Дети Луны

Блаво Рушель

Мы все, кроме водителя, который явно не спешил встречаться с Барнаульской девой, вышли из машины и увидели самый настоящий призрак – девичья фигурка в чем-то широком и белом шла, вытянув руки, словно плыла, по проезжей части, не обращая внимания на машины (которых, впрочем, в этот поздний час не было, кроме нашей, разумеется). Мои коллеги замерли, пораженные, а я бросился к девице, осторожно взял ее за руку и привел к машине. Конечно же, она оказалась вполне материальной, просто спала, – девушка была лунатиком, а ее широкие белые одеяния – обыкновенной ночной рубашкой.

Пришлось нам ее разбудить, что было нелегко, но мы ведь не знали ее адреса, а увезти

юную незнакомку к себе в гостиницу нам показалось не очень этичным (она, кстати, была совсем юной – ей всего тринадцать лет). Мы отвели девочку домой и передали с рук на руки родителям, которые, я не сомневаюсь, будут теперь внимательны и не допустят ночных прогулок дочери. Разумеется, Настя (как звали Барнаульскую деву) ни под какие машины не попадала, рассказы про удары и вмятины – всего лишь составляющая легенды.

Антониев родник

Эта история приключилась в одной маленькой пустыньке, что спряталась от мирской суеты в бескрайних архангелогородских лесах. Братия пустыньки – всего восемь человек, включая отца настоятеля игумена Тихона, да летом приезжают паломники на послушание – добровольные помощники помогают обители строиться. Пустынька эта появилась на месте старинной Успенской обители, закрытой в тридцатых годах. Когда обитель закрыли, взорвали две церкви, часовню и даже жилые постройки, а родник святого Антония с целебной водой сначала взорвали, а потом еще и закопали, чтобы и следа от обители не осталось, но память человеческая волею Божьей не дала забвению покрыть благодатное место, в котором даже дух особенный. Наступил новый этап в истории Успенской обители.

Я приехал в Успенскую пустынь вместе со своим приятелем Василием на две недели. Мы вместе с другими паломниками весь день трудились на самых разных послушаниях, а еще вместе с насельниками решали вопрос, где строить деревянную часовню в память святого старца Антония, то есть в каком месте часовня стояла в прежние времена. Василий изучал историю Успенской обители, они с игуменом Тихоном много часов проводили за картами и чертежами, и наконец, как все были уверены, место определилось. С благословения игумена началось строительство Антониевой часовни.

Весь день монахи, послушники (и я вместе с ними) работали в поте лица, а вечером мы с радостью убедились, что такими темпами да с Божьей помощью к концу августа часовня будет построена. И представьте себе наши чувства ранним утром, когда с рассветом поднялись мы, чтобы пойти на службу перед новым трудовым днем, и увидели, что некто уничтожил все, сделанное нами накануне, а бревна для часовни перекатил от нужного места довольно далеко!

Делать нечего, подивились мы и принялись за работу. Только и на следующее утро – все то же самое. Кто-то уничтожает плоды нашего труда, а бревна перекатывает подальше от места будущей часовни!

Игумен Тихон благословил третий раз начать строительство, а я, весь день работая и одновременно размышляя о том, кто же может нам мешать и зачем, решился, когда наступит ночь, проследить за вредителем.

Каково же было мое удивление, когда я увидел своего приятеля Василия, питерского историка, человека очень интеллигентного и глубоко религиозного, который перекатывал бревна с места строительства на другое! Подойдя к Василию почти вплотную, я понял, что свои разрушения он творит в состоянии сомнамбулизма, поэтому вряд ли когда-нибудь удастся понять смысл его действий. Я отвел друга спать.

Наутро я рассказал игумену Тихону, что это Василий, не просыпаясь, уничтожает плоды нашего (и своего собственного) труда

и перекатывает бревна. Игумен Тихон немало меня поразил тем, что, вместо того чтобы благословить продолжать работы, раз дело благополучно разрешилось (я собирался позаниматься с Василием, да и вообще был уверен, что больше ночных хождений не будет), благословил строить часовню там, куда Василий бессознательно перекатывал бревна. Я так понял, что лунатизм моего друга игумен счел проявлением воли Божьей и решил, что ему виднее, хотя сам никакого чуда в лунатизме не видел.

Строительство часовни началось на новом месте, и, как только мы начали копать землю под фундамент, обнаружился родник! Вода сначала робко, а потом все увереннее, все сильнее пробивалась на поверхность земли, и скоро мы все увидели, насколько она чиста – не было никаких сомнений, что найден настоящий Антониев родник, уничтоженный когда-то большевиками. Прав был игумен Тихон, сочтя бессознательный выбор Василия правильным – теперь всем было ясно, где должна стоять часовня: над родником.

Я так думаю, что тщательнейшим образом изучавший историю Успенской пустыни Василий определил, где изначально был родник и, соответственно, часовня, но множество отвлекающих моментов мешало ему понять собственное открытие, ночью же спящий мозг освобождался от дневной суеты и истина, известная ему, заставляла Василия как бы исправлять дневные ошибки – уничтожать результаты строительства в неправильном месте и перекатывать бревна в правильное. И как же глубоко оказался прав игумен Тихон, увидев в лунатизме моего друга проявление воли Божьей!

Готическая история

Артем и сейчас живет в небольшом волжском городке, где он родился и где прошло его детство. Познакомились мы с ним во время моего путешествия по Волге в то время, когда Артем был долговязым сутулым четырнадцатилетним подростком (сейчас это совсем взрослый красивый парень с мужественной и не лишенной интеллекта внешностью). По окончании моего психотерапевтического массового сеанса (ради таких сеансов я и совершал то путешествие по Волжским городам) ко мне подошел средних лет мужчина, представился директором местного градообразующего предприятия и попросил меня побеседовать с его сыном. Я никогда не отказываю родителям, если они просят оказать психотерапевтическую помощь их детям, а в тот момент – тем более, ведь эта волжская поездка и предпринята была во многом для того, чтобы помочь тем людям, которые не имеют возможности приехать в Санкт-Петербург.

Для начала я попросил отца Артема (а это был именно он) рассказать, что происходит с его сыном и почему это взволновало его настолько, что он счел нужным обратиться к приезжему психотерапевту. Услышал я историю, в которой, действительно, необходимо было разбираться – очень уж сомнительную историю.

По словам Михаила Валерьевича – так зовут папу Артема, – его сын стал готом, то есть вошел в одно из популярных сейчас молодежных субкультурных объединений, члены которого любят все черное, мистическое, обожают кричащих на кладбище ворон, уханье совы над могильными крестами, отбрасывающими длинные тени в неверном лунном свете… В общем, все такое готическое, кладбищенское, призрачное… Направлений внутри этого движения много, и, как водится, они отрицают друг друга. Я не буду сейчас вдаваться в подробности, тем более что сам не до конца овладел премудростями молодежной субкультурной жизни, добавлю только, что одеваются готы исключительно в черное, любят металлические заклепки и тяжелую обувь, прически предпочитают в высшей степени экзотические.