Дети богини Кали

Баталова Анастасия Александровна

– Да вы прямо волшебник, – войдя, шёпотом воскликнул тот с нескрываемым восхищением, – я три часа не мог его уложить…

Макс шепотом дал няню какие-то указания, по-видимому, на счёт ребенка, осторожно, чтобы не разбудить, отнёс его наверх и положил в кроватку.

Пока он отсутствовал, Кора осмотрела гостиную и выглянула в коридор. За одной из закрытых дверей со стеклянным витражом в нежных пастельных тонах кто-то стоял. Она поняла это по легкой тени, метнувшейся по витражу. Ребенок, наверное.

Подумала так, и тут же забыла об этом.

Вернулся Макс.

– Можно и прогуляться немного, – сказал он.

Когда они выходили, дверь с витражом чуть приоткрылась, и Кора успела разглядеть стоящего за нею человека. Это был очень красивый мужчина, высокий, с удивительно изящными, благородными чертами лица – мелко вьющиеся волосы шикарной копной топорщились у него на голове – но несмотря на красоту, что-то печальное, болезненное читалось во всем его облике. Точно тёмная печать лежала на его высоком бледном челе.

– А кто это там, за дверью? – спросила Кора у Макса, когда они вышли из дома.

– Джонни. Старший муж Ванды, – ответил он буднично.

– В смысле?

– Ну… Как бы тебе объяснить покороче… Религия той страны, где родилась Ванда, позволяет женщине иметь несколько мужчин, и все они считаются законными мужьями…

– Но наша религия такого не допускает! И в нашей стране нет таких законов! – возмутилась Кора, – и как ты это унижение терпишь?

– Ты многого не знаешь о нас, – мягко возразил Макс, – не всё так просто… Ванда не взяла бы меня, если бы… Джонни серьёзно болен. В крови что-то, сложно называется, я не помню. За ним уход нужен, ему часто требуется моя помощь, особенно если у него приступы, бывает, носом или горлом как пойдёт кровь, и не останавливается… После этого он, обычно, несколько дней лежит, слабый совсем, как котенок. Я кормлю его с ложки и подкладываю подушки под спину, чтобы он мог садиться.

– Тот кудрявый мальчик – это его сын?

Макс кивнул.

– А девчушка?

– Верне моя дочь, – ответил он, улыбнувшись с тихой гордостью.

– Самый маленький ребенок тоже твой?

– Возможно, мой, а возможно – нет. Ванда ночует и в моей комнате, и в комнате Джонни, – пояснил Макс с лёгким смущением, – Она имеет право не говорить нам, чьих детей она носит и рожает, чтобы мы любили их всех как своих родных…

В небольшом летнем кафе Кора сразу же заказала виски с колой.

– Переварить твою жизнь без аперитива невозможно, – пояснила она полушутя-полусерьезно.

Макс

заказал себе белый чай, блинчики с нежным крабовым суфле и листьями зеленого салата, графинчик свежевыжатого сока. Сразу же попросил рассчитать, вручив официанту платиновую карту. Коре, уже изрядно пьяной, бестолково вырывающей из пространства предметы неторопливым плавающим вниманием, бросились в глаза сведения о держателе карты – ряд выпуклых букв на её внешней стороне: «Vanda M. Anbrook».

– Ты всегда расплачиваешься её карточками?

– У меня своих просто нет. И у Джонни тоже. Все деньги в нашей семье зарабатывает Ванда.

– И она спокойно позволяет вам тратить сколько хотите?

– Ты совсем детские вопросы задаёшь, Кора. Наши отношения построены на взаимном доверии и уважении. Никому и в голову не придет эти простые и честные принципы нарушить.

Кора заказала себе ещё одну порцию виски с колой. Макс смотрел на неё укоризненно, но ничего не говорил.

– Как же ты всё-таки смирился с этим, ну, с Джонни…

– Со временем. Сначала, конечно, никак не мог привыкнуть, очень ревновал, первые три месяца после свадьбы не подпускал к себе Ванду…

– А потом?

– Она сказала мне, что Джонни скоро умрет. С его болезнью один шанс из тысячи прожить столько, сколько он уже прожил… И наш общий долг сделать так, чтобы последние свои дни он провёл в любви и радости. Она так убедительно тогда рассуждала, что я почувствовал – всё именно так, как она говорит, и просто не может быть иначе. А потом Ванда сделала такую вещь…даже не знаю, какими словами рассказать тебе об этом…

Макс отвернулся к окну и большие трогательные уши его порозовели.

– Однажды вечером она пришла в мою комнату вместе с Джонни, и мы оба были с нею, она так и уснула до утра – между нами… И после этого моё чувство к Джонни удивительным образом углубилось; мысль, что Ванда у нас одна, перестала причинять мне боль, я почувствовал свое родство с Джонни через нашу общую женщину, ведь она у нас всё равно что мать у двух братьев… В ту необыкновенную ночь это осознание пришло ко мне, и ревность перестала мучить меня совершенно.

Кора выпила, скривившись. Она знала, конечно, что на свете существуют страны, в которых господствуют самые разные дикие обычаи, вызывающие у любого цивилизованного человека как минимум вежливое изумление… Её сознание предпочло отринуть поступившую в него информацию – слишком уж чуждо было Коре то восприятие мира, которым делился с нею сидящий напротив Макс.

Она глянула в окно. В легких сумерках город казался тонким узором на опаловом медальоне – чёткие контуры потемневших зданий, мягкие пастельные переливы в постепенно гаснущем небе, витрины и стекла домов, отсвечивающие бледно-голубым…