Деревянные космолеты (Мир и Верхний Мир - 2)
Шрифт:
Завотл опередил Толлера.
– Ваше Величество, - произнес он, - с досадой вынужден предупредить вас, что вы так и так скоро останетесь без моих мозгов.
Чаккел сощурил глаза и воззрился на него с таким видом, будто заподозрил подвох.
– Завотл, - вымолвил он наконец, - ты никак помирать собрался?
– Да, Ваше Величество.
Казалось, ответ не столько опечалил Чаккела, сколько сбил с толку.
– Н-да... н-да... не нравится мне это...
– Благодарю, Ваше Величество.
– Ладно, меня ждут государственные дела, - отрывисто бросил король и направился к выходу.
– Учитывая
– Ваше Величество, я перед вами в огромном долгу.
В дверях Чаккел задержался и бросил на Толлера последний, особенно пристальный взгляд.
– Похоже, игра близится к концу? А, Маракайн?
Не дожидаясь ответа, он скрылся в коридоре, и в кабинете наступила тишина.
– Илвен, хочу тебе кое-что сказать, - тихо проговорил Толлер.
– Мы напугали короля. Ты заметил, он постоянно внушал, что оказывает нам услугу? А на самом деле все обстоит иначе: ему страсть как хочется, чтобы над Дальним Миром развевался его штандарт. Гарантированное местечко в истории не бог весть какая замена бессмертию, но ни один монарх, похоже, не в силах противиться такому искушению. А мы все время напоминаем Чаккелу, сколь суетны подобные мечты.
– Странные речи, Толлер.
– Взгляд Завотла бродил по лицу друга.
– Я останусь на Дальнем Мире, но ты обязан вернуться.
– Старина, не волнуйся ни о чем. Я вернусь любой ценой. Даже ценой собственной жизни, если понадобится.
Толлер не был уверен, что сын пожелает встретиться с ним, а потому невыразимо обрадовался, увидев на южном большаке одинокого наездника. Место встречи было выбрано не случайно; во-первых, там был пруд, а над ним высился приметный остроконечный утес в золотых прожилках, во-вторых, оно находилось на северном склоне последней гряды холмов перед бывшим имением Толлера. Если бы он проехал еще милю до гребня, то увидел бы до боли знакомую картину; и мысль о том, что в этом доме живет Джесалла, разбередила бы его рану. Но не по этой причине он держался в стороне от усадьбы. Просто в душе Толлер дал себе и жене слово, что их пути разошлись навсегда. А значит, оказаться в пределах видимости из дома нельзя, иначе клятва будет нарушена. Толлер не взялся бы искать в этом логику - он поступал, как ему подсказывала совесть.
Он спешился и отпустил синерога щипать траву, а сам остался на дороге ждать сына. Как и в прошлый раз, он узнал Кассилла по ярко-кремовым передним ногам его скакуна. Кассилл подъехал неспешно, но и не слишком медленно, и остановил синерога шагах в десяти от отца. Не покидая седла, он устремил на Толлера задумчивый взгляд серых глаз.
– Сынок, ты бы лучше спешился, - ласково предложил Толлер.
– Проще будет разговаривать.
– А нам есть о чем говорить?
– А иначе зачем бы ты сюда ехал?
– Толлер криво улыбнулся.
– Давай слезай. Ничего с твоими принципами и честью не случится, если мы потолкуем лицом к лицу.
Кассилл пожал плечами и с атлетической грацией соскочил на землю. Овалом лица и пышной копной глянцевитых черных волос он напоминал мать, но в жилистой фигуре угадывалась отцовская сила.
– Ты хорошо выглядишь, - сказал Толлер.
Кассилл опустил голову и окинул взглядом свой наряд - дерюжную рубаху и штаны, в которых его можно было принять за простого
– Я работаю в литейном и кузнях, иногда приходится тяжести таскать.
– Знаю.
Вежливый ответ Кассилла согрел отцовское сердце, и Толлер решил, что пора перейти к разговору, ради которого он приехал.
– Кассилл, через несколько дней отправляется дальнемирская экспедиция. Я не сомневаюсь в надежности расчетов и чертежей Завотла, но все-таки нас ждет уйма неведомых опасностей. И если нам не суждено вернуться, то мне будет легче умирать, зная, что мы с тобой уладили кое-какие вопросы, касающиеся вашего с матерью будущего.
Кассилл не выказал никаких чувств.
– Ты вернешься. Ты всегда возвращаешься.
– Я тоже так думаю, но все-таки предпочитаю услышать от тебя твердые обещания... Во-первых, насчет титула. Король его сделал наследственным, и я хочу, чтобы ты принял его, если узнаешь о моей смерти.
– Зачем мне титул?
– спросил Кассилл.
– Я не интересуюсь такой чепухой.
Толлер кивнул.
– Знаю, сынок, и уважаю тебя за это. Но ведь титул - не просто дворянская привилегия, это еще и власть. Власть, которая обеспечит вам с матерью надежное положение в обществе, власть, которую ты сможешь употребить во благо. Не вижу необходимости напоминать тебе, как важно, чтобы в нашей стране на смену древесине бракки пришли металлы. Поэтому дай мне слово, что не откажешься от титула.
Кассилл раздраженно поморщился.
– К чему забегать вперед? Ты до ста проживешь, а то и дольше.
– Кассилл, дай слово.
– Хорошо. Клянусь, что приму титул в тот день, когда он перейдет ко мне.
– Спасибо, - с искренним облегчением произнес Толлер.
– А теперь поговорим об управлении поместьем. Мне бы очень хотелось, чтобы ты и дальше брал с арендаторов плату перечной кукурузой. Насколько я могу судить, доходы от копей, литейных цехов и кузниц все растут, и на нужды семьи их вполне хватает.
– На нужды семьи?
– Кривой ухмылкой Кассилл дал понять, что находит последнее слово неуместным.
– Мы с матерью не нуждаемся в средствах.
Толлер сделал вид, будто не заметил в тоне Кассилла вызова, и поспешил заговорить о промышленности. При этом он все время сознавал, что от главной цели этой встречи ему не уйти.
Когда очередная напряженная пауза затянулась, как ему показалось, до бесконечности, Толлер понял, что оборвать ее придется ему.
– Кассилл, - сказал он, - своего отца я встретил лишь за несколько минут до того, как он наложил на себя руки. В наших судьбах было столько... нелепого, но в конце концов мы соединились. Я... не хочу, чтобы мы с тобой расстались, не разобравшись... Скажи, ты можешь простить все беды, которые я принес вам с матерью?
– Беды?
– с деланным недоумением переспросил Кассилл. Он нагнулся, поднял гальку с толстым золотым пояском, повертел перед глазами и бросил в пруд. Зеркальная гладь пошла морщинами, отраженный в ней лик Мира разлетелся вдребезги.
– О каких бедах ты говоришь, отец?
Но Толлер, полный решимости все расставить по своим местам, не поддался на его тон.
– Я не заботился о вас, потому что никогда не довольствовался тем, что имел. Вот так. В моем обвинительном акте всего несколько слов, но в них нет вымысла или лицемерия.