Дети богов. Чемпионы
Шрифт:
– Добился?
– с сомнением вопросил Хамилькарт.
– Его положение, конечно, весомо среди кротов. Но не настолько, чтобы получать разрешение на посещение земель хладнокровных. Ему кто-то явно помогает.
– Она запланирована через четыре дня.
– Понял, - Хамилькарт повинно приклонил голову за то, что прервал Саламандру, но все же осторожно продолжил: - И все же разрешите заметить, если вас действительно допустят взглянуть, а тем более прикоснуться…
– Ты рад тому, что наследие предков дало тебе?
– Да.
– Желаешь, чтобы все человечество в независимости от теплоты кожи и места обитания имело возможность получить подобное?
– Да!
– Тогда меньше рассуждений!
– немного помедлив, Саламандра продолжил: - Пусть Эварист отправляется в Накарам дека Шахар!
– Разве наш мачо не справляется с вербовкой?
– Напротив, он считает, что нам уже стоит пополнить свои ряды!
– Эй ты! Жук из подворотни!
– раздались голоса за спиной Хамилькарта.
– Все любители провести хорошо время здесь платят нам!
Хамилькарт, игнорируя невидимых для него людей, внимательно слушал Саламандру, и только когда его грубо толкнули, его окуляры встретились с четырьмя парами нахальных глаз. Парни в весьма разношерстных нарядах замешкались, когда увидели необычный вид человека, которого они потревожили.
– Правда, не все заслуживают наследие!
– Саламандра отключил транслятор.
– А ты заслуживал его, когда пришел ко мне?
– прозвучала тьма. Саламандра продолжил держать руки над жаровнями, наслаждаясь всем спектром испытываемых ощущений, и лишь прекрасные девы в ужасе еще сильней прильнули к его телу, ища защиты.
– Прошел весь путь, полностью отдаваясь греху, не скрывая тех своих затаенных желаний, что могут ужаснуть самый изуверский интеллект!
Саламандра молчал, взирая на то, как языки пламени обгладывают его руки. Как бы девушки не вглядывались во тьму, они не могли различить там хотя бы малейшего намека на чье-либо присутствие. Но оно там было.
– Ты имеешь благородную и опасную цель, - слова глухо раздались у правого уха, нимфы не могли даже вздохнуть, глядя в пустоту.
– Желаешь привести уравнение не к общему наименьшему знаменателю, а к наибольшему.
– Что я должен делать?
– не менее пусто донеслись слова из-под маски прокаженного.
– Я хочу услышать ответ, - костяная маска с заостренными чертами выплыла из-за правого уха человека. Витая практически перед ликом Саламандры, личина клоуна носила столь же безмятежный характер, как и маска прокаженного напротив нее.
– Я его получил сам!
– Да, простой человек собственноручно уничтожил машину древних и пережил адские недра вулкана!
– издевательски рассмеялась маска.
– Эти сказки не для меня!
– Я видел существ, прошедших через ваш мир, существ, уничтоживших богов! Я пережил тех, кто всю свою жизнь готовился мимолетно взглянуть за грань! Я там сам оказался!
– Много гордого и пустого «Я», - раздосадованно покачалась маска.
– Мне это было известно тогда, известно и сейчас. Какое было твое слово и какое осталось сейчас?
– Нет. Не заслуживал.
– Верно, - ухмыльнулась хищнической улыбкой маска.
– Ты жертва, прошедшая путь. Ты отринувший службу своим богам. Ничтожество, что в отчаянии коснулось запретного и выбрало правильный ответ тогда и сейчас!
– маска проскользнула в огонь, и ее гримаса стала плавиться в ужасающих формах. Ее пустые глаза вытекли и мелкими ручейками спустились по уголькам к краям жаровни, образовав две черные пластины, темнее, чем сама тьма.
Саламандра взял их в руку. Ему не требовалось лишних объяснений. Он знал, что от него хотят.
Эварист ехал, пока стрелка бензобака не опустилась практически до нуля и не загорелась раздражающая лампочка. Грек проигнорировал это и смог преодолеть еще пятьдесят километров, когда, наконец, стрелка последний раз судорожно дернулась, и машина заглохла. Наконец он смог отпустить руль, что всегда держал прямо. Сцепление и коробка передач облегченно вздохнули, поскольку Эварист ранее особо не водил.
Грубая педаль внедорожника перестала больно сопротивляться босой стопе, а ремень безопасности предательски натирать все на своем протяжении. Потомок Геракла облегченно выдохнул, когда смог избавиться от ремня безопасности.
Солнце не менее четырех часов жарило руки; заслонка от света спасала лишь глаза. Пришел момент, и небесное светило нехотя накренилось и колобком укатилось за небосклон. Сразу же повеяло холодом; горячий автомобиль стал быстро остывать.
Эварист откинулся на спинку сиденья, пытаясь осознать прошедшие часы. Перед его глазами мелькали смутные образы ужасов и кошмаров, что впечатлили бы даже средневекового пыточника. И непосредственным участником этих видений выступал сам грек.
Потомок Геракла взирал на темно-синее бархатное небо: некоторые сияющие звезды застыли неподвижно, другие же выписывали воистину неправдоподобные фигуры, несвойственные небесным светилам. В пустыне начинало быстро темнеть, и граница горизонта быстро размылась, так что нельзя было понять, где кончаются небеса и начинаются песчаные барханы.
Эварист вышел из автомобиля. Обыск не дал ничего полезного, даже носового платка, чтобы хоть как-то прикрыться. Оставаться на месте рядом с холодным железом также не сулило ничего хорошего; да и автомобиль, скорее всего, отслеживался.
Не видя иного выхода, Эварист обреченно побрел дальше, ровно в сторону по направлению бампера. Так вероятность дойти куда-нибудь увеличивалась.
Песок подло расползался под ногами, а каждый проклятый бархан осыпался. Холод сковывал все члены; а ветер, как пыточная плеть, хлестал по ягодицам. В определенный момент грек сдался и без сил повалился на ледяную песчаную поверхность.
Эварист не видел самого себя и старался уверить себя, что вся эта легкость и грация, с которой он пересекает пустыню, всего лишь чудесный сон, а он на самом деле сейчас отдыхает в археологическом лагере.