Детдом
Шрифт:
И поимели, как и можно было предположить, культурный шок.
Представь: прямо перед нашими выходит на сцену довольно известная и довольно старая группа (я знаю, потому что твой Никитка ее еще несколько лет назад слушал) и поет свою новую, в такт всему прочему песню. Зал уже достаточно «разогрет», ревет, приветствует их. Пиво льется рекой. Текст такой:
«Мы изолированы от своих собственных снов,Мы слышим эхо тысяч чужих шагов,Поделено небо на квадраты и,Не выпив ни капли, мы словно поддатые.В решетке смыслов какое сплетенье – мое?Я выучил слишком много слов на букву «ё»Мы – панки, мы альтернатива попсе,МыВсе понятно, да? Залу тоже все понятно. Певцы на сцене в каких-то драных джинсах, в майках с рожами, изгибаются, подпрыгивают, брызгают в зал слюнями. Зал приветствует кумиров, стучит ногами, сплевывает хабарики на пол и открывает новые жестянки. Здоровый подростковый протест молодых павианов. Агрессивная толпа, блестяще описана зоопсихологом Конрадом Лоренцем.
И вот на сцену выходят Егор со своей балалайкой (или как она там называется?) и Женя с гитарой, а Дмитрий с Владимиром и инструментами прячутся где-то в тени. Больше на сцене ничего нет, но Игорь-осветитель делает со светом что-то такое, отчего кажется, что сцена и весь зал как-то раскачивается. И Егор с его добродушно-дебильной физиономией начинает негромко рассказывать:
« Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя,В одной эскадрилье служили друзья,И было на службе и в сердце у них –Огромное небо,Огромное небо,Огромное небо – одно на двоих!…»– Господи! «Огромное небо»! – ахнула Ирка. – Как же они решились?!
– А вот так и решились. У Клавдии Петровны сохранился проигрыватель и пластинки. Они неделю сидели и слушали старые песни, выбирали… Дальше там, если помнишь, у них прямо над городом у самолета отказал мотор. Здесь Егор с Женькой как будто просыпаются и за их плечами из полутьмы появляются остальные, и даже Кай (удивительно, но оказалось, что он тоже умеет петь – ему главное слова выучить, а то, что у него акцент, это всем даже нравится). Нарастает тревога, и сцена раскачивается все быстрее…
«Мелькают кварталы, но прыгать нельзя,Дотянем до леса, – решили друзья. –Подальше от города смерть унесем,Пускай мы погибнем,Пускай мы погибнем,Пускай мы погибнем – но город спасем!»Взрыв они, кажется, оформили все той же Любашиной пиротехникой. После него в зале стояла такая гробовая тишина, что, казалось, они там все просто взорвались и умерли… Конец этой песни помнишь? Они в нем ни слова не изменили.
«В могиле лежат посреди тишиныОтличные парни Советской страныСветло и торжественно смотрит на них…»– «Огромное небо, огромное небо, огромное небо – одно на двоих…» – прошептала Ирка и вытерла слезу в углу глаза.
– Они собирались начать свое выступление с «Маугли». Но Владимир переиграл в последний момент и ты понимаешь, что они сделали? И в той, у прошлой группы, песне и в этой – герои погибли, упали с высоты. Но – почувствуйте разницу! Тот – не нашел чем себя занять, а эти – спасли город ценою своей жизни! И не надо считать всех молодых идиотами – зал всё понял, и отреагировал адекватно – аплодировал
Дальше уже пошел в чистом виде культурный шок, потому что после «Огромного неба» зал просто не знал, как реагировать правильно. И потому все эти девочки и мальчики – слушали себя. И, естественно, их, «детдомовцев». А они как будто специально их раскачивали, не давали настроиться на что-то одно. Владимир и Юрий сделали такое замечательное попурри из старых песен: «Я начал жить в трущобах городских…», «Ария мистера Икс» и прочее такое же. Душераздирающе смотрится и слушается. Не сиюминутно, а на уровне экзистенции человеческого социума. Архетипическая драматургия брошенного человека, ребенка, юноши. То есть, опять все о том же, но на совершенно ином уровне. Зал начал просто оседать, сползать на пол от эмоционального перегрева. Тогда они спели «Конфетки». Без Ольги, просто рассказывали всю историю. А потом Дмитрий сел к роялю, Владимир в белом костюме встал рядом и запел старинный, из 18 века романс:
«Не повторяй мне имя той,Которой память мука жизни,Как на чужбине песнь отчизныИзгнаннику земли родной…»А осветитель Игорь включил ту самую звезду, на которую всегда пела Ольга, и все, кто хоть что-то про «Детдом» знали, поняли, к кому он обращается, и передали тем, кто не знал. А Владимиру Кай на весь романс позволил всего один единственный жест – в самом конце он развязывает галстук, который у него был на шее повязан по-старинному (Настя два дня по картинке из старого журнала училась завязывать), и который как будто бы его душит, и так стоит, опустив руки и без всякой экзальтации…
… Ну, а потом начал прыгать Кай.
Тут у них у всех, конечно, просто рты пооткрывались. Все-таки они на концерт шли, а не на балет, и не на латинские танцы, и не на демонстрацию искусства Шао-Линя… Готова спорить, что слов «Красного цветка» никто не слышал и не запомнил. Хотя слова вообще-то хорошие. Про то, как человеку распознать в себе зверя и научиться жить с ним, не давая ему подчинить себя. И музыка тоже ничего себе… Но все, конечно, смотрели только на Кая. Как он вылетел в самом начале из этого огромного Красного Цветка (Идея Владимира, дизайн Настькин, пиротехника Любашина – огромные нарисованные хищные лепестки и красные с желтым искры из середины), так я и сама глаз от него не могла оторвать, хотя и видела сто раз на репетициях. Надо признать – танцевал он там или не танцевал, но все было именно о том, что Аркадий для него сочинил – борьба человека и животного в одном теле, в одной душе. И когда человек в конце концов победил и он поднял как-то этот Красный Цветок в виде символа своей победы (фаллический символ, но я держу его в своих руках – кто бы спорил!) – вот тут-то тинейджеры наконец и взревели! Оторвались на полную катушку. Я думала, что стропила рухнут или еще что. Во всяком случае все милиционеры, которые снаружи дежурили, вбежали в зал с дубинками наперевес – это я своими глазами видела…
Кого мне было искренне жаль, так это те две группы, которые должны были после них выступать… Слушай, Ирка, а чего ты сама-то не пришла поглядеть, и я тут теперь должна тратить цветы своей селезенки, тебе концерт пересказывать? Подумаешь, что молодежный клуб, посидела бы, вспомнила молодость… Помнишь, как мы на «Машину Времени» на стадион ходили?
– Помню, конечно, помню… «Вот! Новый поворот! Что он нам несет?…» – Ирка притопнула толстой ногой. – Я бы хотела, Светочка, честное слово, хотела… Но у меня балансы, понимаешь, балансы на работе были. Мне никак… Но я, честное слово, очень за них рада! И за тебя!… Только вот Олю-то так ведь и не нашли, да?
Светка кивнула.
– Ой, как мне ее жалко… – вздохнула Ирка. – Прямо слов нет как… Всех жалко! Ты про Ленку-то нашу слыхала?
– Слыхала, конечно, – Света подняла плечи к ушам, демонстрируя крайнюю степень недоумения. – До сих пор поверить не могу!
– А я, если хочешь знать, Ленку понимаю. Только вот никак не могу в толк взять, зачем ей этот кавказец, или кто он там, понадобился.
– Ну как же? – удивилась Светка. – В этом соль. Если не кавказец, так зачем же от Демократа-то уходить? Жила бы себе спокойно в четырехкомнатной квартире со всеми удобствами…