Дермафория
Шрифт:
– Хорошая новость.
– Нет. – Я знаю, что он думает.
– Похоже, память к тебе действительно вернулась. Ты получил по голове, но сейчас уже в порядке.
– Я не получал по голове. Принял лишнее. Передоз. Мозг отключился на восемь долгих секунд.
– А по-моему, он у тебя неплохо варит.
– Приятно слышать. Если, конечно, я правильно помню, потому что все остальное – чистый лист. Я думал, что память вернулась, но, кажется, ошибался.
– Твое все остальное меня не заботит. А заботит наша компенсация. И еще ты
– Ничем не могу помочь. – Допиваю виски и делаю Лу знак – повторить.
– Неверный ответ. Ты должен нам деньги и урок химии. Или отправишься на свидание с моим сыном.
– Урок химии, о котором вы говорите, пропал в те самые восемь секунд. – Перед глазами у меня модель молекулы, которая может быть и витамином, и деревом, и чем-то еще. – Если вам нужен образец, я могу его предоставить.
– Образцы у нас есть. Это не проблема.
– Тогда никакой проблемы вообще нет. Надо только найти кого-то, кто выделит и проанализирует активный алкалоид, а потом проведет обратный синтез. Нужно время и оборудование. Я бы и сам был счастлив помочь, но от моей лаборатории осталось пепелище. К тому же после реанимации я забыл все, что узнал в университете.
– Кто-то. Может, предложишь объявление в газете поместить?
– Почему бы и нет? Профессиональные требования – экстенсивная подготовка в области органической химии и практический опыт лабораторной работы. Без серьезных повреждений мозга и закоренелых врагов. Судимых просим не беспокоиться.
Уайт смеется.
– Ты незаменим, Эрик. Жаль, забыл, насколько ты сам уникален. Ты мог бы излечить рак, но, к счастью, мы нашли тебя первыми. Мне будет тебя недоставать. Вот уж не думал, что скажу такое.
– Кончайте.
– Притормози. Ты и впрямь параноик.
– Вы даже не представляете.
– Как насчет денег? – спрашивает Уайт.
– А что такое?
– Я говорю о деньгах для покрытия причиненного ущерба. Они помогут нам найти твоего мистического «кого-то».
– Денег нет.
Уайт молчит и бесстрастно смотрит на меня, ожидая продолжения.
– Это не шутка. Дома у меня есть немного наличных и кое-какое оборудование. Можете забрать, если сочтете нужным.
– Не вынуждай меня, Эрик. Шутки кончились.
– Я и не шутил. Денег нет. Все пропало.
Уайт хватает салфетку из стопки рядом с чашкой для спичек, достает из кармана ручку и подталкивает мне и то, и другое.
– Напиши номер счета. Прямо здесь. Я открою тебе кредит в баре и оплачу отель до конца месяца и больше ты меня не увидишь.
– Деньги были в доме, – говорю я. – Теперь вы поняли? Их больше нет.
– Сгорели, – говорит Уайт.
– Они были в сейфе, в подвале.
– Их забрали федералы.
– Их забрал Отто.
– Еще разок. – Он пытается скрыть свое состояние за улыбкой.
– Отто, – повторяю я. – Помните, это он нас познакомил? Чудак,
– У меня дела, так что времени лишнего нет. – Уайт убирает ручку в карман и поднимается. – Встретимся еще раз через три дня. Здесь. В это же время. И имей в виду, ты уже повеселился. Понимаю, потребуется какое-то время, но все-таки в следующий раз надеюсь увидеть тебя с большой сумкой.
Выбираю между двумя вариантами ответа – «вы меня, похоже, не слушали» и «вас, должно быть, стукнуло еще сильнее, чем меня», – но Уайт поднимает руку.
– Не надо. Не хочу шутить на эту тему. Чувство юмора пропало. До свидания, Эрик.
Допиваю виски и набираю номер Энслингера. Время уже позднее, так что попадаю на его голосовую почту.
– Хотите верьте, хотите нет, но меня прокатили, – говорю я. – У меня был напарник, Отто. Фамилии не знаю. Он меня с ними и свел. Крутился рядом, а потом подмел все и слинял. Сомневаюсь, что вам это поможет, да и дело уже вас не касается, но если когда-нибудь возьмете Отто, я подпишу или скажу все, что вам понадобится, чтобы его закопать.
Глава 26
Так бывает, когда просыпаешься после долгого запоя: видишь собственную блевотину в туалете, одежду, про которую уже забыл, что она у тебя есть, Бог знает откуда взявшуюся кровь на рубашке и полный разгром, тобою же и учиненный по неведомой причине. Вхожу в номер. В нос бьет смесь запахов, в которой моя вонь перекрывает гнилостную вонь, оставшуюся от прежних обитателей, а в воздухе висит такой едкий аромат борной кислоты, словно здесь взорвался огнетушитель. Тогда все это имело смысл. Теперь я вижу стены с коллажем из дохлых насекомых, диаграммами и конспирологическими теориями, окна с забитыми салфетками щелями, стальную вату за плинтусами и кровать с потным отпечатком моего тела на покрывале, как будто оно послужило погребальной плащаницей. К обоям прилеплены испещренные рисунками и соединенные шнурками обрывки картона. На них наброски схем расположения следящих устройств, чипов и скрытых микрофонов.
Отсюда надо убираться. Они это знают. В реабилитационной группе, что собирается в подвале, появились двое новеньких. Оба качки и носят рабочие ботинки. Объяснили, что дошли до ручки, вот судья и направил их сюда. Каждый из них в отдельности здоровее целого этажа привычных жильцов «Огненной птицы». Еще один малый проверяет водопровод и канализацию. То и дело бегает зачем-то к своему фургончику, но при этом руки у него чистые, а штаны сухие. Ходит, постукивает по трубам ключом, однако ничего не чинит. На ключе должны были бы остаться следы окалины, а у этого мастера он чистый – понятно, для реквизита.