Десять меченосцев
Шрифт:
– В атаку!
В тот же миг Мусаси расслабил плечи и быстро отскочил назад. Иори бросился вперед, развернулся и увидел учителя на том самом месте, где был сам мгновением раньше.
Они повторяли упражнение, не проронив ни слова.
Высокие травы покрылись росой, и луна выглядывала из-за верхушек криптомерии. Налетал порыв ветра, и цикады мгновенно смолкали. Настала осень, и полевые цветы, неприметные в летнюю пору, ласкали глаз непритязательной красотой.
– Достаточно, – сказал Мусаси, опуская меч. Только сейчас они услышали чей-то негромкий
– Кто это? – удивился Мусаси.
– Верно, путник просится на ночлег.
– Посмотри.
Через секунду Иори вернулся.
– Путник? – спросил Мусаси.
– Гость.
– Гость? К нам?
– Ходзё Синдзо. Он привязал коня за домом и ждет.
– Наш дом одинаков, что спереди, что сзади, – усмехнулся Мусаси. – Беги, позови его.
Синдзо совсем поправился, чему Мусаси искренне обрадовался.
– Рад видеть тебя в добром здравии, – тепло сказал он гостю. – Как ты отыскал меня? – спросил Мусаси, пригласив Синдзо на веранду дома.
– Узнал от Дзусино Коскэ. Ты отсюда послал ему обещанную статуэтку Каннон.
– Значит, Иори проболтался. Я не намерен стать отшельником, но покинул город на несколько месяцев, пока не угомонятся сплетники. Коскэ и другие мои друзья теперь в безопасности.
– Все неприятности возникли по моей вине, – склонил голову Синдзо.
– Нет, дело в моих отношениях с Кодзиро.
– Он убил Обату Ёгоро. Слышал?
– Нет.
– Ёгоро, переоценив свои возможности, решил отомстить Кодзиро.
– Я предупреждал его, – проговорил Мусаси.
– Но я его понимаю, – сказал Синдзо. – Ученики покинули школу, отец умер. Он считал, что больше некому расквитаться с Кодзиро. Ёгоро, видимо, пробрался в его дом, впрочем, свидетелей нет. Ёгоро – единственный сын Обаты. С его смертью прекратился род Обата. Мой отец говорил с господином Мунэнори о возможности объявить меня приемным сыном учителя, чтобы я стал преемником школы Кагэнори и сохранил фамилию Обаты. Он был выдающимся представителем военных традиций Косю.
– Твой отец – владетель Авы. Неужели военные традиции Ходзё Уступают Косю? Твой отец такой же знаменитый стратег, как и Кагэнори.
– Наши предки родом из провинции Тотоми. Мой дед служил у Ходзё Удзицуны и Ходзё Удзиясу. Сам Иэясу назначил моего отца главой клана.
– Почему ты стал учеником Кагэнори?
– У моего отца было множество учеников, он занимался военными науками с сёгуном. Отец считал, что я должен учиться на стороне и пройти трудную школу. Такой он был человек. Но я слишком разболтался, – продолжал Синдзо. – Меня ведь послал сюда отец. У нас гостит человек, который жаждет видеть тебя. Отец просил привезти тебя в город. Поедешь?
– Кому я понадобился? Я мало кого знаю в Эдо.
– Человеку, который знает тебя чуть ли не с детства.
Мусаси терялся в догадках. Матахати? Самурай из замка Такэяма? Друг отца? А вдруг Оцу?
Синдзо не выдавал секрета. Любопытство Мусаси возрастало.
– Поехали! Иори, сегодня меня не жди.
Синдзо подвел коня и предложил его Мусаси, и тот без долгих слов вскочил в седло.
Иори
Иори почудилось, будто кто-то смотрит на него. Пара глаз следила за ним из-за лоз дикого винограда. «Должно быть, енот», – решил Иори, потому что зверьки повадились лакомиться спелыми ягодами. Блестящие агатово-черные глаза енота смотрели не мигая.
«Я тебя пересмотрю!» – крикнул Иори и, напрягшись, уставился на енота. Любопытный зверек убежал. Иори показалось, словно прошли часы, прежде чем виноградные лозы дрогнули и енот скрылся. Иори победил. Он взмок от пота, но чувствовал себя легко и радостно. Он с нетерпением ждал момента, когда сможет продемонстрировать свое умение Мусаси.
Иори опустил тростниковую занавеску на решетчатом окне и задул лампу. Закрыв глаза, он увидел точку, которая, разрастаясь, превратилась в голову енота. Пара сверкающих глаз уставилась на него. Иори застонал и, схватив меч, выскочил наружу, и неистово начал рубить дикий виноград.
Четыре праведника с одним фонарем
– Приехали, – сказал Синдзо, когда они с Мусаси достигли подножия холма Акаги. Путь до Усигомэ занял два часа. Сквозь деревья виднелись огни костров, доносились звуки флейты. Мусаси подумал, что происходит храмовый праздник. По одну сторону дороги раскинулась обширная территория храма Акаги, по другую тянулась оштукатуренная каменная стена с внушительными воротами. У ворот Мусаси спешился и передал поводья Синдзо. Он ввел коня во двор и передал его самураям, которые толпились у ворот, освещенных бумажными фонарями. Старший слуга торжественно встретил гостя:
– Добро пожаловать! Господин ждет вас. Я провожу к нему.
Дом был необычный, в несколько ярусов, поднимающихся по склону холма Акаги. Из комнаты, куда провели Мусаси, из-за деревьев виднелись северная часть крепостного рва и бастионы.
Бесшумно раздвинулись фусума, и в комнате появилась красивая служанка, которая изящным жестом поставила перед гостем поднос с чаем, сладостями и табаком. Вскоре пришел и сам хозяин в сопровождении молодого самурая. Даймё непринужденно поздоровался и сел на пододвинутую помощником подушку-дзабутон, скрестив перед собой ноги.
– Мой сын, судя по рассказам, многим вам обязан, – сказал он. – Надеюсь, вы не в обиде за то, что я попросил вас приехать, а не навестил вас сам в знак признательности.
– Вы оказали мне большую честь, пригласив к себе, – ответил Мусаси.
Трудно было определить возраст Ходзё Удзикацу. Три передних зуба выпали, но лицо было по-молодому гладкое и нежное. Густые черные усы с редкой проседью росли так, что скрывали морщинки, появившиеся из-за недостающих зубов. Мусаси с первого взгляда на даймё решил, что перед ним – отец многочисленного потомства, который прекрасно ладит с юным поколением.