Дети грозы. Книга 5. Драконья кровь
Шрифт:
– Прекрасно, прекрасно! Ци Вей совершенно прав, дар весьма дорог, тем более хмирская кровь. Непременно найди своему слуге подходящую жену. А сейчас мы желаем испробовать новый кальян.
Император поднялся из-за стола, резко развернулся и направился прочь.
Гости тут же встали. Светские дамы присели в реверансах, а мужчины и те истинные шеры, что предпочитали балам политические игры, последовали за сюзереном в курительную. Комната была выдержана в традиционном для Сашмира стиле: ярко расписанные цветами и листьями стены, красные сводчатые потолки, золоченые колонны и горы шелковых подушек с кистями на низеньких резных диванчиках. На столиках красовалось не меньше двух дюжин кальянов, от крохотного золотого, подаренного предыдущим сашмирским султаном, до гигантского кальяна-аквариума, изготовленного русалками еще для первого императора Фьон-а-бер, Роланда Святого. Хмирский кальян, привезенный Даймом, уже стоял на почетном месте в полной готовности.
Без нежных (и бездарных) дам разговор потек в более фривольном русле. Шеры непременно желали узнать, каковы знаменитые наложники и наложницы Ци Вея – об их искусстве ходило легенд много больше, чем о мудрости самого Дракона. Полчаса, покуривая кальян, Дайм обстоятельно рассуждал на животрепещущую тему, и, к вящей радости имперского казначея, тут же подарил ему вторую луноликую деву из даров Алого. Разумеется, первую он подарил императору, а третью – дорогому Люкресу. Брат не остался в долгу:
– А каков в постели сам Ци Вей? – осведомился он. – Похоже, вам так понравилось место наложницы, брат мой, что вы задержались в Хмирне много дольше необходимого.
– Великолепен, – с мечтательной полуулыбкой ответил Дайм. – Вы даже не можете себе представить, брат мой, насколько великолепен! Как жаль, что вам вряд ли доведется испытать подобное… – Дайм сделал выразительную паузу, давая присутствующим возможность оценить перспективы почти бездарного Люкреса на внимание самого Алого, с удовольствием отметил вновь заострившиеся от злости скулы брата и продолжил: – Ведь вы так привержены ханжеским традициям простолюдинов, что лишаете себя доброй половины радостей жизни.
Большинство гостей, независимо от пола, тут же забулькало кальянами – но бульканье это подозрительно походило на смех. Сложно было сказать, над чем шеры смеялись больше: над сомнительным даром кронпринца или его еще более сомнительной нравственностью. При дворе мода на демонстративную гетеросексуальность не прижилась, несмотря на то, что император явно предпочитал дам. Сам же император усмехнулся с гордостью, что несказанно удивило Дайма. С каких пор отец не просто позволяет бастарду огрызаться, но и поощряет его?
– Право, я не настолько неосмотрителен, чтобы оставлять свою прелестную невесту одну надолго, – сделав вид, что совершенно не задет насмешками, выпустил ответную шпильку Люкрес. – Всегда найдется какой-нибудь барон, готовый согреть постель принцессы.
– Или какой-нибудь полпред Конвента, – едва слышно прошептала графиня Сарнелли, известная ценительница всех доступных истинным шерам радостей жизни, своей соседке, правой руке казначея. Та так же тихо хихикнула.
Усмехнувшись наивности дам, Люкрес прикрыл глаза и затянулся, словно потеряв интерес к теме, однако при этом он послал Дайму отчетливый образ Мануэля Наба и Шуалейды, слившихся в страстном поцелуе. Явно реальное воспоминание, а не модель – к сожалению, Дайм слишком хорошо их различал, чтобы тешиться иллюзиями.
Почти хорошее настроение Дайма резко ухудшилось.
Если Шу взяла в постель светлого шера Наба, вполне понятно, почему она не ответила ни на один его вызов. Ни один из сотни! Ее любовь к Дайму не выдержала боли и разочарования, которые он ей принес. Он втянул ее в свои интриги, не смог защитить, его самого выпороли у нее на глазах. Ни одна женщина не сможет любить мужчину после такого. Да что там, его собственная любовь к темному шеру Бастерхази превратилась в боль, смешанную с отчаянием: он слишком хорошо помнил, как им было хорошо вместе, но еще лучше помнил собственное унижение и кнут, раздирающий тело и выпивающий дар.
Глупо было надеяться, что у Шуалейды все иначе. Да, она спасла Дайма от смерти ценой собственной свободы, но цена оказалась слишком велика, и ее любовь превратилась… хорошо, если не в ненависть. В лучшем случае – в равнодушие.
Будь проклят сумасшедший маньяк Люкрес. Он получит все, что заслужил.
– Так радуйтесь, что в постели ее сумрачного высочества не вы, брат мой, – не дав придворным сплетникам возможности заметить, что шпилька Люкреса попала в цель, светло улыбнулся Дайм. – Ваша хрупкая психика не вынесет такого испытания. Не так ли, доктор Майнер?
Бруно успел лишь понимающе ухмыльнуться и только собрался сказать что-то дипломатично-издевательское, как дверь в курительную раскрылась, и на пороге показался Парьен. Как всегда – без положенного по протоколу торжественного объявления. Совершенно ненужного, учитывая, что аура Светлейшего полыхала, как рассвет, и никакие стены и двери не могли служить ей препятствием. А на мнение всех, кто не был способен эту ауру увидеть хотя бы за сотню локтей, Светлейший плевать хотел.
– А, Жерар! Я надеялся увидеть тебя за обедом! – поднялся ему навстречу император, раскрывая объятия.
– Ты же знаешь, Элиас, я не люблю большие сборища. Но перед новым кальяном устоять не в силах.
Гости императора прекрасно поняли намек, дружно поклонились и потянулись к выходу. Дайм вместе с ними – только ради того, чтобы поймать мысленное: «В любое время, Дайм. Я буду ждать» – от Бруно Майнера.
И тут же услышал ожидаемое:
– Дамиен, задержись. – И, едва они остались втроем: – А теперь поговорим серьезно.
Что ж, вот и настало время подвохов. До сих пор ни один серьезный разговор с императором без них не обходился, вряд ли этот станет исключением.
– Как будет угодно вашему всемогуществу, – поклонился Дайм.
Император отмахнулся от церемоний.
– Садись, Дамиен, и рассказывай. Все как есть, а не ту чушь, которую ты писал в отчетах.
– Почему же чушь, Эли? На мой взгляд, прекрасный образчик эпистолярно-фантастического жанра. Хоть временами и излишнего объема. Помнишь, как весело было сгружать папки с отчетами со слона? Твои министры обзавидовались, они до такого не додумались.
Светлейший хмыкнул и с наслаждением затянулся кальяном.