Десять меченосцев
Шрифт:
Дзюро приоткрыл глаз.
– Старуха переписывает. Вздумала тысячу копий написать.
– Дай-ка мне! – схватил листок один из завсегдатаев дома. – Почерк четкий и красивый. Читать легко.
– А ты можешь читать?
– Конечно. Пустяковое дело.
– Давай послушаем. Почитай, да нараспев.
– Ты что, шутишь? Это тебе не модная песенка.
– Какая разница! Раньше сутры пели. Буддийские молебны так и проходили. Знаешь мотив гимна?
– Кто же читает сутры под гимн?
– Валяй на любой.
– Почитай лучше ты, Дзюро. Дзюро не вставая начал нараспев:
– Ничего себе! – раздался голос. – Написано про монахинь? Уж не про тех ли девочек из Ёсивары, которых мы кличем «монахинями»? Говорят, среди некоторых «монахинь» пошла мода на сероватые белила. Они берут меньше, чем в веселом квартале…
– Помолчи!
Будда приступил к изложению Закона.Добрые люди, мужчины и женщины,Признайте свой долг перед добродетельными отцами,Признайте свой долг перед милосердными матерями.Человек является в этот мир по закону кармы,Но порождают его отец и мать.– Будда поучает, что надо любить маму и папу. Слышали тысячу раз!
– Тише!
– Читай! Мы больше не будем тебе мешать.
Без отца не родится ребенок,Без матери ему не взрасти,Дух происходит из отцовского семени,А плод растет во чреве матери…Дзюро устроился поудобнее, высморкался и продолжил:Таинство связи матери и ребенкаДелает материнскую заботу о чадеНесравненным в мире деянием…Заметив, что компания подозрительно затихла, Дзюро спросил:
– Слушаете?
– Слушаем… Читай дальше.
Проходят положенные месяцы и дни,Карма подгоняет рождение человека,Женщину терзают боли,Отец бледнеет и дрожит от страха.Все домочадцы, слуги сбились с ног.Но вот дитя родилось и положено в траву,Границ не знает ликование отца и матери.Мать радуется первому крику младенца,Как нищая замирает при виде найденной жемчужины.Объятья матери – колыбель младенца,Колени матери – простор для игр.Грудь матери – источник животворный.Любовь ее – дарует жизнь.Без матери беспомощно дитя.Мать, голодая, отдаст ребенку последнюю кроху.Без матери чахнет дитя.– Почему не читаешь?
– Подождите минутку!
– Смотрите-ка! Плачет, как младенец!
Чтение затеяли для того, чтобы убить время, в шутку, но проникновенные слова сутры заворожили всех. Дзюро и еще несколько человек сидели с погрустневшими лицами, глядя куда-то вдаль.
Мать работает в поле в соседней деревне,Носит воду, разводит огонь,Толчет зерно, мелет муку.Ночью она бежит домой.И слышит крик ребенка.И сердце ее ликует любовью.Она спешит к дому.Ребенок тянется к ней,Она склоняется над ним,Прижимает– Эй, кто там хлюпает?
– Не могу сдержаться, я кое-что вспомнил.
– Сиди тихо, а то и я начну плакать.
В этой компании отчаянных людей запрещались разговоры о любви к родителям. Их восприняли бы как проявление слабости, женской слезливости. Старое сердце Осуги возликовало бы при виде лиц обычно грубых подопечных. Простые, трогательные слова сутры проняли даже громил.
– Все прочитал?
Растет ребенок. Ему два года.Пока он беспомощен без отца и матери.Без отца он не знает, как развести огонь.Без матери он не знает, что нож может порезать палец.Мальчику минуло три года.Мать отнимает дитя от груди, он пробует новую еду.Без отца он не знает, что яд может убить.Без матери он не знает, что травы исцеляют.Родители идут в гости и приносят ребенкуСамые вкусные угощения.Ребенок растет.Отец приносит ему одежду,Мать расчесывает волосы.Они отдают все лучшее ребенку,А сами донашивают старое платье.Сын приводит в дом невесту.Чужая женщина ему дороже отца и матери.Молодые не налюбуются друг другом.Сидят у себя, ласково воркуя.Стареют отец и мать,Силы покидают их.Сын – их единственная опора,Одна сноха может им помочь,Но сын не заглядывает к старикамНи днем, ни ночью.Холодно и грустно в их комнате.Они вроде случайных гостей на постоялом дворе.Напрасно зовут они сына.А придет, так бранит,Что зажились, мол, в этом мире.Горем наполняются их сердца.Заливаясь слезами, робко молвят они:Без нас ты, сынок, не родился бы, Не вырос бы без нашей любви.За что теперь, сынок…Дзюро вдруг разрыдался и швырнул листок.
– Больше не могу… Пусть кто-то другой…
Никто не вызвался дочитать сутру. Заплаканные мужчины лежали, сидели, понурив головы, как потерявшиеся дети.
Необычную сцену увидел вошедший в комнату Сасаки Кодзиро.
Весенний красный ливень
– Где Ядзибэй? – громко спросил Кодзиро.
Игроки ушли с головой в игру, а остальные погрузились в воспоминания детства под влиянием сутры, поэтому никто не ответил.
– Что случилось? – спросил Кодзиро, подходя к Дзюро, которые лежал, закрыв ладонями заплаканные глаза.
– О, я не заметил, как вы пришли, господин.
Дзюро и его товарищи, поспешно вытирая глаза и носы, поднимались с циновок.
– Вы что, плачете?
– Да… то есть нет.
– Не спятили случаем?
Дзюро поспешил рассказать о встрече с Мусаси, чтобы отвлечь Кодзиро от странной картины, которую тот застал на мужской половине дома.
– Хозяин в отъезде, мы не знали, что делать, Осуги пошла к вам.
Глаза Кодзиро ярко сверкнули.
– Мусаси в гостинице в Бакуротё?
– Да, но сейчас он может быть в доме Дзусино Коскэ.
– Интересное совпадение.
– Почему?
– Я отдал Дзусино свой Сушильный Шест на полировку. Сегодня меч должен быть готов. Я как раз иду за ним и заглянул к вам по пути.
– Вам повезло. Если бы вы сначала пошли в мастерскую, то Мусаси мог бы внезапно напасть на вас.
– Я его не боюсь. Но как же мне увидеть старуху Осуги?
– Я пошлю за ней проворного малого. Она, верно, еще не доплелась до Исараго.