Держи меня крепче
Шрифт:
— Привет, Нина.
— Здравствуй, Влад, — севший голос обдирает и так воспалённое горло.
— Я узнал, что ты в городе. Столько лет прошло. Захотелось поздороваться.
Я интуитивно делаю шаг назад. Не прикасаюсь, но будто каким-то шестым чувством ощущаю, что Максим стоит прямо у меня за спиной, обволакивая своим теплом. Где-то на периферии понимаю, что за всем этим наблюдает мама. Это секунды, но мне кажется, будто время замерло.
— Поздоровался? — из-за спины звучит тихий холодный голос, но его тональность обманчива, я это чувствую.
Влад всё ещё
Мне плевать, что прошло пять лет. Ничего не изменилось. Плевать, что Влад — больше не мальчишка. Передо мной стоит взрослый парень, его взгляд пронизан сожалением. Но, как я уже сказала, мне на это наплевать.
— Влад, — он протягивает Максиму руку прямо из-за порога. — Я бывший танцевальный партнёр Нины.
— Максим, — руки Ларинцева я в ответ не вижу, и Влад убирает свою снова в карман. — Её нынешний партнёр.
В голосе Максима твёрдость и превосходство. Стоя между ними, я ощущаю жуткий дискомфорт, будто на меня с обеих сторон давят какие-то магнитные волны. И если сзади от них тепло, то спереди я чувствую знобящий холод.
— Я думал, Нина больше не танцует, — Влад издаёт печальный смешок, и меня коробит, что стоя прямо передо мной, он разговаривает мимо меня.
— Да, ты для этого хорошо постарался, — их взгляды сталкиваются как два бронепоезда на одной ветке из-за ошибки диспетчера. — Но, как видишь, она смогла даже такое дерьмо перешагнуть.
На этих словах я слышу мамин приглушённый вздох, а потом чувствую на плече сильную ладонь. Максим прижимает меня к своему плечу, и я с удивлением отмечаю, как внутренняя дрожь, вызванная воспоминаниями, вдруг стихает.
— И мы торопимся, Влад. Так что извини, но тебе пора.
Вижу, как, скользнув по мне взглядом, Акуленко зло сжимает челюсти и смотрит на Максима.
— Увидимся, — бросает мне и уходит.
И только когда Максим захлопывает дверь, я чувствую, как мои плечи расслабляются. Но всего на пару секунд, потому что я тут же наталкиваюсь на недоумённый взгляд мамы.
— Возьми сразу вещи в общежитие, по пути закинем.
Мне хочется стукнуть его. Что вообще за хозяйский тон?
— Ты на машине, Максим? — спрашивает мама. — Хорошо, что Нине не придётся тащиться с сумками по автобусам завтра.
Так нечестно. Мама должна сейчас выпроводить его и запереть меня в комнате. Наказать, наверное, или что там делают родители, чтобы уберечь своих детей от противоположного пола. Ну и пусть мне не пятнадцать, и что?
— Пока будешь собираться, я сложу сумки. Постельное положить один комплект или два?
— Два.
Я сдаюсь. Не буду устраивать при маме разборки. Максим выпроводил Акуленко, я появлюсь с ним на вечеринке отца. Потому что он хороший друг. Выручил меня в общежитии, выручил сейчас. И больше не буду чувствовать себя обязанной.
— Поторопись, Пёрышко, пора собираться.
Максим мягко подталкивает меня в спину в сторону коридора, верно определив направление моей комнаты и удивляет тем, что делает шаг следом.
— Максим, — слышу голос мамы за спиной. — Может, чаю пока? Думаю, Нина и сама со сборами справится.
— Конечно, — Ларинцев отвечает так беззаботно, будто моя мама только что не намекнула ему о запрете на мою комнату. — Чаю с удовольствием.
Он снимает пиджак и, расправив широкие плечи, обтянутые идеально-белой рубашкой, мягко ступает за мамой в кухню, а я тороплюсь к себе в комнату.
Закрываю дверь зачем-то на замок, хотя и понимаю, что вряд ли Ларинцев вломится. О том, что он совсем недавно переодевал меня, пока я была в отключке, себе думать запрещаю.
Распахиваю шкаф и смотрю на вешалки. Приём, филиалы, открытие… Звучит пафосно и высокопарно. Как же я должна выглядеть, чтобы по статусу соответствовать Ларинцеву?
Более-менее подходящих платьев у меня три, но чёрное коротковато, а на бирюзовом слишком заметная затяжка. Остаётся только одно — яркое, с отрезной талией и без рукавов. Цвета фуксии. Фуксия, слишком близко к малиновому.
«У меня в голове мутиться от твоего запаха, Нина-малина…»
Сглатываю, сжимая плотную ткань платья. Но другого выбора одежды сейчас и правда нет.
Быстро принимаю душ, хорошо, что голову вымыла утром, и теперь только щипцами немного подворачиваю кончики волос. Решаю оставить их распущенными, лишь подколов с одного боку жемчужной заколкой. Лёгкий макияж. Или надо поярче? Вечер же. Тогда возьму помаду в тон платью. Тонкие капроновые колготки рвутся от ногтей, потому что я слишком спешно их натягиваю. А в запасе только чёрные. Из бежевых остались чулки. Они запечатаны, я сама не знаю, зачем их купила, из любопытства, наверное, но надеть так ни разу и не решилась. И сейчас меньше всего хочу. Но выбора нет, чёрные колготы под яркое, струящееся пышной юбкой от талии, платье будут слишком «тяжёлыми».
Вещи в сумку я сложила ещё вчера, сейчас только коробку с белыми конверсами, купленными по дороге из города, осталось взять и пакет с продуктами.
Пальто в прихожей, туфли на шпильке там же. В принципе, я управилась за полчаса.
— Я готова, — без улыбки объявляю Максиму, зайдя в кухню.
Они с мамой как раз допивают чай и о чём-то негромко разговаривают, но видно, что беседа течёт легко и непринуждённо. Когда я появляюсь, Максим встаёт и поворачивает ко мне голову.
— Поехали? — говорит он немного изменившимся голосом и бегло проходится по мне взглядом.
Сверху до низу и обратно. Это происходит лишь секунду, но мне вдруг хочется сильно-сильно сжать ноги. Резинки дурацких чулок начинаю жечь, хочется одёрнуть и так не короткое платье. Зачем так смотреть? Чтобы смутить меня при маме?
В прихожей Максим надевает пиджак и помогает набросить пальто мне, забирает у мамы сумку и пакет, коробку с конверсами. Мама целует меня и просит позвонить, как доберёмся до города.
— Максим, — строго говорит она, глядя на Ларинцева. — Ты только не гони сильно. По трассе.