Дерево красной птицы. Пробуждение огня
Шрифт:
Полы длинного шелкового одеяния развевались от решительных шагов. Руки сжимались в кулаки от страстного желания защитить свою любовь любой ценой. Ради Кымлан он готов был биться до конца. Но позволят ли ему хотя бы попытаться?..
В зал Совета он пришел одним из первых, пытаясь по непроницаемым лицам прибывающих определить их вердикт. Каждый из государственных мужей пришел сюда уже с готовым решением и теперь почтительно ждал появления Владыки.
Сколько прошло времени, Наун не знал, но каждое мгновение в ожидании казалось бесконечным. Наконец, обтянутые тканью двери распахнулись и, поддерживаемый под руки
– Мы не можем жертвовать данью, которая нужна нашему народу, ради нескольких солдат, – громко и категорично заявил Первый советник. Присутствующие согласно закивали. Наун сжал челюсти. Втайне он всегда ненавидел этого властного, непоколебимого мужчину, за плечами которого было бесчисленное количество выигранных битв. Слава великого полководца тянулась за ним длинным, гордым шлейфом. И хоть сейчас он уже был стар, все равно никто не смел перечить уважаемому в прошлом генералу, который до сих пор контролировал армию Когурё и имел огромное влияние на министров. Его Наун опасался больше всех.
– Хочу напомнить, что среди этих солдат есть Избранная. Или вы забыли о Пророчестве? – принц знал, что это был слабый аргумент, но должен был хотя бы попытаться воззвать к совести сановников.
– Избранная? – фыркнул в седую бороду советник. – Ваше высочество, вы уже слишком взрослый, чтобы верить в сказки.
– Это не сказки, это предсказание придворной жрицы! Вы не боитесь гнева Небес? – вскричал Наун, понимая, что с каждым сказанным словом надежда спасти Кымлан утекает, как песок сквозь пальцы.
– Даже жрецы могут неправильно истолковать знаки Неба. Неужели кто-то из здесь присутствующих действительно считает, что дочь начальника дворцовой стражи – Избранная? – Советник обвел грозным взглядом молчаливых чиновников и, не услышав возражений, удовлетворенно ухмыльнулся. – Владыка, я считаю, что ради нескольких человек возвращать моэхсцам собранную таким трудом дань – бессмысленно и нелепо. Это огромные убытки!
– И вы считаете справедливым обречь на бессмысленную смерть воинов, которые преданно служили Когурё? Ведь они наши люди, они когурёсцы! – вскипел Наун, стукнув кулаком по столу, и вскочил на ноги. Члены совета возмущенно зароптали, косо поглядывая на принца-бунтаря.
– Они присягнули государю. Их долг – отдать жизнь ради благополучия страны, – отрезал Первый советник.
– Но… но Кымлан – женщина! Неужели мы бросим ее и даже не попытаемся спасти? Это просто бесчеловечно! Мы должны защищать слабых! – Наун задыхался, осознавая, что проиграл, еще даже не вступив в битву. Нужно было придумать что-то еще, заранее продумать тактику и аргументы и, в первую очередь, – спрятать подальше эмоции. Но сейчас он был в панике, и уже не мог контролировать себя. Именно поэтому отец никогда не принимал его всерьез, считая просто взбалмошным мальчишкой.
– Женщина? –
– Твой дед, Великий завоеватель Квангэтхо, подчинил мохэ много лет назад, – подал голос отец. – Наши земли истощены, люди голодают. Без экономической поддержки покоренных племен мы не выживем. Ты как принц должен это понимать и не давать волю чувствам!
– Владыка, уверен, Его высочество все это хорошо понимает, – министр Ён встал и низко поклонился. Это был единственный человек в правительстве, к которому Наун испытывал симпатию. Молодой, хитрый, умный и гибкий Ён Чанмун по какой-то, неведомой принцу причине, всегда поддерживал его и всячески помогал. – Давайте все успокоимся и проголосуем. Нет смысла обсуждать это дальше.
Наун в смятении сел обратно и уставился перед собой, чувствуя себя так, словно смертный приговор сейчас будет вынесен ему. По залу Совета пронесся тихий гул голосов, присутствующие зашуршали широкими рукавами и одновременно подняли деревянные таблички. Сколько красных?.. Одна, две, три… все, кроме министра Ёна. Плечи опустились вместе с глухим стуком табличек о стол. Последнее слово оставалось за отцом, но нечего было и надеяться на положительное решение.
– Ресурсы государства важнее, чем несколько человек.
Наун в отчаянии сжал кулаки. И на что он рассчитывал? Что для этих стариков в Совете, застывших сорок лет назад, будет важна его Кымлан и их любовь? Смешно и нелепо. Ярость и отчаяние стучали с висках, рождая в голове безумные мысли. Рассудок потерял свою силу, уступая место оголенным, живым, горячим эмоциям. Желанию спасти любимую вопреки всему.
Он вихрем вылетел из зала Совета и ринулся к своим покоям, но остановился, увидев перед собой высокую фигуру. Его обдало холодом от потухшего взгляда карих глаз – таких похожих на глаза Кымлан, но совершенно лишенных жизни. Ему навстречу медленно шел генерал Чильсук, отец Кымлан.
– Ваше высочество, – прямая спина склонилась в почтительном поклоне. Начальник дворцовой стражи, когда-то воевавший в армии самого Квангэтхо, несмотря на возраст не потерял горделивой осанки и величественности, которая всегда отличала воинов старой закалки. Воинов прежней, Великой эпохи завоеваний.
Наун не мог заставить себя посмотреть ему в глаза. Он знал, как Чильсук любил дочь, и страшно было даже представить, что он сейчас переживал.
– Простите меня, генерал, – прошептал принц, опустив голову.
Отец Кымлан пришел чтобы узнать решение Совета, и Наун был в ужасе, что именно ему придется озвучить страшный вердикт. Под взглядом начальника стражи он сгорал заживо от стыда и вины за то, что не уберег Кымлан. Ни тогда, ни сейчас.
Чильсук покачнулся, но устоял на ногах. Его лицо исказила мука. Он все понял.
– Я спасу ее, обязательно спасу! – горячо прошептал Наун, но генерал резко оборвал его:
– Нет! Не делайте этого! Не покрывайте позором имя моей дочери. Она бы не простила себе, если бы навлекла неприятности на королевскую семью и тем более на вас, – в потухших глазах воина вспыхнул огонь.