Дети Кохона. Мой сводный – инопланетянин

Энканта

– А нам обязательно ехать? – осведомляется Аглая, и тут до меня доходит: дедушка для них – это папа папы. Человек, который интересовался ими не более, чем охранник в школе. Ничего другого они никогда не видели, да и я тоже – до появления в моей жизни Хеннинга.

– Обязательно. Но не волнуйтесь, там будет весело, – обещаю я.

– А если не будет? – капризно осведомляется Баламут.

– Тогда на обратном пути заедем в Макдак и на батуты, – быстро обещаю я, и он вопит «ура», а лицо Аглаи немного светлеет.

–

Можно я возьму с собой телефон? – умоляет она, и я, скрепя сердце, киваю.

В воскресенье утром начинается полный дурдом – я вдруг соображаю, что в моем гардеробе только одно платье, более-менее похожее на вечернее, а у Аглаи нет вообще ничего подходящего. Приходится выкручиваться за счет яркого худи со стразами, который она выпросила на прошлый Новый год.

Посмотрев на себя в зеркало в черном платье, я понимаю, что это полный провал. Оно морально устарело еще года три назад, и теперь я в нем выгляжу так, словно собираюсь на собственные торжественные похороны.

– Мам, надень красное, – мимоходом советует Аглая, и я думаю, что в этом есть резон.

«Красное», правда, это не платье, а туника, но зато последняя еще не вышла из моды и отлично смотрится с обтягивающими брюками-стрейч. Разумеется, все это будет крайне хреново выглядеть, если другие женщины придут в вечерних платьях, но…

– Не жили хорошо – нечего и начинать, – бормочу я себе под нос, довершая образ модными черными кожаными кедами, отороченными мехом – мой прошлогодний подарок самой себе в честь премии. Да, не туфли на каблуках, но если кого-то не устроит, мы можем и уйти пораньше – в бургерных и на батутах дресс-коды нам рады в любом облачении.

В тот момент, когда я уже думаю вызывать такси, звонит Мортен.

– Приеду через полчаса. Вы готовы? – спрашивает он.

– Готовы. У нас правда, как выяснилось, по части вечерних платьев полный фейл, – предупреждаю я, но его на заднем плане настойчиво зовет какой-то женский голос, и он быстро завершает беседу, по-моему, даже толком не услышав.

Выходя из дома, я вдруг понимаю, что страшно нервничаю. Что, если Баламут будет плохо себя вести? Что, если я окажусь единственной женщиной в брюках? Что, если…

Мортен ждет нас, стоя возле автомобиля, припаркованного у подъезда— он приехал на какой-то китайской модели серого цвета, достаточно крупной, но не броской.

Слегка взвинченный Баламут, не понимающий, чего ожидать, вылетает из подъезда и настороженно таращится на Мортена, пока мы здороваемся. Аглая буркает ему: «привет» и смотрит себе под ноги. Она всегда стесняется незнакомцев.

– Садитесь, – говорит он, открыв детям заднюю дверь и мимоходом треплет Баламута по макушке, получая в ответ полный любопытства взгляд, какими могут смотреть только дети: «А ты кто? Тебе можно доверять?»

Распахнутая красная куртка Мортена напоминает мне тот момент, когда я прижималась к ней лицом – сразу после того, как он выдернул

меня из-под колес, будучи прохожим-незнакомцем. И я невольно краснею, а моя нервозность усиливается, и вдруг одолевает тошнота.

– Ты в порядке? – спрашивает Мортен в этот самый момент, и приходится приложить значительное усилие, чтобы прекратить панику.

– Да. Немного кружится голова, может, из-за погоды, – на ходу придумываю я, но с утра и правда здорово потеплело.

Дети на заднем сиденье молчат как партизаны, и мы с Мортеном тоже не разговариваем. К тому времени, как мы приезжаем, моя тошнота и нервозность проходят – и окончательно отпускает, когда я вижу Хеннинга, встречающего нас. Это не удивляет: в его присутствии мне всегда становится очень спокойно, с нашей самой первой встречи.

С детьми, по-моему, происходит то же самое – чистая магия. Ничем иным невозможно объяснить, что обычно недоверчивая с незнакомцами Аглая улыбается до ушей в ответ, когда Хеннинг говорит, что она красавица, а Баламут повисает на нем с первой секунды так, как висит обычно только на мне – и больше ни на ком.

– Ну-ка, – говорит Хеннинг и, чуть отодвинув, поднимает его одной рукой, прижимает к себе, а второй обнимает меня.

– С днем рождения, – бормочу я. – Подарок за мной. Прости, я просто не успела придумать, что…

– Не надо. Ты уже подарила мне два подарка, – улыбается Хеннинг, перехватывая покрепче моего сына, который совершенно не собирается с него слезать.

– Баламут, отвяжись от него, – шипит Аглая, дергая брата за ногу, но тот еще крепче вцепляется в шею моего отца, а я растерянно улыбаюсь: дочь отчаянно ревнует Хеннинга к брату.

Но Хеннинг это тоже быстро понимает и, отпустив меня, крепко обнимает Аглаю. И они так стоят втроем, пока ее взгляд не меняется, а губы снова не расползаются в счастливой улыбке.

– Он всегда такой с детьми? – тихо спрашиваю я у Мортена, брови которого еле заметно поднимаются вверх, и он улыбается, еле заметно качая головой.

Когда мы проходим сквозь первый этаж бизнес-центра и попадаем в зал, я понимаю, что оделась удивительно точно и правильно: большинство женщин выглядит примерно так же, как и мы с Аглаей. Никаких драгоценностей и туфель на каблуках – здесь все носят нарядные толстовки, худи, туники и прочий праздничный кэжуал в сочетании с удобной обувью.

В зале уже человек тридцать – все собираются группками у небольших столов с бокалами и канапе. Болтают, смеются, пьют.

Заметив несколько взглядов, я опять нервничаю, но Мортен невозмутимо вкладывает в мою руку бокал шампанского и двигается сквозь зал, представляя меня по имени тем, кто оказывался рядом, но никому ничего про меня не объясняя. Куда делся Хеннинг с детьми, я даже не замечаю, но совершенно не волнуюсь: по тому, как они встретили друг друга, слепой бы не понял, что им хорошо вместе.