Держи меня крепче
Шрифт:
Кто бы, мать его, говорил.
— Максим, — теперь уж он обращается ко мне. — Когда ты уже нагуляешься? Пора бы и девушку постоянную завести.
Он серьёзно? О постоянстве решил лечить меня? Тухлым лицемерием понесло так, что дышать стало трудно.
— На следующей неделе на фирме будет проходить неформальная встреча, тебе нужно присутствовать как будущему руководителю отделением. И хотелось бы спутницу приличную, а не очередной эскорт.
Я замираю так и не откусив кусок от курицы. Терпение трещит от бешеного натяжения. Отодвигаю от себя
— Я тебе сказал, что меня твоя фирма не интересует, и ни на какие сборища я приходить не собираюсь.
— Ну конечно, — парирует отец, откусывая кусок мяса, а меня едва не выворачивает. — Тебя же только задом трясти интересует.
Мама бледнеет, Алька бегает глазами с меня на отца, не решаясь вмешаться в этот раз. Нельзя позволить ему вывести меня из себя, обеспечив матери ещё один вечер в слезах и мигрени.
— Слушай, отец, — откидываюсь на спинку стула. — Я позволил тебе запихнуть меня в этот универ, на специальность, которая лично мне и даром не сдалась, взамен ты обещал отстать от меня. Какие теперь проблемы?
— Проблемы в том, Максим, — отец наклоняется немного вперёд, надеясь воздействовать на меня, — что ты — мой сын.
— Ну я давно знаю, что для тебя это проблема.
Мать судорожно вздыхает, а отец краснеет от ярости.
— Не перебивай! Проблема в том, что ты слишком легкомысленный. Эти твои танцы и бесконечные девки! Ты и дальше так по жизни идти будешь?
— А тебе какое дело?
— Витя! — мать кладёт руку отцу на запястье, пытаясь утихомирить, но тот, кажется, снова дорвался до воспитания. Только ты, папа, немного опоздал.
Дальше они уже ругаются между собой, потому что я выхожу на улицу и утыкаюсь взглядом в темнеющее небо. Всё как всегда. И я давно перестал себя винить в подобных ссорах. Алька тоже выходит ко мне, и она не выдержала этого дерьма. Молча обнимает сзади, прижавшись щекой к спине.
— Забей, Макс, — всё же решает высказаться сестра. — Он бесится, что ты к нему не приползаешь. Давно ждёт этого, а ты всё никак.
— Пусть даже не ждёт, — усмехаюсь невесело.
В кармане джинс вибрирует телефон.
— Привет, Ромыч, — отвечаю другу.
— Бро, ты у предков? В Багдаде всё спокойно?
— Ага. Хер там. Всё как обычно.
— Тогда может в общагу? Девчонки уже дважды звонили, Белый тоже обещался подъехать.
— Нет, я пас. Настроение — дерьмо.
— Ну вот и поднимем. И не только настроение.
— Пошёл ты, — усмехаюсь, этот баламут кому угодно настроение поднимет. — Себе поднимай, у меня всё и так работает.
Алька хмыкает, называя нас придурками, в тишине вечера ей прекрасно слышен разговор с обеих сторон.
— Ну и как хочешь, — голос у Должанова становится вдруг абсолютно равнодушным. — А мы с Валиком всё ж подъедем, как раз понаблюдаю, как твоя мышка влилась в общажную жизнь.
Внутри что-то неприятно задевает. Сам не пойму что, но коробит как от звука сорвавшейся струны. Почему бы и не поехать? Всё равно семейный ужин уже похоронен. Надо развеять голову, отвлечься.
— Ромыч, хрен с ним, поехали. Я на колёсах, буду у тебя через полчаса.
Отключаю Должанова и напарываюсь на внимательный взгляд сестры.
— Твоя мышка? — она вопросительно выгибает бровь.
— О, Аля, ты чё, Ромыча не знаешь? Пургу какую-то несёт. Я отчалил, — щёлкаю её легонько по носу. — Отцу привет можешь не передавать.
Сажусь за руль и выкручиваю ручку громкости на магнитоле, позволяя басам низким ритмом заполнить салон. Вот смысл был этого тупого ужина? И сколько мне надо выпить в этой вшивой общаге, чтобы красная перекошенная рожа отца не стояла перед глазами?
Глава 19
Коменда общаги уже давно спит пьяная или делает вид, как обычно, что ничего не происходит. Все любят деньги. Поэтому никакой романтики в плане лазания через балкон и так далее. Мы с Ромычем и Беловым просто проходим через главный вход и направляемся к лестнице. Народу в общаге сегодня немного, вечер субботы как-никак, многие по домам разъехались, но вот те, кто остался, скучать не планируют.
— Ты бухло нормальное взял? — Валик толкает Должанова в бок. — А то придётся давиться местным дерьмом, у меня потом от него на утро ноги нафиг отказывают.
— Белый, ноги у тебя от количества кинутых палок отказывают.
— Рома, фу быть таким пошлым, — Белов кривит рожу, и мы ржём.
Вроде бы и настроение должно уже подняться, а оно всё так и сидит ниже плинтуса. Мой отец настолько токсичен, что шлейф его смрадной душонки преследует меня ещё какое-то время после встречи.
Туса сегодня на шестом этаже, и я уже пожалел, что попёрся пешком. Но лифт тут хреновый, можно не доехать, и тогда торчать в кабине в ожидании лифтёра, пока все будут веселиться.
— Настёна о тебе спрашивала, когда звонила, — Роман подмигивает, пытаясь поднять мне настроение.
— Какая именно? — не сказать, что меня прямо пробрало это известие.
— Та, что с буферами и тёмненьким каре. С факультета рекламы, если мне память не изменяет.
— Аа, эта, — ну да, девчонка зачётная, давно я хотел уложить её, она даже пару подкатов отбила, для проформы, видимо.
— Макс, ты что-то совсем кислый. Так батя выбесил? Или по мышонку соскучился?
— Ром, отвали, — отмахиваюсь, раздражаясь ещё сильнее.
— Ну если соскучился, тут недалеко. Однако, Настёна — вариант более вероятный, а мышка уж слишком замороченная какая-то. Тут цветочки-киношки нужны.
— Отвали, говорю.
Толкаю дверь в шестьсот девятнадцатую комнату, откуда доносится музыка и взрывы смеха. Наше появление отмечается улюлюканьем. Ребята и девчонки рады нас видеть. Настя, которая сидит в кресле, приосанивается, выпячивая грудь, смотрит в глаза сразу. И правда ждала.
Роман ставит на стол три бутылки водки и упаковку пива. У ребят и так достаточно всего на столе, но пойло отвратное, тут Белов прав. Да я сегодня и не думал бухать в хлам. А вот подымить было бы хорошо.