Дети-одуванчики и дети-орхидеи
Шрифт:
Вторую систему реакции на стресс мы, также упрощенно, назовем системой «бей или беги». Она связана с небольшим центром в стволе головного мозга, который также активируется под воздействием стресса. Этот центр состоит из нейронов, идущих до гипоталамуса и возбуждающих реакцию «бей или беги» в вегетативной нервной системе (ВНС). Из-за этого у нас потеют ладони, расширяются зрачки, учащается сердцебиение и начинается дрожь – признаки, которые знакомы всем столкнувшимся со стрессовой ситуацией. Системы кортизола и реакции «бей или беги» не активируются и не работают сами по себе или параллельно, а вовлечены в интенсивный диалог: возбуждение в одной системе приводит к возбуждению в другой. Обе системы управляют многими процессами, протекающими в организме. В том числе от них зависит уровень сахара и инсулина в крови, давление крови, частота сердечных сокращений и другие сердечно-сосудистые функции, а также баланс иммунологических реакций на бактерии, вирусы и чужеродные субстанции,
У детей-орхидей наблюдается более выраженная по количеству, но не резко, реакция на стресс, чем у одуванчиков.
Все эти физиологические реакции на стресс со временем накапливаются в организме, что приводит к постепенному развитию склонности к различным заболеваниям. Нейробиолог Брюс Макуэн предположил, что многолетние старания организма сохранить физиологическое равновесие приводят к хроническому износу биологических систем, или к состоянию «аллостатической нагрузки». Аллостаз представляет собой процесс достижения биологической стабильности, или гомеостаза, при помощи изменений физиологии или поведения. Таким образом, аллостатическая нагрузка становится биологической ценой за сохранение стабильности.
Представьте себе двух слонов, сидящих на двух концах доски-качелей. Хотя некий непрочный баланс сохраняется, доска, на которой сидят слоны, испытывает огромную нагрузку и в конце концов рискует сломаться. Даже там, где некий физиологический баланс сохраняется несколько лет, под действием стресса происходят скрытые процессы, которые со временем могут повышать риск заболеваний.
Мы подошли к важному моменту в нашем исследовании. Поскольку теперь нас больше интересовали возможные различия в величине реактивности на стресс у разных детей, нам нужно было придумать способ измерения этой реактивности в строго стандартизированных условиях. Если бы в те годы существовали беспроводные устройства (а их не было), измерение давления крови в школе или дома могло бы показать различия, но мы бы не знали, связаны ли они с биологическим неравенством уровней реактивности у отдельных детей или с нервной обстановкой в конкретной школе или в доме. Нам требовалось тщательно контролировать лабораторные условия и установить критерии для одновременного измерения обеих систем реакции на стресс. Более того, следовало тщательно калибровать те неблагоприятные условия, в которые попадали дети: они должны быть достаточно стрессовыми, чтобы вызывать реактивность, но не такими сильными, чтобы ребенок заплакал и убежал.
Две основные системы реакции на стресс в мозге человека – это система кортизола и «бей или беги». Система кортизола включает связи между ядрами гипоталамуса, гипофизом и надпочечниками, расположенными на верхушке каждой почки. Система «бей или беги» (вегетативная нервная система, ВНС) активируется ядрами ствола головного мозга и состоит из двух отдельных ветвей: симпатической ветви, которая усиливает реакцию «бей или беги», и парасимпатической, противоположной симпатической по действию, тормозящей эту систему. Система «бей или беги» возбуждает многие знакомые нам стрессовые реакции: сухость во рту, дрожь, повышение частоты сердечных сокращений, нервное расстройство желудочно-кишечного тракта.
Мы с моей коллегой Эбби Элкон начали составлять список заданий, вызывающих умеренный стресс. Эти задания могли бы спровоцировать подходящий уровень реакции со стороны систем кортизола и «бей или беги». Сначала мы пробовали применять стрессоры, которые используют в исследованиях реакции сердечно-сосудистой системы с участием взрослых [4] . Это, например, холодный прессорный тест, когда человеку нужно погрузить руку в ледяную воду и не вытаскивать ее в течение минуты. Когда мы впервые предложили такое задание пятилетнему мальчику, он засунул руку в воду, скривился и со словами «Мне больно!» стремглав выбежал из лаборатории. Это доказывало: (а) мудрость детей и (б) глупость ученых. Чтобы изучить реакцию ребенка, мы должны были придумать задание в духе «Трех медведей»: не слишком грубое, не слишком слабое, идеально подходящее. Нам нужно было сделать это замечательное задание настраиваемым по интенсивности, чтобы оно подходило для детей от трех до восьми лет (средний возраст, на котором мы сосредоточили свои исследования). Оно должно было быть «экологически достоверным», аналогичным тому, с чем дети сталкиваются в повседневной жизни. Мы придумали несколько заданий разных категорий сложности:
4
Здесь
• Интервью с незнакомым взрослым (помощником исследователя), который расспрашивает ребенка о семье, дне рождения, приятелях в школе, любимых продуктах, последнем праздновании дня рождения (то есть ставит психосоциальную проблему; см. фотографию ниже).
• Капля лимонного сока, помещенная на язык (физическая, сенсорная проблема).
• Видеофильм, вызывающий эмоции (эмоциональная проблема).
• Повторение последовательности чисел (от трех до восьми знаков), которую зачитывает ребенку экзаменатор (когнитивная проблема).
В некоторых особых экспериментах мы также использовали следующие приемы:
• В конце сеанса исследования реактивности включали пожарную сирену, которая будто бы срабатывала из-за чайника с кипятком для приготовления какао (неожиданная, возбуждающая проблема). Сразу после этого ребенка успокаивали и говорили, что никакого пожара нет.
До и после этих проблемных заданий помощник исследователя читал ребенку успокаивающую сказку, соответствующую его возрасту, чтобы снять показатели в спокойном состоянии и сравнить их с предыдущими. Чтобы получить значения реактивности, мы использовали показатели, характеризующие и систему кортизола, и систему «бей или беги», наравне с показателями, специфическими для каждой системы. Примером первых служит давление крови, на которое оказывают влияние обе системы, а последних – уровень кортизола в слюне (он очень близок к уровню кортизола в крови), а также реокардиография, которая показывает изменчивость частоты сердечных сокращений (и функцию парасимпатической ВНС) и точный расчет времени сердечного цикла (показатель активации симпатической ВНС).
Незнакомый взрослый тестировал ребенка в соответствии с протоколом исследования реактивности на стресс. Ребенок выполнял серию заданий, вызывающих умеренный стресс, а в это время исследователь наблюдал реакции систем кортизола и «бей или беги».
Не составляло труда собрать образцы слюны для измерения кортизола: каждый ребенок на планете мечтает плюнуть в любой момент и в любых обстоятельствах. Это результат постоянных родительских замечаний: «Не плюйся!» Ни в одном из наших исследований, включавших сотни детей в возрасте от трех до восьми лет, мы ни разу не сталкивались с проблемой получения образца слюны – обильного, пенящегося и очень шумного образца.
Совершенно другая история выходила с измерением сердечно-сосудистых показателей реакции «бей или беги», или вегетативной функции. Нужно было получить электрофизиологические данные от сердца в течение нескольких минут. Мы прикрепляли электроды, смазанные гелем, к груди, спине и лодыжке ребенка, измеряя в миллисекундах точное время электрических явлений, которые происходят в сердце, качающем кровь к легким и телу. Прикрепление оборудования, тестирование системы и измерение естественной тревожности ребенка в соответствующих экспериментах занимало от 10 до 15 минут. Семи- и восьмилетних детей удавалось уговорить и развлечь историями про астронавтов, которых подобным образом обследуют перед полетом в космос. Трех- и четырехлетних не так легко было увлечь рассказами о доблестных рыцарях космоса. Для них требовались медленные движения, успокаивающие слова и постоянное подбадривание.
Даже на этой стадии эксперимента внимательный наблюдатель отмечал различия поведенческих и эмоциональных реакций разных детей на незнакомые действия. Эти различия, как мы с вами увидим, стали еще более очевидными на том уровне физиологии стресса, который должны были отразить все разработанные лабораторные процедуры.
Как и многие исследователи, мы с Эбби сначала провели все эти измерения на наших собственных детях, благо они были как раз в подходящем возрасте. Моя шестилетняя дочь Эми любезно согласилась стать «морской свинкой» в папиных экспериментах по изучению реактивности на стресс. Ее согласие, безусловно, щедро вознаграждалось подарками и призами. Эми попала в группу более реактивных детей. Хотя она не была настоящей орхидеей, но ненавидела, когда носки сбиваются и образуют «морщинки» в ее ботинках, терпеть не могла «кусачие» свитера и была очень чувствительна к эмоциональной окраске и интонации хоровой музыки.