Дети большого дома
Шрифт:
— Ладно, ладно, пейте! — оборвал Аршакян.
— Нет, ты «ладно, ладно» мне не говори, Тигран Иванович! Разве я не правду говорю?
— Хорошо, хорошо, пусть правда.
— Ну, раз так, давайте поцелуемся. Может быть, я действительно пьян, глупости болтаю, может быть, что-нибудь не так сказал, Надежда Олесьевна?
— Не знаю, — уклонилась она от ответа.
Тигран поднялся на ноги.
— Встаньте и немедленно уходите!
Сархошев моментально протрезвился.
Не взглянув больше на него, Тигран прошел в другую комнату. Через минуту он услышал
— Напрасно взволновались, Тигран Иванович, — мягко сказала она. — Такой уж он человек. Пожалуй, не стоило выгонять его. Зря разволновались.
— Да никакого волнения, Надежда Олесьевна, я и не думал волноваться!
— А с папой и мамой вот не попрощались на ночь. Пойдемте, пойдемте…
Вернувшись к столу, Тигран старался быть веселым, пытался даже шутить.
Бабенко опять поднял чарку:
— Выпьем напоследок еще за нашего беглеца-головореза!
Все с радостью подхватили этот тост.
— Митя славный парнишка! — отозвался Аршакян. — Вы не очень уж браните его.
— Да, наоборот, мы вместе с вами балуем его вовсю! — со смехом вмешалась Надежда Олесьевна. В глазах ее сияла радость, вызванная и вестью о Мите и тем, что ушел неприятный человек.
Вернувшись в свою комнату, Тигран лег на кровать.
В комнате было душно. Он закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Его начало клонить ко сну, когда он почувствовал прикосновение к груди. Открыв глаза, Тигран увидел Улиту Дмитриевну, которая поправляла сползшее одеяло.
— Эх, старая, разбудила! — шепнула она с сожалением. — Раскрылся, укрыть захотела. Ну, спите себе, спите, устали, поди.
— Я не спал, Улита Дмитриевна. Так, закрыл глаза. Не спится что-то.
— Понимаю, сынок. Не такое теперь время, чтобы люди могли спокойно спать.
Старуха села на стул рядом с кроватью. Видно было — она хочет что-то сказать.
— Человек этот, что ушел, из той же нации, что и вы? — осторожно спросила она.
— Да, из той же.
— И подумать только! — поразилась старуха. — Ведь какие разные бывают люди, а?
Через минуту она добавила:
— Да и у нас бывают такие. А вы все же спите, спите! Устали ведь. Я пойду.
Улита Дмитриевна встала, но все не уходила.
— Бывают, — повторила она. — Нехороший он человек, нехороший.
И, понизив голос, словно поверяя какую-то тайну, она оказала:
— И знаете что, Тигран Иванович? Беспокоит он Надежду. Приходит, о любви говорит ей! А Надя обижается, только не хочет грубить ему. Но чтоб она не узнала, Тигран Иванович, что я вам рассказала. Спите, спите, родной, спокойной ночи!
После ухода Улиты Дмитриевны сон у Тиграна окончательно пропал. Он был взволнован, огорчен, чувствовал себя оскорбленным недостойным поступком Сархошева.
Он встал, зажег свет и взял с этажерки Олеся Григорьевича первую попавшуюся книжку. Может быть, попробовать почитать, пока не станет клонить ко сну? Книга называлась «Народы России». Это были этнографические очерки о всех проживающих в России народах и племенах. Взятый
«…Поэтический народ украинцы! Их быт и характер гармонируют с окружающей светлой и пышной природой. Украинцу, даже крестьянину, присущ юмор, дар меткого и остроумного слова. Старики у ник немногословны, держатся весьма серьезно и торжественно-достойно. Но не таков украинец в дружеском окружении, особенно если он знаком с тобой и доверяет тебе. В этом случае невозбранно раскрывает он все свои дарования.
Украинец горд. Не любит он льстить и заискивать, не терпит несправедливости, наглости и грубости, упорно восстает против зла и умеет защищать свое достоинство…».
Эта книга, изданная много десятков лет тому назад, заинтересовала Аршакяна.
Он находил много общего между собственными наблюдениями и мыслями, изложенными в этой книге, хотя кое-что из прочитанного в ней дальше казалось ошибочным или устаревшим.
Он продолжал читать.
Начали бить зенитные пулеметы.
В глубокой ночи над маленьким украинским городом снова завыли фашистские самолеты.
XLIII
С неприятельских позиций неумолчно били пулеметы. Снопы трассирующих пуль со свистом и шипением проносились в воздухе, не долетая до окопов или зарываясь в насыпи перед ними. Все это давно уже стало чем-то будничным. Гитлеровцы стреляли до рассвета, стреляли независимо от того, замечается какое-либо оживление на позициях советских войск или нет. Если бы Гамидова спросили, почему фашисты стреляют всю ночь напролет и большей частью впустую, он ответил бы то ли в шутку, то ли серьезно: «Потому, что характер паршивый».
И прибавил бы: «Как собака скулит или как волк воет в холодную ночь, так и фашист должен стрелять — такой уж у него характер!»
Свистел и завывал ветер в оврагах, вихрем завивал снежную пыль, взметая ее к небу. Буран гнал все новые и новые волны снега, ссыпал в овраги, заполняя их вровень с краями. Стоило остановиться на минуту — и буран похоронил бы тебя и скрыл бы все твои следы. Словно никогда не видели люди богатой нарядами весны, не слышали грозного гула горных водопадов и мирного плеска равнинных рек, не пленялись обаянием знойного лета и грустно-ласковой осени. Казалось, будто всегда была зима, были и будут эти вьюжные ночи…
С автоматом на груди, точно молчаливое привидение, шагал сквозь метель Арсен Тоноян. Иногда он на минуту присаживался, всматривался в даль или ложился ничком и снова вставал, отряхивая снег с плеч и головы.
Вспоминал ли он знойное лето Араратской долины, выстроенный собственными руками дом на берегу реки Аракса, запах роз в саду и ласки своей Манушак? Все это было сейчас далеко, очень далеко. Мир неизмеримо вырос в глазах Арсена. Сколько, оказывается, было людей, о существовании которых Арсен и не подозревал. Как же он прожил столько лет и не знал, что живет на свете Микола Бурденко или подполковник Дементьев?