Дети Ченковой
Шрифт:
— Добрый день.
— Что вам угодно?
— Четыре пары ботинок и материи на четыре костюма.
Продавцы приносят, нахваливают, предлагают товары. Зузана Ченкова выбирает, приценивается и прикидывает в уме, кому из детей какая вещь придется впору, будет ли достаточно прочной и теплой. Ченкова выбирает долго, долго раздумывает, прежде чем принять решение. Наконец подходит к кассе. Платит. Руки ее дрожат, когда она разлучается с серой бумажкой. После уплаты пятисот тридцати девяти крон от тысячи остается не так уж много.
Она уходит, завязав объемистый сверток в скатерку. Только и осталось имущества у Зузаны!
Да, тысяча крон — ничтожная сумма в руках богача, ищущего развлечений, — становится еще ничтожнее, если с ее помощью думает спастись семья, впавшая в нужду! Несколько пар обуви, немного одежды и на несколько недель скудное пропитание для четырех голодных ртов не оставят ни малейших следов от этой суммы. Природа еще только в первый раз начинает игру в войну мельников, а Зузана Ченкова уже в отчаянии — ей нечем накормить плачущих детей. Под ногами скрипит снег, словно насмехаясь над ее бедностью.
Деньги кончились.
Прошло два месяца.
В крышу сарая стучится зима.
Герлах, Кривань, Ломницкий пик и остальные татранские вершины уже превратились в сахарные головы. Лес засыпан снегом.
Лыжники рады этому. Они носятся вокруг Штрбского озера, Гагов, Смоковца, Полянки, Татранской Ломницы и остальных татранских селений.
Лыжников опьяняет ослепительная белизна первого снега.
Только Ченковой он кажется серым. Для нее — это призрак неотвратимой гибели. Кончились последние геллеры. Природа с ее дарами — под снегом. Под крышей погреба — мороз. Топить здесь нельзя. Голодные дети дрожат от холода. Есть от чего прийти в отчаяние!
Зузана молится — никто ее не слышит. Бранит свою жизнь — никто не возмущается. Просит — никто ей ничего не дает. И тогда она пытается призвать на помощь свой собственный разум. Она решается на последнее средство…
В газетах мы читаем такую заметку:
В городок Л. пришла бедная мать с двумя детьми. Она поставила их на рынке, чтобы продать…
Мы узнаем Зузану. Она стоит, прислонясь к телеграфному столбу, к ней жмутся Мишо и Ганка. Мать готова продать их. Не потому, что, может быть, не любит. Наоборот, именно потому, что очень их любит. Ее материнскому сердцу больно при виде детских страданий, ведь дети ни в чем не виноваты, и она предпочитает потерять их. Она предлагает их за деньги или даром, — как угодно! — лишь бы их где-нибудь пристроить. Она готова работать как вол. Вот и стоит измученная Зузана и еле слышно предлагает свой живой товар:
— Милостивый пан, купите… возьмите… детей.
— Милостивая пани, купите… возьмите детей.
Но милостивые господа проходят мимо. Ну кому вместо борзой собаки или ангорской кошки придет в голову для забавы взять детей? Так у Ченковой рушится последняя надежда. Темнеет в глазах. Голова разламывается. Разрывается сердце. Подкашиваются ноги. Но никому до нее нет дела.
Никому? Найдется ли понимающий ее человек? Есть! Есть! Вон он уже подходит… Он уже близко… Он что-то говорит…
— Что вы тут стоите? Что тут делаете? Пошли со мной к начальству!
Полицейский!
Ченкова
— Вот сюда, по этой лестнице, вторая дверь! — приказывает он.
Желание Зузаны осуществляется.
Полицейский докладывает о бездомной женщине, которая продавала на площади своих детей. Он привел ее вместе с товаром.
— Почему же вы не торгуете чем-нибудь другим? Продавать детей?! Ведь это безнравственно, недопустимо! Наконец, незаконно торговать людьми, разве вы не знаете этого? Есть соответствующий закон! — поучает и грозит чиновник. — Вас следует отдать под суд!
— Под суд? — ужасается женщина, осознав слова чиновника, и приходит в себя. — Под суд? Господи, за что же?
— За продажу детей!
— Я ими не торгую! Даром предлагаю! Спасти их хочу! Если не отдать, ведь они от холода и голода погибнут!
— Ну, ну, ну! Будто так уж и погибнут от холода и голода. Как они могут погибнуть от холода и голода? У нас ведь существует государственное попечительство над детьми!
Итак, Мишо и Ганка попадают под охрану попечительства над детьми. А что с ними делать? Приют в Кошице переполнен. Куда направить детей? Отправим-ка их в Братиславу. Пусть там сами решают, как быть.
И Зузана Ченкова одна возвращается к Эвичке в сарай.
В ПОЕЗДЕ
На станции, как всегда, шумно. Поезда приходят, останавливаются, уходят. Люди здороваются и прощаются. Смеются и всхлипывают. Плачет старик, провожая своих детей в чужие края на заработки, плачет старушка, у которой пыхтящий паровоз унесет сейчас служить в армии единственного сына, единственную ее опору на старости лет.
Работы у железнодорожников по горло. Идет сортировка вагонов: их отцепляют от одного поезда, чтобы прицепить к другому. Только что освободили главный путь. В конце станции открывается семафор. Подан сигнал, что путь для поезда из Кошице свободен.
В зал ожидания входит служитель. Он звонит в колокол и восклицает:
— Пассажирский поезд на Ружомберок, Кральованы, Врутки, Жилину, Братиславу! Посадка на втором пути!
— Это наш! Идите! — произносит женщина, сопровождающая Мишо и Ганку.
Дети идут. Они стараются ни на шаг не отставать от своей спутницы. Ведь дети никогда еще не ездили в поезде. И так далеко сейчас поедут! В Братиславу… Им как-то не по себе. Что-то их ждет там, в незнакомом мире?
— Попрадская минеральная вода, вино, пиво, ветчина, колбаса, шоколад!.. — кричит продавец, предлагая свой товар пассажирам.
— Посадка! Посадка! Скорей! Скорей! — торопят проводники. — Готово!
Заливается свисток, в ответ слышен паровозный гудок, паровоз пыхтит, выпуская пар, вагоны дергаются, и Мишо с Ганкой удивленно смотрят в вагонное окно, когда вокзал начинает двигаться, убегает куда-то назад, исчезает из глаз… Исчезает не только станция, но и люди, и железнодорожники! Вон и деревья бегут вдоль дороги, и поля, и луга, и горы… все мелькает, приходит в движение! Что же это такое? Дети стоят, их спутница даже сидит на скамейке!.. Как все необыкновенно в этом поезде!..