Дерзание
Шрифт:
— Мне пока не о чем рассказывать, но появилась женщина, к которой я ревновала его раньше. Тогда я скрытно ревновала, а теперь у меня права жены, и мне уже мало мучаться одной: хочется, чтобы и он разделил мои переживания, мои мучения! Я старалась подавить чувство ревности; мне даже казалось, что я могу подружиться с Ларисой… Да, да, с Ларисой Фирсовой, я о ней говорю! Но когда я увидела их за столом у Решетова — в ту минуту, когда они посмотрели друг на друга, мне будто нож в сердце воткнули. Теперь никакой дружбы не получится. Лариса заходит ко мне на работе, и вижу: ждет, чтобы я пригласила ее к себе домой. А я не могу!.. Не могу!
8
«Что делать?» Нелегко спросить, а как ответить на такой вопрос?
У Елены Денисовны сразу возникло сомнение в достоверности сообщения Хижняка и собственных домыслов. Может быть, у Ивана Ивановича в то страшное время было просто сочувствие к Ларисе, вызванное ее великим горем? Но теперь у него сложилась хорошая семья. Главное, ребенок растет. А дети — цветы жизни, и ради них родители выполняют обязанности, приносят жертвы. Нельзя ведь иначе-то?
— Ну посоветуйте, как мне быть?
Елена Денисовна слегка отстранилась, любовно заглянула в лицо Вари.
— Зачем волноваться без особой причины? Иван Иванович предан тебе, и не надо лезть ему в душу, ковыряться, нет ли там чего. Ты сама-то разве никогда ни о ком не думала? Взять хотя бы Платона Артемовича… — Тут Варя вспыхнула, вспомнив свое прощание с Логуновым под волжским обрывом при свете «катюш», летевших через реку с ураганным шумом. — Видишь, как покраснела! Ну-ка начну я тебя допекать: отчего да почему? Казаться всякое может! Надо судить о человеке по его делам.
Варя задумалась, потом окинула взглядом комнату, где прожила столько счастливых дней. Правда, стоило ли из-за одних подозрений отравлять жизнь себе и любимому человеку? Все равно у нее не хватит сил уйти от него, а он никогда не скажет ей: уходи, и сам не уйдет: ведь у них ребенок. Но можно ли жить в семье лишь для того, чтобы состоять при своем ребенке? Что же такое родитель? Должность семейная или человек, отдающий все тепло души этому ребенку и его матери? Служебную должность тоже нельзя хорошо исполнять по принуждению. Воспоминание о разговоре с Коробовым заставило Варю побледнеть. Не старается ли она, пользуясь правами жены, действовать методом принуждения?
Звонок у входной двери всполошил обеих женщин. Варя побежала открывать.
— Что так долго? — услышала Елена Денисовна ее радостно прозвучавший возглас и вздохнула с облегчением.
Расставляя посуду на столе, она невольно прислушалась, охваченная беспокойством за себя и Наташку: удалось ли Ивану Ивановичу выхлопотать для них прописку в Москве?
— Я и в домоуправлении уже побывал, — сказал Иван Иванович, входя в комнату. — Могу поздравить вас: все в порядке! Но и меня поздравить можно: у трех начальников был, даже красноречие проявил. Вот я какой!
Но в голосе его не было торжества. Елена Денисовна хорошо знала Ивана Ивановича: не светились в его глазах озорные искорки, не слышно победного смеха. Что-то неприятное омрачило хлопоты.
— Спасибо, но мне просто совестно, что мы вам столько затруднений доставили. Я уж и так подумала: если понадобится, мы можем опять в тайгу уехать. Не на Каменушку, конечно, а хотя бы к Платону Артемовичу в Красноярский край.
Иван Иванович мгновенно вскипел:
.— Еще новое дело! А года через три Наташка закончит десятилетку
Елена Денисовна побагровела от стыда, сразу почувствовав: обидела, и очень.
— Наташка у вас — отличница, архитектором думает стать.
— Ведь это еще одно детское мечтание…
— А отчего же не помочь ей стать архитектором? Живя в тайге, в простом бараке, мечтает девочка о красивых домах, о городах новых. Ну и пусть учится и строит потом! И себе тогда комнату выстроит побольше этой. — Иван Иванович подошел к кроватке сына, посмотрел на него. — Вот Мишутка вырастет и тоже учиться будет. У них, у наших детей, жизнь по-иному складывается. (Вы, Елена Денисовна, не думайте, я очень рад хоть чем-нибудь помочь вам. — Иван Иванович взглянул на Варю, прибежавшую из кухни, и добавил совсем не радостно, но искренне: —Мы оба рады. Теперь можно и о работе для вас подумать.
9
— Та самая Наташа из Сталинграда? — быстро переспросила Софья Шефер.
Она стояла перед Иваном Ивановичем, широкая в белом докторском халате, порядком постаревшая, но по-прежнему жизнерадостная, и поглядывала то на него, то на папку с надписью «История болезни», которую держала в смуглых крупных руках.
— Да, та самая Наташа. Сталинградца Коробова вы тоже, наверно, помните? Они поженились сразу после войны. У них двое детей, совсем крошечных.
— Ая-яй! — Невропатолог с сожалением покачала головой, ярко-черные глаза ее затуманились. — У Наташи тогда контузия была. Такая прелестная девушка, э теперь нуждается в операции. — И Софья, присев к столу, погрузилась в чтение записей, сделанных после анализов и осмотров врачей.
Профессор Аржанов ходил по кабинету и размышлял о предстоящей ему работе в лаборатории, о полученных для исследования сердца новых зондах — из более эластичной и гибкой пластмассы. Потом он подумал об операции, которую надо делать Наташе, о Коробове. Бедняга днюет и ночует возле больницы или торчит в будках междугородной, вызывая по телефону Октябрьский прииск, расположенный где-то на реке Сулейке в далекой красноярской тайге. Что можно сказать о Наташе сейчас? У нее все признаки заболевания мозга. Что именно? Где расположена опухоль? Наблюдения в клинике еще не уточнили диагноза. Узнав, что Наташе предстоит сложное исследование рентгеном, для которого нужно сверлить череп и вводить воздух в мозговые желудочки, Коробов схватился за голову и застонал. А Иван Иванович сказал, что страшны не две дырочки, просверленные в черепе фрезой, а то, что может наступить отек мозговой ткани, если опухоль образовалась внутри мозга. Лучше провести исследование по-иному: сделать снимок, введя в сонную артерию контрастное вещество.
О сомнении Вари в успехе операции Коробов даже не заикнулся.
«Видно, у Вари не хватило смелости сказать это самому Ивану Ивановичу», — подумал он, видя, что хирург по-прежнему уверен в себе и спокоен.
Иван Иванович правда ничего не знал: у Вари не то что смелости не хватило, а просто язык не повернулся одергивать и расстраивать мужа накануне операции. Приездом Софьи Шефер он был обрадован. Вот она сидит, углубившись в историю болезни; изображает непроизвольно на своем подвижном лице отдельные симптомы, перечисленные врачами, которые уже осмотрели Наташу: перекашивает рот, приподнимает бровь, двигает щекой…