Дети капитана Гранта
Шрифт:
– Пусть меня повесят, – сказал он, – если я понимаю хоть слово на этом проклятом наречии! Это арауканский язык, я уверен!
И он обернулся к патагонцу.
– Испанский? – повторил он.
– Si, si, 31 – ответил патагонец.
Удивлению Паганеля не было границ.
Майор и Гленарван искоса поглядывали на него.
– Я боюсь, мой ученый друг, – оказал майор, и улыбка скользнула по его губам, – что вы снова стали жертвой своей рассеянности.
31
Да,
– Что? – удивленно переспросил географ.
– Да, совершенно очевидно, что патагонец говорит по-испански.
– Он?
– Разумеется! Может быть, вы, по рассеянности, изучили другой язык…
Мак-Набс не окончил. Возмущенное «о!» ученого, сопровождаемое негодующим пожатием плеч, заставило его замолчать.
– Майор, вы слишком далеко заходите в своих шутках, – сухо сказал Паганель.
– Но ведь он вас не понимает! – ответил Мак-Набс.
– Должно быть, этот туземец сам плохо говорит по-испански, – нетерпеливо возразил географ.
– Вы не понимаете его, и поэтому вам кажется, что он плохо говорит, – спокойно возразил майор.
– Мак-Набс, – вмешался в их спор Гленарван, – ваше предположение невероятно. Как бы ни был рассеян наш друг Паганель, не может все-таки быть, чтобы он изучил один язык вместо другого!
– Тогда, милый Эдуард, или лучше вы, Паганель, объясните мне, что здесь происходит?
– Я ничего не собираюсь объяснять, – ответил Паганель. – Сейчас я вам покажу книгу, по которой я ежедневно изучал испанский язык. Взгляните на нее, и вы увидите, ошибся ли я!
Сказав это, Паганель принялся рыться в своих бесчисленных карманах. После нескольких минут усиленных поисков он вытащил потрепанный том и с торжествующим видом протянул его майору.
Майор взял книгу и принялся рассматривать ее.
– Что это за произведение? – спросил он.
– Это «Лузиада», – ответил Паганель, – знаменитая эпопея, которая…
– «Лузиада»?! – вскричал Гленарван.
– Да, друг мой, ни более ни менее как «Лузиада» великого Камоэнса!
– Камоэнса? – повторил Гленарван. – Но, мой бедный друг, Камоэнс – португалец, и значит, именно португальский язык вы так старательно изучали в течение шести недель!
– Камоэнс! «Лузиада»! Португалец!
Паганель не мог произнести более ни одного слова. Глаза его беспокойно перебегали с предмета на предмет. Вокруг него раздавались взрывы веселого хохота, так как все путешественники были уже здесь и окружили географа.
Патагонец за все это время не моргнул и глазом. Он спокойно ожидал объяснения этой совершенно непонятной ему сцены.
– Ах, жалкий безумец! – вскричал, наконец, Паганель. – Значит, это верно? Это не шутка? И это сделал я! Я! Но ведь это какое-то чудовищное недоразумение! Ах, друзья мои, друзья мои, ехать в Индию и очутиться в Чили, изучать испанский язык и выучить португальский!.. Это уж слишком. И если так будет продолжаться, то в один прекрасный день я выброшусь через окно вместо того, чтобы бросить туда свою сигару!..
Слушая, как Паганель сетует на свою неудачу, наблюдая его забавное разочарование, нельзя было оставаться серьезным. Впрочем, он первый подал пример веселью.
– Смейтесь, друзья мои, смейтесь от всего сердца, – говорил он. – Я сам больше всех смеюсь над собой!
И он разразился раскатистым хохотом.
– Таким образом, мы все же остались без переводчика, – прервал, наконец, общее веселье майор.
– Не огорчайтесь, – ответил Паганель. – Испанский и португальский языки действительно очень похожи между собой, если я мог так ошибиться. Но это же сходство поможет нам исправить мою ошибку. И я сейчас поблагодарю этого славного патагонца на том языке, которым он так отлично владеет.
Паганель был прав, так как через несколько минут он уже мог обменяться с туземцем несколькими словами. Он узнал даже, что патагонца звали Талькав, что значит по-араукански «гром». Имя это он, очевидно, получил за ловкость в обращении с огнестрельным оружием.
Выяснилось, что патагонец был профессиональным проводником по пампасам. Это чрезвычайно обрадовало Гленарвана и было сочтено за отличное предзнаменование. Все решили, что теперь благоприятный исход экспедиции не подлежит сомнению. Никто больше не сомневался в том, что капитан Грант будет найден.
Путешественники и патагонец вернулись к Роберту. Мальчик улыбнулся туземцу, и тот положил ему руку на голову. Он осмотрел Роберта и ощупал его конечности. Потом, улыбаясь, пошел к берегу реки, собрал там несколько пучков дикого сельдерея и натер им тело больного. После массажа, проделанного с необычайным искусством, Роберт почувствовал, что силы возвращаются к нему. Ясно было, что несколько часов покоя полностью восстановят их. Поэтому было решено провести сутки, не трогаясь с места. Оставалось еще решить два очень важных вопроса: о пище и о транспорте. Ни того, ни другого у путешественников не было. К счастью, Талькав был с ними. Проводник взялся достать все, чего не хватало маленькому отряду. Он предложил Гленарвану пойти в «тольдерию» индейцев, находящуюся всего в четырех милях расстояния, где можно будет найти все необходимое для экспедиции. Паганель кое-как перевел это предложение патагонца, и оно было с восторгом принято.
Гленарван и географ, простившись с товарищами, пошли в сопровождении патагонца вверх по течению реки. Часа полтора они шли быстрым шагом, едва поспевая за великаном Талькавом.
Весь этот предгорный район был необычайно красив и плодороден. Тучные пастбища сменялись одно другим; они могли без труда прокормить сотни тысяч жвачных животных. Серебристые пруды, соединенные между собой сетью ручейков, питали сочную зелень равнин. Лебеди с черными шеями и головами весело резвились на спокойной поверхности вод. Птичий мирок был блестящ и разнообразен по составу. Изаки – горлицы с серовато-белым оперением, желтые кардиналы порхали с ветки на ветку, как живые цветы; голуби-путешественники пролетали над самой землей; воробьи-чинголосы, хильгеросы, иманхитасы оглашали воздух звонкими криками.
Паганель не уставал восхищаться всем виденным. Бесчисленные вопросы так и сыпались из его уст, к величайшему удивлению патагонца, находившего все это весьма обыкновенным: и птиц в воздухе, и лебедей в прудах, и яркую зелень в лугах. Ученый нисколько не жалел, что принял участие в прогулке, и не жаловался на ее продолжительность. Ему казалось, что они только что вышли, когда невдалеке уже показалось индейское становище.
Тольдерия находилась в глубине долины, расположенной у подножия Кордильер. Там в хижинах, сплетенных из ветвей, жили человек тридцать туземцев-кочевников. Они пасли коров, баранов, быков и лошадей, переходя с пастбища на пастбище, и всегда находили готовый стол для своих стад.