Держава (том второй)
Шрифт:
В церкви, кроме батюшки, никого не было.
Помолившись, Аким поклонился своим предкам, благо, прибыл в полной военной форме и при орденах — пусть дед с прадедом увидят, что он тоже настоящий Рубанов.
Приехав домой, все вместе сели праздновать.
Няня попросила Аполлона поставить посреди стола жирандоль и зажгла свечи.
— Свет Христа, — со счастливой улыбкой произнесла она, радуясь, что дожила ещё до одного Рождества, и Бог сподобил увидеть «внучека».
— А что это под скатертью? — пошелестел чем–то офицер.
—
А ещё она приготовила гуся с яблоками, напекла пирожков, и это не считая закусок: колбас, сыра и прочего…
— Нашему повару, Герасиму Васильевичу, за тобой Марфушка, не угнаться, — польстил пожилой женщине Аким, услышав, как во двор въехали несколько саней, и через минуту у парадного входа раздался хохот, громкий говор, звуки гармошки и песня.
— Сегодня у нас сплошная демократия, о чём всю жизнь лицемерно мечтает мой дядюшка, прости Господи, — перекрестился в сторону иконостаса Аким, разглядывая вбежавшую толпу рубановских крестьян во главе с кузнецом.
Мадам Камилла и Аполлон, на всякий случай, отошли от них подальше, а Ефим, обнявшись для начала с рыболовом Афоней, влился в весёлую и довольно–таки пьяную компанию.
Сбросив на пол нагольный полушубок, кузнец начал размахивать молотом и орать, что сможет любого деда или бабку перековать, сделав моложе.
Марфа с няней, отойдя к стене, улыбались, а крестьянская молодёжь со смехом кричала, что этого не может быть, потому что так не бывает…
— Ну тады я вам докажу, Фомам неверующим, — рычал кузнец. — Видите этого замшелого пня? — указывал на сына Гришки–косого, наряженного дедом, с клюкой и накладной бородой. — Сейчас я его перекую… Лезь под стол, старче, — указал молотом на накрытый скатертью, и уставленный закусками стол, за которым остался сидеть лишь безногий солдат Веригин.
С кряхтеньем «старичок» забрался куда сказано, и чем–то там зашебуршал, пока кузнец с прибаутками размахивал молотом.
Через несколько минут он вылез с другой стороны, чуть не опрокинув со стула пьяненького солдатика, но уже без бороды, и в юношеском облике.
— Перековал деда в парня, — напыжился кузнец, взмахивая рукой, и Аким заметил, как отлетела пуговица с его пиджака.
«Домой опять нараспашку придёт», — наблюдал, как под стол забрался другой ряженый, и вылез молодым.
Пока два юных «старичка» лихо отплясывали под гармошку, кузнец уговаривал одну из молодок «перековаться», но та, ни в какую не желала лезть под стол.
— Мне и так восемнадцать… Пятилетней хочешь меня сделать? — со смехом отбивалась она.
Напрасно.
Бывшие старички, наплясавшись и, с разрешения Марфы выпив, сломили слабое сопротивление, и, вволю потискав довольно вопившую девицу, под смех компании запихнули её под стол.
— Сейчас девкой на выданье станет, — размахивал молотом кузнец.
После того, как дивчина, раскрасневшись лицом, явилась народу, помолодевшие «дедушки», отталкивая друг друга, бросились её целовать.
— Прежде волшебник, — отстранил их мощной дланью молотобоец, потеряв в пылу схватки ещё одну из трёх разнокалиберных пуговиц, и уронив молот на ногу Коротенькому Ленивцу.
Когда ставшая «девкой на выданье» молодка чмокнула кузнеца, дом задрожал от хохота над испачканным в саже лицом «невесты».
Вспомнив свою синюю кожу, Аким преподнёс пострадавшей две ленты традиционных рождественских цветов — зелёную и красную.
Затем прибывшая компания всё смела со стола, и стала прощаться с хозяевами.
Узнав, что Гришка–косой носит славную фамилию Дришенко, и он служил в Маньчжурии с его сыном, Аким вынул из портмоне, и протянул тому четвертной билет.
— Бери, бери и сыну, как письмо писать станешь, привет от меня передай… И всей роте, где он служит…
Спать не хотелось, и Ольга надумала погадать на воске.
— Узнаю свою судьбу, — наклонив свечу, стала капать плавящимся воском в чашку с водой.
Аким заинтересованно глядел на колдовское действо, и на образующиеся в воде замысловатые фигурки.
— И что? — задал риторический вопрос, когда та загасила свечу, и чайной ложечкой начала доставать из чашки белые восковые слепки.
— Видишь, — аккуратно взяла пальцами, похожую на гриб фигурку, — сей образ означает долголетие, энергию и успех в жизни… А вот эти капельки, напоминающие гроздь винограда, — сунула под нос Акима чашку с каплями воска…
— Означают выпивку, — выдал он предсказание.
— Не только, — хихикнула Ольга. — Означают удачу, достаток в доме и любовь, — поцеловала его в щёку, выудив из чашки фигурку, очертаниями напоминающую яйцо. — Здесь может быть два толкования, — нахмурилась она. — Яйцо обозначает опасение и страх… Однако, может быть и символом нового начала… Сейчас уточню, — вновь запалила свечу. — Подай–ка листок бумаги, — попросила Акима и подожгла его, предварительно смяв и положив на блюдце.
— Ты как заправская колдунья. Даже жутко становится, — наблюдал за горевшим листком.
— Не вздумай чихнуть или кашлянуть, — поднесла покоробленный чёрный пепел на блюдце к стене, приставив сбоку свечу, чтоб появилась тень. — Что тебе это напоминает? Только не говори про трактир или привокзальный буфет с пивом.
— Но именно это я и вижу, — уверенно произнёс офицер, внимательно рассматривая тень на стене.
— Ты не романтик. На самом деле, внутренним взором ты видишь рыцарский замок или дворец, что предсказывает скорую свадьбу…