Десять меченосцев

Ёсикава Эйдзи

– Вот в чем дело! – протянул Мусаси.

Надпись, адресованная Дзётаро, по иронии судьбы привела к Мусаси совершенно незнакомого человека. Слушая похвалы Гэки, Мусаси укреплялся в мысли, что не заслуживает восторгов. Слова Гэки ставили Мусаси в неловкое положение, потому что он всегда болезненно переживал свои недостатки. Он счел нужным прямо сказать об этом новому знакомому:

– Вы переоцениваете меня.

– На службе князя Датэ, кстати, его доход составляет миллион коку риса в год, состоит немало выдающихся самураев. Я знаком с некоторыми знаменитыми воинами. Но, судя по рассказам о вас, никто из них не смог бы соперничать

с вами. Главное, что вы молоды, впереди целая жизнь. Вот это и привлекает меня больше всего. Станем друзьями. Выпьем и поговорим не спеша.

Мусаси принял от Гэки чашечку сакэ и потом пил наравне с ним. Гэки не пьянел.

– Мы, самураи с севера, способны изрядно выпить. Мы пьем, чтобы согреться. Князь Датэ перепьет любого из нас, а мы же стараемся не отставать от хозяина.

Служанка все подносила сакэ и уже несколько раз подправляла светильник. Гэки был неутомим.

– Будем пить всю ночь, – заявил он. – Тогда получится душевный разговор.

– Хорошо, – улыбнулся Мусаси. – Вы говорили, что встречались с придворным Карасумару. Вы давно его знаете?

– Не могу утверждать, что мы друзья, но я не раз бывал в его доме с различными поручениями. Он очень гостеприимен.

– Меня представил ему почтеннейший Хонъами Коэцу. Карасумару большой жизнелюб, что не свойственно аристократам.

Гэки посчитал оценку Мусаси поверхностной.

– Иного вы в нем не увидели? У вас, верно, было мало времени, иначе вас поразили бы его ум и образованность.

– Мы встретились в веселом квартале.

– Ясно, что это не место для серьезной беседы.

– Каков же Карасумару на самом деле?

Гэки сел в официальную позу и серьезно произнес:

– Мятущаяся душа. Человек, пораженный печалью. Его подавляет могущество сёгуната.

Повисло молчание. Мусаси услышал плеск озерных волн, взглянул на белесые полосы, падавшие от лампы на фусума.

– Мусаси, мой друг, ради кого вы совершенствуете свое мастерство? – внезапно спросил Гэки.

Мусаси никогда не задумывался над этим вопросом.

– Для себя, – ответил он.

– Разумеется, но ради кого вы постоянно совершенствуете себя? Для вас тщеславие слишком мелкое чувство.

Гэки словно невзначай перешел к главной цели разговора.

– Вся страна попала под власть Иэясу, – продолжал он. – Установилось некое подобие мира и благополучия. Насколько реально это благоденствие? Воистину ли счастлив народ при новом правителе? На протяжении столетий нами правили Ходзё, Асикага, Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси – вереница военных диктаторов, угнетавших не только простой народ, но и императорский двор вместе с самим императором. Император утратил реальную власть, народ утеснен. Военное сословие захватило все привилегии. Так повелось со времен Минамото Ёритомо, и по сей день ничего не изменилось. Нобунага хотя бы испытывал неловкость от чинимой им несправедливости, он построил новый дворец для императора. Хидэёси был еще разумнее, обязав всех даймё повиноваться императору Го-Ёдзэй и пытаясь улучшить положение простого народа. Ну а Иэясу? Помыслы его сосредоточены на благосостоянии и возвышении собственного клана. Счастье народа и процветание императорской фамилии принесены в жертву военной диктатуры. На пороге новая пора тирании. Никто не переживает за судьбу страны так, как князь Датэ Масамунэ, а среди придворных – Карасумару Мицухиро. Гэки умолк, ожидая ответа Мусаси, но тот пробормотал сквозь зубы:

– Вот

как.

Мусаси, как и многие, понимал, что после битвы при Сэкигахаре произошли коренные изменения в политике. Ему всегда были безразличны политические интриги феодалов из Осаки, изворотливые маневры Токугавы, позиция могущественных владетельных князей вроде Датэ или Симадзу. О Датэ он знал лишь то, что официально объявленный доход с его владений составлял шестьсот тысяч коку риса в год, но, возможно, что он достигал и миллиона коку, как говорил Гэки.

– Дважды в год, – продолжал Гэки, – хозяин посылает принцу Коноэ в Киото товары и провизию из своего владения для передачи императорскому дворцу. Датэ делает это постоянно даже в период войны. Прошлая моя поездка в Киото связана с такой поставкой.

Замок Аоба – единственный в стране, в котором есть специальные покои для императора. Едва ли они когда-либо будут использованы по назначению, но князь Датэ отделал покои деревом, вывезенным из императорского дворца во время его перестройки. Дерево доставили из столицы в Сэндай по воде. – Гэки помолчал. – Кстати, о походе в Корею. Полководцы Като, Кониси и другие пеклись о личной славе. Только на боевых знаменах князя Датэ вместо фамильного герба сияло солнце, тем самым показывая, что он воюет не ради своего рода или Хидэёси, а во славу Японии.

Мусаси внимательно слушал вдохновенное повествование Гэки о достоинствах его сюзерена, его безграничной преданности императору и стране. В пылу Гэки даже забыл о сакэ. Обнаружив, что сакэ остыло, Гэки хлопнул в ладоши, чтобы служанка принесла подогретое.

– Спасибо, я больше не буду сакэ. Я с удовольствием съел бы риса и выпил чаю.

– Как? – пробормотал разочарованный Гэки, но из уважения к гостю приказал служанке подать еду.

Гэки продолжил разговор. Мусаси представлял нравы и порядки у самураев князя Датэ. Они, похоже, строго следовали Пути Воина, серьезно занимались самодисциплиной.

Путь Воина – «Бусидо» – сложился в давние времена, когда только зарождалось военное сословие, но теперь его каноны стали преданием седой старины. За годы смут в пятнадцатом и шестнадцатом веках нравственные законы военного сословия размылись, ими стали пренебрегать. Самураем, стал называть себя любой, кто умел размахивать мечом или стрелять из лука и имел смутные понятие об этических нормах «Бусидо». Самураи-самозванцы по моральным качествам нередко стояли ниже крестьян и горожан. Одержимые бахвальством и стремление к власти, они были обречены на гибель. Немногие даймё понимали происходящее. Группа высших вассалов сёгунов Токугавы и Тоётоми стремилась создать новый «Бусидо», который стал бы основой для сплочения и процветания нации.

Мусаси вспомнил свое заточение в замке Химэдзи. Такуан тогда вспомнил, что в библиотеке князя Икэды есть копия «Нитиё Сюсинкан» Фусикиана, и принес ее Мусаси. Фусикиан – литературный псевдоним знаменитого полководца Уэсуги Кэнсина, который изложил в трактате ежедневный порядок этических тренировок для своих вассалов. Из книги Мусаси узнал не только о деяниях Уэсуги, но и понял, почему владения полководца в Этиго прославились на всю страну военной мощью и благосостоянием.

Поддавшись восторженному рассказу Гэки, Мусаси мысленно сравнивал Датэ с Уэсуги. Датэ, вероятно, создал в своих владениях обстановку, которая поощряла самураев развивать новый Путь и готовила их к восстанию против сёгуната.