Десять меченосцев
Шрифт:
– Кто ты…
Хамада не закончил фразы. На него надвигался сверкающий клинок. Улыбающийся Кодзиро сделал шаг вперед. Хамада отступил, но Кодзиро словно приклеился к нему. Хамада отскочил в сторону, Сушильный Шест последовал за ним.
Удивленный продавец дынь воскликнул:
– Кодзиро! Это я, спаси меня!
Услышав имя своего противника, Хамада побледнел. Он резко повернулся и попытался убежать.
– Хочешь уйти? – рыкнул Кодзиро.
Сверкнул Сушильный Шест, глубоко вонзаясь в плечо самурая. Хамада испустил дух в тот же
– Что с тобой, Матахати? – насмешливо проговорил он. – Ты ведь живой. Вставай!
– Да, господин.
– Оставь этот подобострастный тон. Сколько мы с тобой не виделись?
– Рад видеть вас в добром здравии.
– С каких это пор ты в торговцах?
– Не будем об этом.
– Хорошо, собери дыни. Почему бы не оставить их в «Дондзики»?
Зычным голосом Кодзиро позвал хозяина харчевни.
Кодзиро, достав кисть и тушь, написал на сёдзи: «Подтверждаю, что это я убил двоих, которые лежат на пустыре. Сасаки Кодзиро, ронин, проживающий в Цукиномисаки».
– Дабы тебя напрасно не беспокоили, – пояснил он.
– Спасибо, господин.
– Если явятся родственники или друзья убитых, пошли мне весточку. Я не намерен прятаться. Я встречу их где угодно и в любое время.
Матахати шел рядом с Кодзиро, не поднимая глаз от земли. С тех пор как он оказался в Эдо, он долго не работал. Желание работать совсем пропало, когда от него ускользнула Оцу. Он превратился в бродягу, торгующего дынями.
Матахати был безразличен Кодзиро, но он мог пригодиться на случай расследования убийства самураев.
– Почему они напали на тебя?
– Если по правде, то виной тому женщина…
Кодзиро улыбнулся. У Матахати постоянно возникали неприятности из-за женщин. Вероятно, такова его карма.
– Великий любовник, – пробормотал Кодзиро, а затем громко добавил: – Кто она и что произошло?
Матахати неохотно начал рассказывать. В одной из чайных вблизи крепостного рва, где обедают поденщики со стройки, работала смазливая служанка, на которую все заглядывались. Мужчины шли в чайную, даже когда не хотели есть. Хамада и Матахати тоже были завсегдатаями заведения. Однажды служанка обратилась к Матахати за помощью. «Мне не нравится этот ронин, – сказала она про Хамаду, – но хозяин каждый вечер посылает меня к нему. Можно я на время спрячусь в твоем доме? Я буду стирать и готовить для тебя».
Матахати согласился. Судя по его словам, дело этим и ограничилось.
– Ты что-то не договариваешь, – заметил Кодзиро.
Он не мог понять, таится ли Матахати или хвастает любовными победами.
– На улице слишком жарко, – продолжал Кодзиро. – Пойдем к тебе домой, посидим, и ты мне расскажешь обо всем подробнее.
Матахати застыл на месте.
– Что с тобой?
– Видишь ли, я живу в таком месте, куда нельзя приглашать гостей.
– Не беспокойся, – улыбнулся Кодзиро. –
– С удовольствием.
– Кстати, видел столбы с объявлениями, адресованными Мусаси?
– Конечно!
– Они сообщают, что твоя мать хочет встретиться с Мусаси. Почему бы тебе не пойти к ней?
– Я не могу явиться к ней в теперешнем виде.
– Дурак! Перед матерью не надо притворяться. Ты обязан быть рядом с ней на случай появления Мусаси.
– Хорошо, я подумаю.
Они расстались. Матахати свернул в тихий, поросший травой переулок, а Кодзиро зашагал дальше по улице, но через некоторое время он быстро вернулся и последовал за Матахати.
Матахати обитал в одном из «длинных домов» – в одноэтажном бараке, где обитали по нескольку семей. Эдо рос быстро, но жилья на всех не хватало, так что люди особо не привередничали. На пустырях возникали поселки из сколоченных на скорую руку лачуг, где ютились те, кто пришел в город на заработки.
У дома с Матахати поздоровался сосед по имени Умпэй. Он мылся в ушате. Для приличия баня была загорожена дождевым ставнем. Умпэй был старшим в артели, копающей колодцы.
– Я уже вымылся, не хочешь искупаться? – великодушно предложил сосед.
– Спасибо. Акэми должна согреть воду.
– Вы так любите друг друга! Прямо как брат и сестра.
Матахати глуповато хихикнул. Появление Акэми избавило его от необходимости отвечать Умпэю.
Акэми поставила ушат под хурмой и натаскала горячей воды.
– Попробуй, Матахати, не горячо? – спросила она.
– Рука не терпит, – ответил тот.
Матахати, раздевшийся до набедренной повязки, притащил холодной воды из колодца и полез в ушату. Умпэй, закончив купание, уселся рядом на бамбуковый табурет.
– Дынь много продал? – поинтересовался он.
– Я никогда много не продаю, – ответил Матахати, поспешно смывая с руки запекшуюся кровь.
– Ты заживешь куда лучше, если будешь копать колодцы.
– Ты давно это говоришь. Если я стану работать на территории замка, меня перестанут пускать на ночь домой, поэтому Акэми не хочет чтобы я шел в твою артель. Ей без меня одиноко.
– Счастливая парочка!
– Ой! – воскликнул Матахати, когда брошенная кем-то незрелая хурма угодила ему в затылок.
– Ха-ха! Это чтобы ты не хвастал, как тебя любит жена, – засмеялся Умпэй.
Умпэй, седой шестидесятилетний старик, пользовался уважением в поселке. Каждое утро соседи слышали, как он читает молитву секты Нитирэн. Он происходил из Ито в провинции Идзу, а на дверях его дома было выведено: «Мастер по рытью колодцев в замке сёгуна». Работа в замке требовала высокого мастерства, обыкновенные землекопы не годились. Умпэй долгое время работал на золотых копях на полуострове Идзу, поэтому ему поручили возглавить артель. По вечерам он любил сидеть у деревянной решетки, густо увитой стеблями тыквы, и потягивать сётю, сакэ бедняков.