Держава (том второй)
Шрифт:
— Убитого понесли-и, — заревела толпа, начав с остервенением крушить всё подряд, и выплеснувшись с базара на прилегающие улицы.
Евреи поняли, что торговля пошла в убыток, и дали дёру, попрятавшись по домам.
Но буяны, с удовольствием разгромив винные лавки и в результате, начисто потеряв над собой контроль, стали врываться в дома, всё ломая и избивая обитателей.
Струхнувший пристав начал звонить полицмейстеру, тот — жандармскому ротмистру Левендалю, у которого в подчинении имелось всего несколько чиновников.
Барон
— Господин ротмистр, — поднёс ему рюмку водки полковник, — вы, думаю, читали, что писали газеты о Мокшанском батальоне, стрелявшем в мирных рабочих. Здесь такие же мирные люди и моему полку слава палачей не нужна. За стрельбу на Пасху меня и разжаловать могут… А уж газеты…
Зато стрелять стали евреи.
Ицхак организовал своих людей, и они палили из ружей и револьверов по дебоширам.
— Где увидите этих русских свиней, не важно, хохлы они или молдавашки, безжалостно стреляйте из–за угла дома и убегайте, — учил боевиков. — И знайте. Боевик — это звучит гордо! Погромщик — позорно!
Вдвоём с Хаимом — Гада Бубенчика за версту видать, зашли в дом к богатому еврею.
— Мы тебя защищать станем, — поверг в ужас купца Ицхак.
— Господин, не надо меня защищать, — взмолился пожилой еврей.
Но тут раздался звон разбитого окна и в комнату влетел камень.
— А говоришь — не надо, — вышел на балкон Ицхак и, не целясь, выпустил семь пуль в небольшую группу орущих проклятья взрослых и детей.
Один из мужчин схватился за плечо, а белобрысый мальчишка, схватившись за грудь и выронив камень, упал на землю.
— Сынок, сынок, — поднял его отец, не понимая ещё, что сын умирает. — Сынок, сынок, — прижимал к себе остывающее тело ребёнка, пачкая праздничную белую рубаху в крови.
— У Остапова сына жиды убили, — раздался в толпе яростный крик.
— Ну, если не хочешь, чтоб мы тебя защищали, обороняйся сам, — бросив на пол пистолет, нервно произнёс Ицхак. — Уходим Хаим, — выбежал в ведущую в сад дверь.
Хаим бросился за ним.
Затрещав, парадная дверь рухнула, и в дом ворвались разъярённые люди.
— А вот и наган, — заорал один из них, и толпа безжалостно набросилась на несчастных.
Били яростно, всем, что попало под руку, и крушили всё вокруг.
Увидев лужу крови, вытекающую из–под головы лежащего на полу пожилого еврея, на минуту задумались, но услышав неподалёку выстрелы, бросились в следующий дом.
Распахнув калитку и выбежав из сада, Хаим наткнулся на группу безоружных солдат, уговаривающих людей успокоиться и разойтись.
От неожиданности и растерянности — свой револьвер отдал Ицхаку, раскрыл припасённую банку с кислотой и плеснул в солдат.
Толпа взъярилась, но два еврея уже скрылись в запутанных улочках, причём один из них, убегая, выпустил несколько пуль по толпе.
К
Всполошившийся от донесений, и враз протрезвевший губернатор, устранился, передав всю полноту власти начальнику Кишинёвского гарнизона генералу Бекману.
И вот ещё что, — кричал ему в телефонную трубку, — даю вам полномочия употреблять оружие.
Подпоручик Банников, проснувшись поздним утром на пуховой перине своей пассии, сначала не понял, что за шум на улице.
«Наверное, в ушах шумит, — лениво поднялся с кровати, — после бессонной ночи», — удовлетворённо хмыкнул он.
Но вбежавшая в полутёмную комнату подруга, испуганно комкая на полной груди сорочку и дрожа телом, пыталась что–то произнести, и не могла.
— Да что с тобой? — почуяв недоброе, принялся надевать штаны подпоручик. — Муж приехал? — пошутил он, но женщина в страхе указывала на дверь рукой.
Вытащив из кобуры не шоколадный, а боевой револьвер, Банников выбежал на крыльцо, прищурившись от солнца и вдохнув запах цветущей сирени и дыма.
«Снег что ли пошёл?» — удивлённо подумал он, разглядывая круживший в воздухе белый пух от распоротых и выброшенных на улицу перин и подушек.
— Во-о! Ещё один жидок, — услышал довольный голос, и собравшаяся у крыльца толпа двинулась в его сторону.
— Я те, пьяная рожа, сейчас покажу — жидок, — выстрелил в воздух. — Пулей разлетелись по домам, стервецы похмельные.
Толпа прянула в разные стороны.
Вернувшись в дом, надел белый китель и, пристегнув шашку, вышел на крыльцо во всём своём блеске.
— Вы ещё тут? — поиграл револьвером, заметя двух пробегающих людей.
Один из них обернулся и выстрелил в офицера.
Без раздумий, и не целясь, Банников выстрелил в ответ.
Худой сутулый мужчина захромал, ухватившись за ногу.
«В казарму следует идти… Не понятно, чего в городе творится», — отказался от преследования стрелка, исчезнувшего в чьём–то саду.
В казарме полковник, которому уже успел надрать плюмаж генерал–лейтенант Бекман, заорал на вошедшего офицера:
— Где вы шляетесь, господин подпоручик… Тут весь город на ушах стоит.., а вы на чём? — не дождавшись ответа, продолжил: — Берите людей и принимайте энергичные меры по пресечению беспорядков. Встреченных на улице нижних чинов направляйте в казарму, а бесчинствующих — в участок.
К ночи беспорядки прекратились, а с утра начались аресты.
— Господин губернатор, к утру 9-го апреля задержано 816 человек, — заглядывая в рапорт, доложил фон Раабену Левендаль. — Аресты проводят солдаты и полиция. Обнаружены 42 трупа, из коих 38 евреев. У всех убитых повреждения нанесены тупыми предметами: камнями, дубинами, кольями, — ввёл в содрогание пожилого чиновника жандарм.