Держава (том второй)
Шрифт:
В Новогоднюю ночь поручика Рубанова навестили: чернавский барин с чадами и домочадцами, ильинский помещик и большая часть мелкопоместных соседей, отмечавших Рождество вместе с Акимом в Чернавке, и почитавших его после этого закадычным другом.
Стол ломился от питья и закусок.
Несмотря на возражения Ольги, Аким велел старосте прислать кухарке Марфе помощниц. И под чутким надзором мадам Камиллы гостям прислуживали три повзрослевшие «грации» во главе с чернобровой Настей.
— А теперь, дамы и господа, отведайте нашу петербургскую изюминку — салаты Оливье, — кивнула Аполлону, и тот, раскрыв дверь,
— Кулинарные шедевры с добавлением мяса рябчиков, анчоусов, говяжьих языков, раков и паюсной икры. Продукты привезены из столицы в замороженном виде, — выдал рецептуру салата Аполлон, млея от присутствия крутобёдрой «горничной».
Мадам Камилла строго косилась на пушистого своего мужа, подозревая намечающийся адюльтер и размышляя, каким образом его предотвратить.
После не особенно длительных размышлений, пренебрегши деликатными советами госпожи Светозарской, мадам Камилла выбрала русский вариант предотвращения — с кем поведёшься, от того и наберёшься… Оставшись с коварным изменщиком наедине, плюнула в кулачок, и с неописуемым удовольствием подбила супругу глаз, впервые усомнившись в своде законов общественных и светских приличий.
Поэтому, когда гости надумали растрястись катанием на санках с горки, которую накидали в саду и залили водой деревенские мужики, Аполлон подсвечивал им, по меткому замечанию Ефима, красочным рукотворным фонарём.
Сам конюх деятельно помогал гостям втаскивать санки по боковым ступенькам на вершину горы, хвастаясь, что один создал это ледяное чудо.
Неподалёку, Гришка–косой и Афоня залили небольшой каток, и теперь, на ходу закусывая, занимались поддержанием огня в двух огромных кострах.
Рыжий пёс — не староста, а собака, активно всем мешал, радостно путаясь под ногами.
Накатавшись и поводив хоровод у костров, все направились в дом и сели за стол.
Оставшееся до Нового года время коротали за вином и разговорами. Как и положено русскому человеку, начали с политики:
— Если бы в начале месяца в Порт—Артуре не погиб генерал–майор Кондратенко, крепость не сдали бы, — начал чернавский барин. — В газетах сообщили, что несчастье случилось, когда он находился на форте № 2. Японский 11-дюймовый снаряд, как нарочно, попал в пробитый накануне свод каземата, убив генерала и 6 находившихся с ним офицеров.
— Невосполнимая утрата, — поддержал его ильинский помещик, — равная гибели вице–адмирала Макарова. Как писал в письмах племянник, который находится теперь в плену со всем гарнизоном, Роман Исидорович благодаря личной храбрости, умению видеть цель и добиваться её, был душой обороны. На его место генерал–лейтенант Стессель назначил генерала Фока. Эта бездарность после боёв на Цзиньчжоуской позиции и Волчьих горах, доверием порт–артурского гарнизона совершенно не пользовалась.
— Полностью с вами согласен, — вступил в разговор один из мелкопоместных. — Говорят, что комендант крепости Смирнов прямо сказал об этом одному из генералов: «В скором времени вы будете свидетелем быстрой сдачи фортов генералом Фоком». Так оно и вышло…
— Единственный положительный штрих, — выпил маленькую рюмочку чернавский барин, экономя внутренние силы на начало наступающего года, — так это прорыв мимо японских кораблей нескольких наших эскадренных миноносцев. С наступлением темноты в море вышел миноносец «Статный», на котором в близкий порт Чифу отправили знамёна воинских частей гарнизона, крепостные архивы и другие важные документы. Хоть тут Стессель включил на какое–то время голову… Ходит мнение, что крепость ещё могла обороняться…
Аким, согласно кивая головой, потягивал коньяк, не вступая в разговоры. Его война уже закончилась…
— 20 декабря начались переговоры сторон, и вечером акт капитуляции был подписан, что вызвало открытое неодобрение гарнизона, — тяжело вздохнул ильинский помещик. — Как водится у русских людей, днём началось повальное пьянство, и связанные с ним буйства. Дисциплина среди нижних чинов резко упала. Японцы поначалу группами расхаживали по Порт—Артуру, но к вечеру, избиваемые нашими солдатами и матросами, попрятались по своим частям. Моряки и солдаты громили город. Подожгли казармы, разбили типографию «Нового края», грабили магазины, в результате чего японцы поспешили с выводом нашего гарнизона из крепости.
— Побуянить мы можем, — доброжелательно подтвердил Рубанов, провожая 1904 год ещё одной рюмочкой коньяка. Видя, что дамы заскучали от разговоров о войне, добавил: — Недавно узнал из газет, что 9 декабря Собинов дал концерт в Милане… А то мой папа' думает, что он до сих пор сидит в белом колпаке и сочиняет эссе под названием «6 часов в конке», — рассмешил гостей.
— А ещё в этом году российское общество потрясла весть, что супруга дяди царя великого князя Павла, Ольга Валериановна Пистолькорс получила для себя и детей от баварского короля титул графов фон Гогенфельзен, — сообщила дочь чернавского барина. — За любовь! — предложила она тост.
Под внимательным взглядом Ольги выпив за любовь, Аким продолжил:
— Так же в этом году русский учёный Иван Петрович Павлов получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине, — без запинки выговорил он, радуясь своей новогодней задумке, и наслаждаясь удивлением гостей от вошедшего в залу рыбака Афони в драном, облепленном газетами тулупе. — Сие существо есть «уходящий год», — на всякий случай раскрыл тайну, дабы подвыпившие гости не подумали, что это грабитель или бунтовщик. — Вот, слушайте, — сорвал с него одну из газет: «За работу по физиологии пищеварения, благодаря которой было сформировано более ясное понимание жизненно важных аспектов этого вопроса», — зачитал он.
— У нас и так не плохое пищеварение, — набросились на еду чернавский и ильинский помещики, — без всякого Павлова.
— А Нобель — настоящий аферист и динамитчик, — прожёвывая жареного поросёнка, продолжил чернавский барин. — Тот ещё фрукт, — махнул рукой, подзывая рыбака Афоню и поднося ему рюмочку. Пока тот пил, тоже сорвал с него газету и прочёл: «В 1842 году семья Эммануила Нобеля приехала в Санкт—Петербург. Через 7 лет отец, по рекомендации русского химика Николая Зимина отправил сына Альфреда на обучение в Европу и Америку. Процветанию Нобеля–старшего способствовала начавшаяся в 1853 году Крымская война. Нобель–младший в Париже познакомился с Собреро, изобретателем нитроглицерина и присвоил его изобретение, в 1868 году получив патент на динамит. Во Франции его обвиняли в шпионаже, в Англии — в изготовлении подделок. В 1888 году, по ошибке репортёров, в газете опубликовали сообщение о смерти Альфреда Нобеля. В статьях о нём не было ни одного доброго слова: «Миллионер на крови», «Торговец взрывчатой смертью», «Динамитный король», пестрели заголовки статей. И он, чтобы не остаться в памяти людей каким–то монстром, учредил премию своего имени. Благодаря кругленькой сумме, оная пользуется успехом…».