и совсем недавно я вновь сделал то же самое. И знаешь, что? Я совсем не раскаиваюсь в этом.
Очередная вспышка света — и все вокруг оказалось объято пламенем. София взмыла вверх, рана, полученная ею на развалинах римского театра, все еще болела. Девочка попыталась защищаться, как могла, и метнула в Фабио лианы, чтобы поймать его в западню. Но тот был слишком проворен и умело отбивал все ее атаки. Потом у него появились золотые крылья в железной упряжи вживленного в него устройства Нидхогра. И в какое-то мгновение София увидела его, Элтанина. Того самого, настоящего Элтанина. И она вспомнила…
Когда он прилетел, дракон уже лежал на земле, его золотая чешуя была вся насквозь пропитана кровью. Тубан с ужасом посмотрел на его раны: одно крыло было почти полностью изодрано, по всему телу ссадины и раны от укусов, а на брюхе глубокая дыра, из которой хлестала кровь. Но больше всего его сразил взгляд дракона.
Тубан видел, как тот несколько месяцев назад покинул их, как он, снедаемый жаждой кровопролития и смерти, бок о бок с Нидхогром в первых рядах его сторонников сражался против своих братьев-драконов. А теперь казалось, что и не было этих ужасных событий. Потому что молодой дракон смотрел на него глазами, молящими о пощаде. А он, Тубан, оказался неспособным ни защитить его, ни убедить в правоте своих доводов. Он позволил Элтанину уйти, не сумев удержать возле себя.
Тубан излил в небо свою боль, выплакав все слезы мира.
— Ты прав, — прошептал умирающий дракон. — Ты был прав, я всегда был глупцом, вспыльчивым тупицей.
— Не говори так. Это я виноват в том, что случилось с тобой, — возразил Тубан.
Но тот лишь едва качнул головой. Его взор затуманился.
— Это я привел его к Древу Мира, — произнес он на одном дыхании, и кровавые слезы хлынули из его глаз. — Я…
Тубан положил свою морду на морду бывшего друга.
— Нидхогр переманил тебя, он сумел убедить тебя.
— Это не может служить оправданием. Я буду предан вечному проклятию, и вполне заслуженно.
— Ты навсегда останешься в моем сердце, и ты это знаешь, — пробормотал Тубан. — В конце концов, ты все понял, иначе тебя бы здесь не было.
Взгляд золотого дракона
— И все же мне удалось кое-что сделать, — тихо промолвил он. — Плод… плод спасен. — И его искаженное от боли лицо обрело выражение блаженства. — До тех пор, пока один из плодов находится в безопасности, Нидхогр не сможет победить.
Слезы Тубана смешались с кровью его друга — Элтанин вернулся, он снова один из них.
— А теперь позволь мне умереть, — прошептал золотой дракон.
— Ты не умрешь. Ты, как и все, будешь жить. И однажды ты снова вернешься.
Элтанин посмотрел на него непонимающим взглядом.
— Люди сохранят, память о нас, они приютят наши души, и в один прекрасный день мы вновь станем бороздить бескрайние небесные просторы, — сказал Тубан и своими когтями сорвал с его лба Око Разума.
Взгляд Элтанина потух, а его грудь перестала вздыматься в неравномерном ритме его предсмертного дыхания. Но душа дракона останется жить вечно.
Устремившийся на Софию столб пламени привел ее в чувство. Девочка отскочила в сторону, успев при этом вызвать появление такого количества лиан, какое только было в ее силах. Некоторые из них сгорели в огне, но других оказалось вполне достаточно, чтобы добраться до крыльев Фабио и остановить его. София видела, как он упал на землю, и опустилась сама. Она выкрутила его руки за спину, а коленом уперлась в грудь, прижав мальчика к земле.
— Ты передумаешь! — выкрикнула она в лицо Фабио. — Ты не можешь забыть это! В конце концов, ты, погибая в сражении, спас нас всех и плод! Ты не достоин такой участи!
Фабио со злобой смотрел на девочку, но было что-то еще в его взгляде. В глазах мальчика промелькнул проблеск сознания, смутный отголосок старого воспоминания и сомнения.
— Глупец, кровь! — услышал он вопли Рататоскра. — Выливай кровь!
И взгляды обоих оказались прикованными к склянке, зажатой между большим и указательным пальцами Фабио, всего в нескольких сантиметрах от земли. Достаточно было просто разжать их. Для этого не потребовалось бы даже малейших усилий воли.
— Нет! — закричала София, но кровь Нидхогра уже вытекла на землю.
Крик девочки заглушил внезапно поднявшийся сильный ветер. Он рассеял туман, обнажив удручающе пустынную картину. И в это время внезапно расцвел орех. Но это была отнюдь не та, присущая ему здоровая и цветущая жизнь. Кора дерева была черной, как смола, по ее сухим ветвям тек темный убийственный сок, его острые как бритвы листья свернулись в иглы. Из ветвей ореха выделялась темная сила, и внезапно вокруг вновь появился Беневенто, тот самый город, засыпанный снегом, который всего час назад покинули девочки. Ореховое дерево больше не пряталось от мира, оно снова вернулось на землю. Его корни устремились вдоль городских улиц. Они вырывали базальтовые камни из мостовых и пробивали насквозь асфальт, разбрасывая повсюду, где бы ни находились, свои мрачные семена. На перекрестках появились скрученные черные деревья, площади оказались во власти каких-то странных больных растений, дома покрылись фиолетовым мхом и длинными черными лианами. А на земле белый снег окрасился в багрянец, и с неба стали падать пунцовые хлопья до тех пор, пока весь город не оказался под покрывалом причудливого вида растительности, ядовитой и мрачной.