Дерьмовый меч
Шрифт:
Призвав на помощь свой могучий интеллект, я вспомнила, что замки традиционно ставили на скале. Видимо, чтобы сброшенные со стены неверные жены красиво летели в глубокую пропасть и крики их уносило бы ветром. А тут что? Только заведет неверная жена свое "А-а-а-а!", падая с башни, как тут же ей и "хлюп". Никакой романтики.
Не к добру, определенно не к добру припомнила я про неверных жен. Что-то такое брезжило на периферии моей памяти... Может, Полотенций говорил, что родовое имя Галоперидола - Синяя Борода? У сынули, что ль, спросить? Нет, вроде как-то неудобно подходить и интересоваться:
А еще очень хлопотно пешком в долину спускаться! Они совсем обалдели, соратнички, приземляться за окружной, когда нам надо в центр? У таксистов, что ли, научились?
– Твое величество, не бузи!
– предупредил Лассаль, увидев проблеск гнева в моих широко распахнутых глазах.
– На стенах замка установлены противодраконячьи зенитки "Сполох", наше эксклюзивное оружие. А у зениток дежурят Галоперидоловы зенитчики. Щас ка-ак даст - от летающей мишени любого калибра только сполох и остается. Так что мы в замок не полетим, а пойдем. Своим ходом, подземным, секрет которого только шпионам Галоперидола и известен. Нам Финлепсин дорогу покажет, хороший мальчик. Очень хочет, чтоб ты с его папой поговорила не с позиции силы, а с позиции перезагрузки этих, как их... международных отношений.
– Сперва я в его новый замок дракона и батальон опоссумов летучих загружу, а там поговорим, - ласково пообещала я, взмахивая мечом. Меч икнул, застонал и как-то жалобно скривился. Но я была непреклонна. Пить меньше надо. Кровоголик.
Под горой было сыро, грязно, холодно, липко, склизко, темно, уныло, гулко и мрачно. До чего надо было довести меня, Мурмундию Ипритскую, чтобы я согласилась путешествовать в таких условиях! Ну, Галоперидол, ты у меня поплатишься! Поплатишься и наплачешься!
Гнев кипел в моей крови и лопался на дне зрачков огненными пузырями. Мне казалось, что глаза у меня светятся в темноте и бросают отсветы на бесконечные стены. И в этих отсветах мы увидели, как Финлепсин, кравшийся впереди всех (почему-то по подземным ходам никто нормально не ходит - все всегда крадутся), кинулся вперед. А Чкал, наоборот, кинулся назад, да так быстро, как будто за ним гнались... гигантские пауки. Собственно, они за ним и гнались. В количестве один штука. Эта огромная штука стояла посреди прохода и отмахивалась от Финлепсина, путавшегося у нее под ногами и норовившего поцарапать хитин. Передняя половина тела у паука была человеческой. Человеческой и женской.
– Опять ты возле папы околачиваешься!
– кричал Финлепсин нечто несуразное.
– Опять караулишь! Я отцу скажу! А ну брысь! А ну пошла отсюда! Я папе пожалуюсь!
– Па-а-апе он пожалуется, - передразнивала паучиха.
– Па-а-апе... Ябеда-карябеда, турецкий барабан. Прекрати, я сказала! Немедленно прекрати! Ты меня проткнешь!
– И проткну!
– Принц шипел и плевался, словно бекон на сковороде.
– Ты у меня получишь, развратница! Я тебе покажу, разлучница!
На этом месте я перестала вообще что-либо понимать, потому что воображение отказало: я не могла представить себе, каково оно - заниматься развратом с такой восьминогой фигурой, покрытой таким волосатым хитином. Оставалось лишь стоять и смотреть на злое танго принца с паучихой под аккомпанемент Чкала, которого громко тошнило в углу.
Наконец, Финлепсин загнал свою противницу за Можай, то есть в какой-то уж совершенно непроглядный боковой тоннель, куда она, недовольно бурча, втянулась всеми своими членистоногостями. Принц раздраженно тряхнул косой, сделал вслед своей противнице неприличный жест и уже другим жестом показал нам, что можно идти дальше.
– Это кто был-то?
– обрела голос я.
– Ну-у-у...
– принц пожевал нижнюю губу и окончательно скуксился.
– Можно я не буду тебе врать, моя королева? Мы когда-то договорились с этим... существом, что я храню ее тайну, а она охраняет отца... Я тогда еще не знал, что это отца от нее охранять надо, заразы такой.
– А других Шелоб у вас... у нас тут не водится?
– это был самый насущный вопрос из той тысячи, что мне хотелось задать.
– Кто такие шелоб? Вид пауков?
– хмуро поинтересовался Финлепсин
– Ну да. Особо крупный, - кивнула я, не желая вдаваться в подробности. По крайней мере не сейчас и не здесь.
– Она одна на весь свет, эта проклятая, - уверенно заявил принц.
Что ж, это обнадеживает. Не хотела бы я оказаться по колено в гигантских пауках и одновременно обнаружить, что моя команда состоит из сплошных арахнофобов вроде Чкала.
– Кого-то мне эта паучина напомнила...
– задумчиво хмыкнул Гаттер.
– Вот смотрел я ей в личико, смотрел и думал: где-то я тебя видел, тетя?
Конечно, в такой темноте фиг что увидишь, но я была совершенно согласна с юным Поппи: и я когда-то встречалась с восьминогой "тетей". Причем совсем недавно. Но где?
– Иди-о-ты...
– проскрежетал Дерьмовый меч таким голосом, точно заржавел и рассыпался столетие тому назад.
– Это же Мордевольта. Что вы думаете, она будет сидеть на гузне ровно, пока вы вокруг Галоперидола хороводы водите? Какового Галоперидола она, между прочим, надеется на себе женить?
– Мордевольта-а-а-а!
– хором сказали мы с Гаттером и закатили глаза.
Так вот почему она здесь! Так вот для чего мы здесь! Полотенций дал нам ту самую бутылочку с тем самым составчиком именно из-за матримониальных намерений Мордевольты. Кажется, это отворотное зелье. Значит, Мордевольта должна его выпить и отстать, наконец, от Финлепсинова папаши! Теперь-то мы точно знаем, что нам делать!
Потуга двадцать шестая
И опять все я - принимай решение и ищи исполнителя. Совсем мои соратнички обнаглели, хочу сказать.
Я взяла у Гаттера эту склянку, открыла ее и понюхала снадобье.
– Фууу, - сказала я, скривившись как последняя квазиморда.
– Да такое никто и под наркозом пить не станет. Оно, часом, не протухло? А то мало ли, просроченное, как Полотенций, он тоже не мальчик, возьмет да и не подействует. И кстати, где эта зараза-Мордевольта, которой надо влить в пасть эту помесь касторки и уксуса?
В боковом коридоре раздался дробный цокот ста сорока пар женских одиннадцатисантиметровых каблуков.