Детектив США. Книга 4
Шрифт:
— В десять у меня самолет.
— Есть другой, в двенадцать. Полетите на нем. Нам надо поговорить.
— О чем?
— Не валяйте дурака, — Дэнджефилд поднял бокал и улыбнулся. — Мне редко удается выпить «Чивас Регал». Слишком дорогое удовольствие.
— Для меня тоже.
— Но Чарли Коул может себе это позволить, а?
— Похоже, что да.
Я встал из-за стола и перебрался на один из диванов. Дэнджефилд подождал, пока я сяду, одним глотком осушил бокал, вытер рот тыльной стороной ладони.
— Пока хватит. Теперь давайте поговорим.
— О чем? — повторил я.
—
— Вполне.
Дэнджефилд откинулся на спинку стула и вновь начал изучать потолок.
— Вчера вы прилетели рейсом «Юнайтед», и в аэропорту Даллеса вас встретил Джонни Раффо с катафалком, на котором обычно разъезжает по Вашингтону Коул. В половине седьмого Раффо оставил вас в отеле, а часом позже увез оттуда. Без десяти восемь вы приехали в дом Коула и пробыли там до одиннадцати, а потом катафалк доставил вас обратно в отель. Вы никому не звонили. Я лег спать в два часа ночи, а встал в шесть утра, чтобы добраться сюда к восьми. Я живу в Боувье, знаете ли.
— Вы мне говорили.
— А вот кое-чего я вам не сказал.
— Что именно?
— Я не хочу, чтобы с Чарльзом Коулом что-то случилось.
— Он тоже. Дэнджефилд фыркнул.
— Можете поспорить на последний доллар, что не хочет. Положение у Чарльза Коула незавидное. Мало того, что Анджело сосет из него деньги, так он еще поссорился с Джо Лозупоне, а ссоры с ним я бы не пожелал и своему врагу. Чарли говорил вам об этом?
— В самых общих чертах.
— Я знал одного парня, с которым Джо Лозупоне поссорился в начале пятидесятых годов. Так Лозупоне прикинулся овечкой, обещал все забыть и пригласил этого парня на обед. Когда все наелись и напились, друзья Лозупоне достали ножи и разрезали этого парня на мелкие кусочки. А их жены, в роскошных туалетах, ползали по полу на руках и коленях, убирая то, что от него осталось.
— И что вы после этого сделали?
— Я? Ничего. Во-первых, не мог ничего доказать, а во-вторых, Джо не нарушил ни одного федерального закона.
Я встал.
— Пожалуй, все-таки выпью.
— Прекрасная идея.
Я взял два чистых бокала и прогулялся в ванную за водой. Вернувшись, спросил Дэнджефилда, разбавить ли ему виски. Он отказался. Я налил ему на три пальца чистого виски, себе — поменьше и добавил воды.
— Вы не похожи на человека, который привык пить виски в восемь утра, — прокомментировал Дэнджефилд, когда я протянул ему бокал.
— Только не говорите тренеру, — усмехнулся я.
— У вас цветущий вид. Вот я и подумал, долго ли вы сможете сохранить его.
— Я думал, вас заботит Коул, а не я.
— Меня не заботит старина Коул. Я лишь хочу, чтобы с ним ничего не случилось до того, как он все принесет.
— Что все?
— Некую информацию, которую он уже два года обещает передать нам.
— О ком?
— О Джо Лозупоне, о ком же еще.
— У него ее больше нет, — и я откинулся назад, готовый насладиться изумлением Дэнджефилда.
Он, однако, отреагировал не так, как я ожидал. На мгновение оцепенел, затем поставил бокал на стол, оглядел гостиную, наклонился вперед, оперся локтями на колени и уставился в ковер.
—
— Информация у Анджело. В Сингапуре.
— У Коула должны быть копии, — он не отрывал взгляда от ковра.
— Как видите, нет.
— Он сам сказал вам об этом, не так ли?
— А как иначе я мог это узнать?
— Вы не лжете, — сообщил он ковру. — Нет, вы не лжете. Вы не так умны, чтобы лгать.
Он поднял голову, и мне показалось, что его глаза переполняла острая тоска. Но выражение глаз тут же изменилось, так что, возможно, я и ошибся.
— Я никогда не был в том доме, знаете ли, — выдохнул он.
— В каком доме?
— Коула. Мы работаем вместе уже двадцать три года, и я ни разу не был в его доме. Я слушал его болтовню насчет взаимодействия и компромиссов в десятках баров самых захудалых городков Мэриленда, и слушал, не перебивая, потому что он всегда поставлял нам нужную информацию. Я сидел в этих паршивых барах, пил дрянное виски, а он трепался и трепался об «общих целях» и «саморегулировании преступного мира». Можно выслушать что угодно, если в итоге получаешь то, за чем приехал. И все это время я умасливал его ради одного. Только одного.
— Джо Лозупоне, — вставил я. Дэнджефилд с упреком посмотрел на меня.
— Вы думаете, это забавно, да? Вы думаете, я должен впасть в отчаяние, потому что кто-то украл сведения, за которыми я охотился двадцать пять лет? У вас отменное чувство юмора, Которн.
— Двадцать пять лет — большой срок, и я не говорил, что это смешно.
Дэнджефилд вновь продолжил беседу с ковром, обхватив руками свою большую голову.
— Все началось во время Второй мировой войны. С талонов на бензин, которые циркулировали на черном рынке. Но вы, наверное, слишком молоды, чтобы помнить их.
— Я помню. Моему отцу приходилось их добывать.
— Тогда я вышел на Лозупоне. Талонов у него было на сто миллионов галлонов, и он потихоньку торговал ими, но успел сбыть всю партию какой-то мелкотне, прежде чем мы поймали его с поличным. Талоны, конечно, мы забрали, но Лозупоне вышел сухим из воды.
— Выпейте еще, — предложил я. — У вас поднимется настроение.
Но Дэнджефилд исповедовался ковру.
— После войны он расширил сферу своей деятельности. Бюро поручило мне следить за ним. Мне одному. Я наладил отношения с Коулом, и на основе получаемой от него информации посадил за решетку многих и многих, но не мог и близко подступиться к Лозупоне, состояние которого росло как на дрожжах. Чем он только теперь ни занимается! Грузовые перевозки, фабрики по изготовлению одежды, банки, профсоюзы, даже инвестиционные фирмы, а деньги туда поступают от азартных игр, приема ставок, проституции и прочей преступной деятельности. Сейчас у него миллионы. Знаете ли, мы с Лозупоне практически одного возраста. Он послал свою дочь в Уэллсли, а я, с превеликим трудом, в университет Мэриленда. Он не окончил и восьми классов, а у меня диплом юриста. У него в заначке по меньшей мере тридцать пять миллионов, а у меня на банковском счету 473 доллара 89 центов, да еще на две тысячи облигаций, которые я никак не переведу в наличные.