Десятое Блаженство
Шрифт:
— Миша, — бодро заговорил режиссер, — завтра мы сворачиваем лагерь и переезжаем к морю…
— Здорово! — восхитилась Наташа.
— Так я и говорю! — вдохновился мэтр. — Только двинем не по новому шоссе, а по старому, по «Дороге скорпионов»! Места там живописные, их надо обязательно заснять, но там и опасно. Много, знаете, подъемов, спусков, крутых поворотов… А у нас, как назло, водитель занемог! И некому рулить «Штаб-салоном»…
— У меня права с собой, Леонид Иович, не беспокойтесь, — улыбнулся я.
— Всё будет хорошо, и даже лучше! — прозвенела Талия.
Глава 11
Пятница, 11
Израиль, Негев
Если честно, то я посмеивался над страхами Леонида Иовича. Думал, напугали режиссера местные, а тот и поверил страшилкам. Нет, конечно, старая дорога на Эйлат извилиста и узка — в полторы легковушки. Но дорога же, шоссе!
И наш караван тронулся на хорошей скорости, бодро так покатил на юг.
Первые километры меня не впечатлили — машины киноэкспедиции вили петли между голых холмов, унылых и скучных. Тысячи лет назад здесь шумели кедры, а ныне шуршит песчаный саксаул, да кое-где щетинится акация, корявым стволиком раздвигая горячие камни.
Палило солнце, извергаясь с линялой лазури небес; дрожал воздух над серым асфальтом.
Зато потом крученная дорога полезла в гору, расплетая серпантины над кручами каньонов. Здесь от края обрыва отделяли лишь набитые камнями бочки, старые и ржавые, под цвет местных скал.
Горные склоны и низины примеряли на себя все оттенки пустынных просторов — от светло-желтого и терракотового до насыщенного цвета хорошо прожаренных кофейных зерен.
Вот эти-то суровые красоты и не давали покоя водилам — операторы раз за разом требовали остановиться, выскакивали со своими камерами, и снимали до самозабвения.
— Маале Акрабим — «Скорпионий спуск», — вещал Изя, развалясь на сиденье. — Это древние так прозвали дорогу. Не потому, что их ракообразные достали. Просто таков иврит! Можно сказать: «Очень сильный дождь», а вот если добавить букву «ламед», сразу получается словесное усиление сущности — «ливень»! Так и здесь. К выражению «спуск к равнине» прибавили букву «рейш», и вышло слово «акрабим» — оно совершенно случайно совпало с понятием «скорпион», а обозначает… Если по-русски, то выйдет: «Ну очень крутой спуск»! Сорок пять градусов! Легионеры вырубили вдоль Маале Акрабим ступени во втором веке нашей эры, а сама трасса куда древнее — здесь проходил Путь Благовоний из Аравии. Набатеи волокли по нему мирру и ладан…
— Тут можно вестерны снимать! — воскликнула Рита, с коленками забравшись на диванчик. — Всё, как в Аризоне!
Косясь на ее откляченный задик, красиво обтянутый тонкими джинсами, я проворчал:
— Рит, лучше сядь — ты меня отвлекаешь!
Наташа хихикнула, а Самохина, облокотившаяся на откидной столик, сурово сказала, с усилием поджимая губы, вздрагивавшие улыбкой:
— Первое правило водителя: «Не смотри на попы, а смотри на „стопы“!»
— Тянет… — вздохнул я.
Инка хихикнула, зашепталась с Рутой. Рация на столике издала требовательное шипение, и Олег подхватил ее.
— Понял, — кивнул он невидимому собеседнику, и окликнул: —
— Так рано ж еще! — удивился я. — День как бы…
— Жаждет снять рассвет в пустыне! Ну, и закат заодно.
— Ладно, утолим…
Вычурной лексемой «Хамахтеш Ха-Катан», смахивавшей на зловещее заклинание, обозначали махтешим — грандиозный провал в горах, прозванный «Малым Кратером». Туристы обожали лазать по нему, пускаясь в походы по сухому руслу вади Гов, ну а мы заглянем сверху…
Правда, такой локации в романе «Видео Иисуса» не значится, но вряд ли Андреас будет против — Гайдай просто очаровал нашего дебютанта. И русской гениальностью, и немецкой требовательностью.
Автобус, шатко валясь на ямах, свернул с «Дороги скорпионов» к кемпингу, покатил по накатанной грунтовке, а по сторонам, прямо на камнях, в расщелинах скал зеленел хацав — морской лук. Летом его листья пожелтеют, пожухнут и распадутся в табачного цвета пыль, но в жарком сентябре, будто назло обжигающему солнцу, хацав зацветет…
Там же, позже
Как оказалось, влажные мечты о съемках восхода солнца не исчерпывали причин выбора для ночевки именно Махтеш Катан. Когда мы выехали на стоянку, там уже стоял большой коробчатый кемпер «ЛАЗ», а Леонида Иовича Гайдая встречал Борис Соломонович Каплан, царствующий и правящий в Главной редакции кинопрограмм ЦТ.
Лично с главным редактором я знаком не был, зато вдоволь насмотрелся на итоги его загранкомандировок — это благодаря Каплану трудящиеся СССР переживали за «Рабыню Изауру», да за мужественного комиссара Каттани. Лишь советский сериал «Экспансия» — о послевоенных приключениях Штирлица, с Тихоновым в главной роли — собирал у экранов больше народу, чем итальянский «Спрут».
— Доброго здоровьичка, Лёня! — вскричал главред, неловко тиская нашего мэтра. — Снимаешь?
— Изо всех сил! — мелко засмеялся Гайдай.
— А я из Египта — прямо сюда! Думаю, перехвачу нашего «оскароносца», хе-хе…
— Ой, Боря… — сощурился Леонид Иович. — Только не говори, что соскучился!
— Ах, Лёня… — с кротким укором вздохнул Борис Соломонович. — Ну, да! Соскучился я… э-э… как бы, во-вторых, а во-первых… Ты в курсе, что Центральное телевидение уже вовсю крутит рекламу на Западе? Готовим тамошнего зрителя к твоему сериалу! — взгляд главреда сделался цепким. — Итальянские каналы уже договариваются о закупке — и «Раи Уно», и «Рэтэ Куаттро». Французы зашевелились… А у вас тут, я слышал, цифровые съемки идут… Нам бы немно-ожечко кадров для трейлера!
— Для тре-ейлера! — передразнил его Гайдай. — Совсем ты, Соломоныч, обуржуинился!
— Ага, — смиренно согласился Каплан, — есть немного…
— Ладно! — великодушно решил мэтр. — Пошли, познакомлю тебя, хитро… м-м… умного, с нашей богиней оцифровки! О, Наташа!
Талия покачивалась на ступеньке «штаб-салона», держа за руку Риту. Обе со смехом соскочили — и в глазах всех мужчин, что стояли поблизости, отразились упруго подпрыгнувшие груди. А красотки словно и не заметили произведенного эффекта…