Дети капитана Гранта
Шрифт:
В этот день произошло событие, которое ненадолго внесло разнообразие в монотонное путешествие. Ехавший впереди Мюльреди вдруг повернул коня и сообщил о приближении отряда индейцев. Путешественники по-разному отнеслись к этому известию. Гленарван прежде всего подумал, что эти туземцы могут дать ему новые сведения о потерпевших крушение на «Британии», и обрадовался. Талькава же нисколько не соблазняло знакомство с кочевниками: он опасался встретить грабителей и разбойников.
По его предложению маленький отряд выстроился в боевом
Вскоре все увидели индейцев. Их было не больше десятка, что несколько успокоило патагонца. Они приближались, и теперь их можно было хорошо рассмотреть. Это были коренные жители пампасов. Высокий выпуклый лоб, большой рост, оливковый цвет кожи – все это обличало в них представителей чистейшей индейской расы.
Кочевники были одеты в шкуры гуанако. Их вооружение составляли длинные двадцатифутовые пики, большие ножи, пращи, боласы и лассо. Это были великолепные наездники, судя по непринужденной грации их посадки.
Остановившись в сотне шагов от путешественников, они стали совещаться, крича и жестикулируя.
Гленарван направился к ним, но не успел он пройти и двух саженей, как весь отряд индейцев круто повернул назад и ускакал с невероятной быстротой. Измученные лошади путешественников, конечно, не могли догнать их.
– Трусы! – вскричал Паганель.
– По тому, как они улепетывают, видно, что они мошенники, – сказал майор.
– Кто эти индейцы? – спросил Паганель у Талькава.
– Это гаучо, – ответил патагонец.
– Гаучо? – повторил Паганель и, обернувшись к своим спутникам, добавил: – Не стоило принимать столько предосторожностей! Нам нечего было бояться.
– Почему? – спросил майор.
– Потому, что гаучо – безобидные землепашцы.
– Вы уверены в этом, Паганель?
– Вполне. Они приняли нас за грабителей и потому ускакали.
– А я думаю, что они бежали потому, что не осмелились напасть на нас, – возразил Гленарван, взбешенный неудачей своей попытки вступить в переговоры с индейцами.
– И я так думаю, – сказал майор. – Если не ошибаюсь, гаучо не безобидные землепашцы, но самые отъявленные и опасные бандиты.
– Чепуха! – сказал Паганель.
И он так живо принялся доказывать свою правоту в этом этнологическом споре, что ухитрился вывести из равновесия даже майора. Вопреки своему обыкновению всегда и во всем соглашаться с собеседником, Мак-Набс вдруг сказал:
– Мне кажется, что вы не правы, Паганель.
– Я не прав? – повторил ученый.
– Да. Сам Талькав считал этих индейцев разбойниками, а Талькав-то, наверное, знает, кто они такие.
– Что ж, значит, на этот раз и сам Талькав ошибся, – возразил Паганель с некоторым раздражением. – Гаучо – землепашцы, пастухи и ничто другое! Я об этом написал в своей книжке об обитателях пампасов, которая удостоилась самых лестных отзывов специалистов.
– Это только доказывает, что вы ошиблись, господин Паганель.
– Я ошибся, господин Мак-Набс?
– По рассеянности, надо полагать, – настаивал майор. – Но это не беда, вы внесете поправку в следующее издание, господин Паганель.
Паганель, потрясенный тем, что майор сомневается в его географических познаниях и даже прямо оспаривает их, почувствовал, что в нем закипает раздражение.
– Знайте, сударь, – сказал он, – мои книги не нуждаются в подобного рода «поправках»!
– Нет, нуждаются, по крайней мере в этом случае, – возразил Мак-Набс с непонятным упрямством.
– Сударь, вы сегодня несносны! – сказал Паганель.
– А вы невежливы, – ответил майор.
Спор, как видно, разгорался не на шутку, несмотря на то, что вызвавший его повод был совершенно незначителен. Гленарван решил, что пришла пора ему вмешаться.
– Вы оба, – сказал он, – перешли границы дружеского спора, и это очень удивляет меня.
Патагонец, не знавший, из-за чего спорят майор с географом, тем не менее отлично понял, что друзья ссорятся. Он усмехнулся и спокойно сказал:
– Это северный ветер!
– Северный ветер? – воскликнул Паганель. – При чем тут северный ветер?
– Ага, теперь мне все понятно! – оказал Гленарван. – Причина вашей обоюдной раздражительности – северный ветер! Я слышал, что в южном полушарии он угнетающе действует на нервную систему.
– Клянусь честью, Эдуард, вы правы! – воскликнул майор и от души расхохотался.
Но Паганель, закусивший удила, обратил свою ярость против Гленарвана, вмешательство которого в спор только подлило масла в огонь его раздражения.
– Ах, так, сэр, вы находите, что у меня возбуждены нервы?
– Да, Паганель, но я не виню вас – это северный ветер, толкающий людей в пампасах на преступления, как трамонтана 37 в Италии.
– Преступления? – с зловещим спокойствием повторил ученый. – Значит, по-вашему, я похож на человека, способного совершить преступление?
37
Трамонтана – холодный северный и северо-восточный ветер.
– Я этого не говорил…
– Скажите еще, что я покушался на вашу жизнь!
Гленарван, не в силах больше сдерживаться, расхохотался.
– Я боюсь этого, – сквозь смех сказал он. – К счастью, северный ветер длится не больше одного дня.
Все путешественники рассмеялись при этом ответе. Взбешенный Паганель изо всех сил пришпорил коня и ускакал вперед. Через четверть часа он уже забыл и предмет спора, и свое раздражение.
Так единственный раз Паганелю изменило его всегдашнее добродушие. Но, как правильно сказал Гленарван, эту слабость надо приписать не зависевшей от ученого причине.