Деревянный хлеб
Шрифт:
— Сказал — нет, — отрезал Витька, сглотнув слюну. — Лучше уж пусть пропадет! — Забыв про игру в прятки, он сказал это довольно громко.
— Вот вы где! — воскликнул над ними незаметно появившийся Рыба. И умчался.
Вылетели из воронки. Догнать, догнать, догнать… Собственные ноги, казалось, отстав, бегут где-то позади тебя. Летишь без ног. В ушах — ветер: обогнать, обогнать!..
Обогнали, чуть не сбив Рыбу с ног. Он так набегался по двору за все время — неудивительно, что отстал.
— Палочки-выручалочки! — успели все разом. Приплелся Рыба, хватаясь рукой за грудь, и сел у стены.
— Води по-новой, — ликовали пацаны. — Чего расселся!
— У меня сердце, — заявил Рыба.
Но тут в доме стали открываться окна и властно, равнодушно или просительно понеслось:
— Колька!.. Саня!.. Дима!.. Леня, домой!
— Еще чуть!.. Ну, немножко!.. Минутку! — умоляют ребята.
— Мне домой. Зовут, — Рыба мгновенно вскочил и, сразу забыв про сердце, вихрем исчез в подъезде.
— Пока, — прощались пацаны. — Пока!
— Завтра в шесть ноль-ноль утра у воронки, — шепчет друзьям Витька.
Дома у Саньки гость. Еще не старый майор, а с залысинами. Китель висит на стуле. Майору, маме и бабушке жарко. Они раскраснелись, смеются, бабушка рассказывает что-то нарочито веселое. На столе недопитая бутылка вина.
— Здравствуйте, — хмурится Санька. Ему вдруг очень захотелось спать, а раздеваться при посторонних он не любит.
— Мой сын Александр. Знакомьтесь, — говорит мама и смущается. Когда она смущается, у нее такой взгляд из-под ресниц — быстрый.
— Николай Семенович, — резко встает майор, так что падает стул. Мама и бабушка вежливо смеются.
Майор, улыбаясь, протягивает руку. Ладонь у него хорошая, сухая, в трещинках морщин. Санька не переносит влажные ладони. Он пожимает ему руку отвернувшись.
— Он, наверное, есть хочет, — суетится тот, оглядывая стол. — Ну вот, все съели, — и по-мальчишески расстроено шмыгает носом. — Хотя вот остались крабы.
— Не хочу, — Саньке уже давно надоели эти каждодневные дешевые крабы, отдающие йодом. Других консервов в магазинах не было.
— Может, еще погуляешь? — предлагает бабушка.
— Ага…
— А мне к соседке, — заторопилась бабушка. — Я и забыла.
Мама как-то беспомощно смотрит им вслед.
Санька выходит во двор. Теплым-тепло и тише тихого во дворе. Раскрошившееся бревно мерцает гнилушками, в траве мигают светлячки, надрываются где-то сверчки — ни за что их не найдешь! Из подъезда, сладко потягиваясь и сверкая глазами, бредет засоня-кот на ночной промысел. Рабочий день для него наступил.
Буквально чуть ли не вслед за Санькой из подъезда выходят майор и мама.
— Спасибо, что зашли, — проговорила мама.
— Вам спасибо, — сказал майор. — Я завтра зайду в библиотеку.
— Вы у нас самый начитанный, — смеется мама.
— Активный читатель, — тоже смеется он. — В такие вот ночи безумства хочется совершать. «Безумству храбрых поем мы песню!» — с выражением продекламировал он.
Мама не ответила.
— Саня, — позвала она.
Санька молчал затаившись.
— До свидания, — напряженно сказала мама.
— До свидания, — смущенно ответил майор и оживился. — А это значит: до сви-да-ния, — подчеркнул он и ушел, скрипя новыми сапогами.
На руке горячее, а на губах соленое — это слезы. Неужели мама и майор поженятся? Ведь он им сто лет не нужен — майор!
Санькины сны
Он любил смотреть сны. Любые — страшные и веселые. Он даже научился сам себе их заказывать. Перед тем как задремать, надо думать о том, что увидеть хочется, представлять себе, как наяву, а там заснешь, и все само собой продолжится.
Вот летит Земля, а навстречу ей — планета маленькая. Ну, пусть с четвертушку нашей. Заденет краем… Но так, конечно, что все люди, где она Землю заденет, живы останутся. И дальше летит. Такая станет жизнь интересная, если ты взрослый уже, лет девятнадцати, и если чужая планета вместе с верными друзьями-товарищами унесет тебя с собой. На ней повсюду — жизнь средневековая, замшелые замки, крепостные рвы с темной рясочной водой, жестокие рыцари в никелированных латах, тощие инквизиторы с запавшими глазами, гордые несчастные рабы, палачи с толстыми веснушчатыми руками в рыжих волосах, глупые колдуны, маги и чародеи — мошенники, в общем, темные. А еще — боевые луки, арбалеты, копья, дротики, мечи двуручные обоюдоострые, кинжалы, стилеты, башни, темницы, цепи, подземные ходы, звон подков, зычные крики труб, клады — много всего всякого! А ты и друзья-товарищи, перед столкновением Земли с неизвестной планетой, возвращались после штурма Берлина домой на военном составе, спали — тут мощный толчок какой-то, все с полок на пол! Что? Кто? Вроде ничего особенного: просто резкая остановка… Успокоились, снова заснули. А утром видят: рельсы только под колесами состава, он в каком-то ущелье стоит. Где мы? Природа кругом незнакомая, а на небе — три луны, днем светят!
Слава богу, не пустые! В составе у них чего только нет! На платформах — танк Т-34, американский «виллис», много вагонов-пульманов с оружием, боеприпасами, консервами, сахаром, чаем, папиросами. А вагон с книгами! Библиотека с места на место переезжала, ее и прицепили из жалости к военному эшелону. Три цистерны с бензином — он машинам пригодится. Где его, бензин, взять в средние-то века? Сон у Саньки был запасливый.
Друзей с ним, ну, десять человек. Двое — Юрка и Витька, а другие семь — один из них врач — на войне подружились. А самый главный у них — старшина усатый, бывалый человек, опытный, но только он всегда будет к Санькиному мнению прислушиваться. Кроме них, два врага в эшелон затесались: Пожарин и Рыба-лоцман. Они потом предадут, танк угонят, на сторону рыцарей станут, иначе с феодалами и сражаться будет неинтересно, слишком легкая победа.
Первым делом на разведку старшина пошлет Саньку, Юрку и Витьку. Себя в лицо Санька во сне не видел, просто чувствовал: он это он. А Юрка и Витька были такие же, как в жизни, но только намного выше ростом и сильнее. Он, Санька, им тоже не уступал, однажды засел танк в канаве — плечом сзади вытолкнул.
Так вот найдут они сносную дорогу из ущелья. И на танке. Едут, а навстречу палачи волокут раба на казнь. Затряслись, завидев танк, и на колени! И раб, дурень, вместе с палачами стал. Никогда боевой машины не видели и за дракона приняли.
Рабу объяснили на пальцах, что его угнетают, а с палачами — разговор короткий. Военно-полевой суд, тройка: Санька, Юрка и Витька. И в КПЗ их — в пустой вагон.
А дальше давай раскручиваться! Штурм замка! Восстание рабов! Погони! Ура-а-а!
Главное, сны в чем-то очень правдивые. Не всегда, как ты хочешь, выходит. И холодным потом обливаешься, и коленки дрожат, и устаешь сильно. И не всегда от тебя враг удирает, чаще — ты от него. И в плен тебя берут, и убежать невозможно, и на колени перед врагами становишься, плачешь, а самое страшное, товарищей иногда выдаешь, испугавшись мучений… Но тут же придумываешь им чудесное избавление: или ты их спасешь, или они сами удерут, да еще и тебя спасут. Это уже сказочное. Много сказки и немного жизни — вот что такое сон, кто в них понимает.