Десять мужчин
Шрифт:
Я сложила вещи Хелен и уже записывала телефон ее парикмахера, когда раздался звонок и Хелен открыла дверь гиганту с лицом эльфа и робкой улыбкой, от которой в уголках глаз за стеклами очков в золотой оправе разбегались морщинки-лучики. Гость протянул Хелен тщательно упакованную книгу:
— Вы не могли бы отдать это Лидии? Сто лет уже обещаю вернуть.
Лидия и Хелен вместе снимали эту квартиру, хотя она была немногим больше моей.
Гигант улыбнулся мне (губы узкие, а рот широкий) и протянул руку. Взгляд Хелен метнулся от него ко мне и обратно.
— По глотку вина — не возражаете? Мы как раз собирались открыть бутылку.
— Нет-нет, мне
В глазах Хелен читался вопрос: «Это куда же, дьявол тебя побери?» Очевидно, вино должно было удержать гостя — для моего же блага, — но меня обуяло желание сбежать, едва я увидела этого парня. Чем-то он меня тревожил, и нисколько не хотелось задерживаться, чтобы выяснить, чем именно. Поблагодарив Хелен за платье, я выскочила за порог и рванула по улице. Пакет с платьем хлопал по ногам и лип к коже. Прохожие жались к краю тротуара, а я все летела, летела, пока легкие не свело от боли, пока всю меня не скорчило от боли. Дома я приняла очень горячий душ, поставила чайник на огонь и, кажется, начала приходить в себя, когда зазвонил телефон.
— Он просит твой номер. Можно дать? — пробормотала в трубку Хелен; гигант все еще был у нее.
— Но у меня и так свидание, ты же знаешь. Мало мне одного таинственного незнакомца?
— С тем свидание через неделю. А этот вот он, рядом. Молодой, интересный, с кучей друзей. — Ее голос упал до едва слышного шепота: — И говорят, бесподобен в постели.
Через пятнадцать минут вновь раздался звонок.
— Я попросил ваш телефон у Хелен, вы не против? Можно вас сегодня куда-нибудь пригласить? Чаю выпить или вина… неважно. — Помолчав, он добавил твердо: — Я бы очень хотел вас увидеть.
Его прямота меня покорила. Парня можно пригласить на чашку чая, решила я, что тут же и сделала. До его появления времени оставалось в обрез. Предстояло решить: вымыть посуду или сменить пижаму на что-нибудь не столь уютно-домашнее. Я выбрала чистоту и к тому моменту, когда зажужжал домофон, перемыла двухдневную гору тарелок. По дорожке тициановского оттенка синего гость спустился в мой подвал, где за чаем с медом мы проговорили до полуночи. Волнистые светлые волосы, острый взгляд небольших глаз и очки придавали ему сходство с ученым, однако сам он назвал себя «человеком физического труда». Год назад он оставил работу в Сити, купил дом и теперь отделывал его собственноручно, чтобы прибыльно продать.
— Отказ от прекрасного жалованья и карьеры в Сити ради свободного плавания стоил мне дороже денег, — вздохнул он. И пустился в рассказ о девушке по имени Кандида, которую он любил и потерял.
Кандида стала основной темой нашей беседы на следующие два часа, и все же мы решили встретиться завтра. И послезавтра. И еще через день. К пятому дню он перестал бесконечно вспоминать Кандиду и сделался моим Любовником. У него были длинные руки, длинные ноги, длинный нос, длинное все. Признаться, он меня сразил.
К четвергу ужин «У Аннабель» показался мне тяжкой повинностью — но лишь до момента, когда мой новый друг, в темно-синем костюме и мокасинах от Гуччи из жатой, начищенной до черного глянца кожи, возник на моем пороге. В руках он держал букетик душистого горошка нежнейших оттенков.
— Из собственного сада. — Склонившись в легком поклоне, он протянул мне цветы. И скользнул губами по уголку моего рта.
Широко распахнутыми глазами я следила за дорогой: Найтсбридж, Мэйфер, вверх по Парк-лейн, вкруг Беркли-сквер. Меня, едва знакомую с Лондоном, очень впечатлила уверенность, с которой он лавировал по улицам. На Беркли-сквер он остановил машину, бросил ключи слуге в зеленой ливрее и цилиндре, взял меня под руку и повел вниз по ступенькам, в обеденный зал ночного клуба, где нас приветствовал обходительный итальянец.
— Добрый вечер, милорд!
От потрясения, что гондольер носит титул, я метнулась в дамскую комнату, которая оказалась вовсе не дамской комнатой. Еще одна обходительная личность в серо-черных полосатых брюках дворецкого направила меня дальше по коридору. Дежурная старушка в золоченом кресле едва взглянула на меня — и все поняла. И я тоже поняла — мое платье ее не обмануло. На мне не было ни манто, ни шали, а значит, ей нечего было ждать, кроме вежливой улыбки. Под ее колючим враждебным взглядом я освежила помаду, чтобы оправдать свое здесь присутствие, и замерла, глядя в зеркало. Что я тут делаю? В платье с подружкиного плеча, в обществе старого лорда? И почему он внушает такое почтение?..
В тот миг я решила, что этот мужчина, кто бы он ни был, мне подходит, а приняв это решение, вернулась в зал, где он меня, к моему облегчению, терпеливо ждал. Лорд или не лорд, он пугал меня меньше старушки на троне в уборной.
Нас провели к столику в углу зала, где было так темно, что мы с трудом видели друг друга, не говоря уж об остальных посетителях. Надев очки со стеклами полумесяцем, Лорд придвинул к себе горящую свечу и открыл меню. Заказал он паштет «триколор», запеченную рыбу и белое бургундское, а я доверилась его вкусу — меню в сравнении с Лордом меня мало интересовало. Я пыталась рассмотреть его получше, но освещение не позволяло. Собственно, это был фирменный знак «У Аннабель» — здесь искусители трудноопределимого возраста пускали пыль в глаза своим жертвам, и только обслуге дозволялось сохранять ясность видения.
Отрезав ломтик масла, Лорд пристроил его на хлеб и добавил такой слой соли, что я невольно обеспокоилась его давлением. Однако во время танца, чувствуя уверенную ладонь у себя пониже талии, я и не вспомнила о его летах.
После ужина Лорд отвез меня обратно и вышел из машины, чтобы проводить до входа. Мы остановились в круге желтого света от уличного фонаря; я медлила с прощанием.
— Пригласите? — спросил Лорд.
— Нет, не могу.
— Даже на чашечку кофе?
— Не думаю.
— Радость моя, это да — или нет?
— Это нет. Но за вечер огромное спасибо.
Я думала, Лорд тут же развернется в гневе и обиде, а он опустил ладонь на мое бедро и оставил на моих губах невесомый поцелуй, надолго сохранившийся в памяти.
Интуиция свойственна мужчинам в гораздо меньшей степени, чем женщинам, однако мужчина всегда чувствует, что женщина к нему охладела. Как правило, он выбирает этот день, чтобы заявить о своей непреходящей любви. Или хотя бы наносит визит с расчетом на вспышку страсти. Теперь, когда мое свободное время было поделено между Любовником (шесть ночей в неделю) и Лордом (вечера по четвергам — рестораны, театры, «У Аннабель»), Юрист всплывал в памяти лишь в связи с месячной рентой или БМВ. Продажа машины положила бы конец и неприятным воспоминаниям, и финансовым трудностям. Я поместила объявление в местную газету и очень скоро вручала ключи новому владельцу — с чувством, что одновременно говорю «прощай» и черным дням моего прошлого. И плевать, если я больше ни разу в жизни не услышу голос Юриста. Естественно, он позвонил на следующий же день.