Десять меченосцев
Шрифт:
Рассудительность и степенность Мунэнори произвели неизгладимое впечатление на Мусаси.
Принесли сакэ, чарки заходили по кругу под дружеский разговор и смех. Разница в возрасте и положении забылась. Мусаси понимал, что его приняли в круг избранных не по его заслугам, а потому, что он искал истину на избранном Пути, как и его знатные собеседники.
– Что слышно про Оцу? – вдруг спросил Такуан, поставив чарку на столик.
Покраснев, Мусаси ответил, что давно не получал известий о ней.
– Никаких вестей?
– Ни слова.
– Жаль. Ты не можешь бесконечно держать ее в неопределенности.
– Вы говорите о девушке, которая одно время жила в замке отца? – спросил Мунэнори. – Я знаю, где она сейчас. Оцу уехала с моим племянником Хёго в Коягю, чтобы ухаживать за больным Сэкисюсаем.
Извинившись перед Мусаси, Такуан рассказал об отношениях Мусаси и Оцу.
– Рано или поздно кто-то должен помочь им соединиться. Полагаю, что монах в таком деле – не лучший помощник. По-моему, господа, вы бы справились с этой задачей, – заключил он. Монах таким образом дал понять, что неплохо было бы Удзикацу и Мунэнори взять Мусаси под свою опеку. К предложению Такуана отнеслись благосклонно.
Мунэнори предложил привезти Оцу из Коягю и выдать ее за Мусаси. Мусаси сможет поселиться в Эдо и вместе с Ягю Мунэнори и Оно Тадааки создать союз, знаменующий начало золотого века в Искусстве Меча в новой столице.
Удзикацу, желая поскорее отблагодарить спасителя сына, предложил рекомендовать Мусаси сёгуну на должность наставника по фехтованию. Мунэнори, высоко ценя боевые качества Мусаси, поддержал эту мысль.
Препятствием для осуществления их плана могло стать незнатное происхождение Мусаси. У него не было документа, подтверждающего его происхождение от Хираты Сёгэна из клана Акамацу, отсутствовала и родовая книга, которая свидетельствовала бы о древности его рода. Все знали, что он юношей участвовал в битве при Сэкигахаре, сражаясь против войска Токугавы. С тех пор, правда, многие ронины из бывших врагов сёгуна перешли к нему на службу.
Даже Оно Тадааки, ронин из клана Китабатакэ, который в настоящее время скрывался в Исэ, получил должность военного наставника при сёгуне, несмотря на отношения с родственниками, затаившимися в надежде свергнуть власть Токугавы.
Обсудив все доводы, Такуан сказал:
– Попробуем предложить Мусаси на должность при дворе сёгуна. Давайте спросим, что думает сам Мусаси.
– Ваше предложение слишком великодушно, – ответил Мусаси, – но я еще молод и не достиг подлинного мастерства.
– Настоятельно советую обзавестись семьей, чтобы поскорее возмужать, – заявил монах. – Или ты хочешь, чтобы Оцу продолжала скитаться?
Разговор тяготил Мусаси. Оцу клялась, что вынесет любые испытания, но ее решимость не избавляла Мусаси от ответственности за ее судьбу. Женщина поступает по велению сердца, однако, если жизнь ее не сложится, будет виноват мужчина. Мусаси не боялся ответственности, он разделял любовь Оцу, но чувствовал, что ему рано жениться. Тяжкий и долгий Путь Меча манил его с прежней силой.
Отношение Мусаси к мечу, конечно, изменилось. После сражения в Хотэнгахаре меч как орудие убийства потерял притягательность для Мусаси. Путь Меча, по его представлению, должен вести к порядку в стране, защите народа, совершенству духа.
Мужчины должны лелеять меч до последнего вздоха. Путь Меча призван обеспечить мир и счастье на земле.
Когда
Мусаси опасался, что его планы сочтут глупостью или юношескими мечтаниями. Если его мысли воспримут серьезно, то будут предостерегать, что политика – сомнительное дело, повседневные хлопоты отвлекут от заветного меча. Доброжелатели будут искренне печься о чистоте его души. Мусаси верил, что два воина и монах рассмеются или встревожатся, если он выскажет вслух свои замыслы.
– Положись на нас, – завершил разговор Такуан.
– Мы позаботимся, чтобы все сложилось благополучно для тебя, – добавил Удзикацу.
Синдзо, время от времени заходивший в комнату поправить светильник, уловил суть разговора. Радостная улыбка на его лице говорила о том, что он признателен отцу и его друзьям за участие в судьбе Мусаси.
Рожковое дерево
Матахати проснулся и огляделся по сторонам. Акэми в комнате не было. Он выглянул во двор. Никого.
– Акэми! – позвал он.
Ответа не последовало. Матахати рывком распахнул стенной шкаф. Новое кимоно, которое Акэми недавно сшила, исчезло.
Матахати пошел по улице, расспрашивая соседей, не встречали ли они Акэми.
– Я видела ее рано утром, – сообщила жена угольщика.
– Где?
– Она была красиво одета. Я спросила, куда это она нарядилась, а она и говорит: «К родственникам в Синагаву».
– Синагава?
– Разве у нее там нет родни?
– Да-да, есть, конечно, – поспешно соврал Матахати. Побежать за ней? Матахати, по правде, не слишком был привязан к Акэми. Ее исчезновение скорее раздражало его. Матахати сплюнул и пнул камешки под ногами. Перейдя дорогу Сибаура, он побрел к берегу моря. Матахати каждое утро подбирал здесь рыбу, потерянную рыбаками. Пока Акэми готовила рис, он находил пять-шесть рыбин, выпавших из корзин. Сегодня рыба не интересовала его.
– Что случилось, Матахати? – похлопал его по плечу ростовщик с главной улицы.
– Доброе утро, – поздоровался Матахати.
– По утрам приятно прогуляться. Молодец, что каждое утро гуляешь. Полезно для здоровья.
– Шутите! Для здоровья гуляют богачи вроде вас. У меня нет времени для прогулок.
– Неважно выглядишь. Неприятности?
Матахати и Акэми хорошо знали ростовщика, он не раз выручал их деньгами.
– Давно собираюсь поговорить с тобой об одном деле, да все недосуг, – продолжал ростовщик. – На работу идешь?
– Какая у меня работа!
– Может, рыбу половим?
– Я не любитель, – почесал в затылке Матахати.
– Ничего, садись, вот моя лодка. Грести умеешь? Хочу предложить тебе дельце, на котором можно хорошо заработать. Возможно, тысячу золотых.
Матахати мгновенно увлекся рыбалкой.
Отплыли далеко от берега, но море было мелким, и днище лодки скрежетало по дну. Матахати перестал грести и спросил:
– Какое дело?
– Слушай! Держи шест над водой, пусть люди думают, что мы рыбачим.