Дерьмовый меч
Шрифт:
— Э! Э! Убедил-убедил, заклятье не на теле, на душе, а ну быстро отошел от меня на три шага и вспомнил, что мы родственники! Я тебе не цыпочка, я тебе сестра! То есть брат.
— Кое-кому, между прочим, это никогда не мешало, — рассматривая свои ногти, сообщил Поппи. — Когда вы, Сэмюэль и Деанус фон Честеры, — палец подростка уперся в лоб одному из близнецов, — у меня на глазах строили друг другу куры…
— Мы перед маленькими мальчиками никаких кур не строили! — взвыл тот из братьев, что поздоровее. Кажется, Деанус. Ну что за имя противное, тьфу. — Ты нас с кем-то путаешь, ребенок! Мы
— Я вам не ребенок! — рявкнул Поппи. — Я морской волк и… э-э-э… друг цу Кабздеца!
— Интересно, как он там, добрый старый Пидер? — пригорюнился Сэмюэль.
— Нормально он там, — буркнул Бляд из тела Гаттера. — Привет просил передать. И еще кое-что.
После чего проклятый предатель достал из кармана эту радужную хрень, Великий Стояк — хрень, добытую с таким трудом и потерями (по крайней мере моральными)! — и вручил Близнецам-Властелинам.
— Нате. Не могу я вас убивать, — понурился Поппи. — Извини, величество, я с этими парнями вроде как дружен. Поверь, сроду никого не предавал, но…
— Ай! — только и смогла ответить я. Ловя свой потрепанный житейскими бурями бронелифчик на своей же непорочной груди.
Тело Чкала, воткнув Дерьмовый меч между колен, сидело прямо передо мной в позе викинга, отдыхающего после сечи. А напротив меня стоял Финлепсин и ошалело хлопал глазами. Мы вернулись по своим телам сразу же, как только капитан, никогда не совершавший предательства, так-таки сделал нечто ему не свойственное.
— Бли-и-и-и-ин-н-н-н… — эхом ответили мне друзья и враги, возвращенные в собственные тела силой магии, Великого Стояка, блядова предательства и моей гениальной мысли.
Я радостно потерла ручки: ну вот, теперь всех делов-то — дождаться, когда благодарные и размякшие Темные Властелины вернут мне супруга, а соломенным вдовам — мужей, женихов и хахалей. После чего, разумеется, станут на путь исправления.
Ага. Щас! Разумеется.
— Взять их! — бесстрастно произнес Сэмми, вернувшийся в свое законное тело.
Странно, когда он разговаривал с нами из тела Деануса, у него и голос был добрей, и лицо живее. А тут андроид, ей-богу, андроид — пустые глаза, ласковая и одновременно жестокая ухмылочка…
— Что вы наделали! — вцепился в собственные волосы Деанус. — Снова его душа отлетела хрен знает куда! А я опять ищи, лови, возвращай, пока он тут устраивает апокалипсис и завоевывает галактику, мой Сэмми-без-души-больной-на-всю-голову-мальчик. Черт бы вас побрал с вашими секс-игрушками! — И фон Честер запустил Великий Стояк в стену, словно дешевый раскрашенный фаллоимитатор.
Я зажмурилась в ожидании новых ужасных чудес. Артефакты, когда их используют как попало под влиянием истерического позыва, просто обязаны выдать парочку ужасных чудес. Так положено по законам жанра! Но вселенная молчала, если не считать унылого звука бьющегося стекла.
Потуга девятнадцатая
Осколки бывшего Великого Стояка раскатывались по грязному каменному полу, отбрасывая в скупом свете радужные блики, и я чувствовала, как бессильно опускаются руки. Злая судьба, поманив надеждой, снова показала жирную фигу.
— Не-е-е-ет!!! — разнесся по комнате вопль, полный боли и отчаяния.
Я изумленно оглянулась: кто это взялся озвучивать мои мысли?! Откуда-то из темного угла комнаты вылетел лысый дедок со всклокоченной рыжей бородой, весь перепачканный пылью и паутиной, и рухнул на колени над останками разбитого артефакта, заламывая руки.
— Ректор?! — в один голос воскликнули Поппи и Прозак.
Вот оно что! Как я могла забыть про этого развратного старикана, окончательно сдвинувшегося на половом вопросе!? Он просто обязан был последовать в ад за вожделенным сокровищем.
Мой отряд и Близнецы-Властелины, на время забыв о вражде, молча наблюдали за безумцем, раскачивающимся из стороны в сторону и размазывающим по лицу слезы. На лицах мужчин, кроме манекенообразного Сэма, читалось сочувствие.
— Мужайся, Хоттабыч, трах-тибидох накрылся… — неуклюже попытался подбодрить ректора Дерьмовый меч.
Шамбл Д'Ор, не обращая ни на кого внимания, извлек откуда-то из недр мантии магическую сумку, торопливо вытряхнул ее содержимое прямо на пол и принялся медицинским пинцетом бережно собирать кусочки Великого Стояка, бормоча себе под нос:
— Сейчас-сейчас, потерпи немножко, мой хороший!
Досмотреть развернувшуюся драму нам не дали: оказалось, что команда обездушенного Сэмюэля фон Честера «взять их!» прозвучала не в пустоту, а для вполне конкретных исполнителей. Стены и потолок комнаты вдруг унесло неощутимым ветром, будто пенопластовые декорации, каменный пол простерся во все стороны до горизонта, над головой закружилась багрово-черная хмарь. Мирно полыхавшее в камине пламя загудело, стало разрастаться ввысь и в ширину, обратив в пепел жарившуюся на вертеле говядину, и из открывшегося в этом гигантском мангале портала на нас хлынули воплощенные кошмары…
Я видела, как побледнел бесстрашный Икариот от зрелища толпы жирных чиновников, требующих предъявить лицензию пилота. Неукротимая Менька пятилась от банкиров, размахивающих долговыми расписками и вопящих: «Биржевые индексы рухнули! Золото обесценивается! Ваши вклады заморожены!» Капитану Бляду какие-то наманикюренные метросексуалы — выпускники профессионально-пиратского училища — протягивали листы распределения на «Вездессущую Толерантность».
Ухнувшее куда-то в желудок сердце подсказало, что расфуфыренные девицы с сиськами седьмого размера, укутанными в шиншиллу и брильянты — по мою душу. «Вы только полюбуйтесь, на этой деревенской Мане бронелифчик из прошлогодней коллекции!», брезгливо кривили они пухлые ботоксные губки. Только опасность размазать тушь не позволила мне немедленно разрыдаться от обиды.
Над озаренной огнем каменной пустошью разнесся злорадный хохот. Веселился патлатый Близнец, когда-то успевший сменить наряд на обтягивающую черную кожу с заклепками и цепями. А ведь он был бы даже ничего, если бы не был злодеем, охочим до чужих мужей… В руке фон Честер, словно готичный Дед Мороз, держал черный посох с металлическим набалдашником.
— Сэмми, одумайся, что ты творишь! — срывающимся голосом завопил Деанус, которого теснили близняшки моих адских барби, зазывно распахивающие объятия и меха. Осатаневший братец ничью тонкую душевную организацию щадить не собирался…