Дети-одуванчики и дети-орхидеи
Шрифт:
Мы в конце концов пришли к изучению именно такой восприимчивости, которая была характерной особенностью поведения и восприятия других детей (названных нами впоследствии орхидеями). У этих детей наблюдалась более выраженная нейробиологическая реакция на лабораторные стрессоры. Более реактивные дети, иногда с повышенным риском – попадающие потом ко мне на прием, – также обладали особой, часто осложняющей жизнь восприимчивостью к естественно возникающим проблемам повседневной жизни. Они же были предрасположены к чрезмерной реакции на сложные или подавляющие социальные условия. Таким образом, я подошел к изучению эволюционных и медицинских последствий преувеличенной реакции на стресс – физиологической территории, на которой обитала моя собственная любимая дочь.
На стадии «настройки» наших лабораторных экспериментов по исследованию реактивности мы долго подбирали разные задания, показатели
Сначала мы проверяли только детей от трех до восьми лет, но Эбби обнаружила и зарегистрировала те же основные данные для малышей младшего возраста и даже для младенцев на первом году жизни. Собственно говоря, мы постоянно получали подтверждения, что показатели нейробиологической реактивности в ответ на лабораторные задания очень сильно различались в пределах популяций детей и что их изменчивость соответствует стандартному нормальному (колоколообразному) распределению. Иными словами, большинство детей попадает в середину, а меньшее количество – в крайние значения с обеих сторон.
На графике ниже представлена репрезентативная выборка значений показателей реактивности для систем кортизола и «бей или беги». Как видно, реакции на стресс образуют гладкое, равномерное распределение. Дети-орхидеи занимают верхние 15 % или 20 % значений, а одуванчики – нижние 80 % или 85 %. У детей-орхидей наблюдается более выраженная по количеству, но не резко, реакция на стресс, чем у одуванчиков. Другими словами, орхидеи и одуванчики попадают в то же самое непрерывное распределение, а не образуют отдельные. Не показано, но, возможно, интересно, что наши данные для мальчиков и девочек в равной степени представлены среди одуванчиков и орхидей, на всех уровнях диапазона реактивности. Что более важно, существует большой и непрерывный диапазон значений реактивности в пределах групп детей.
Многолетние старания организма сохранить физиологическое равновесие приводят к хроническому износу биологических систем.
Мы начали применять разработанный заново протокол исследования реактивности на стресс и первое, что обнаружили, – огромную дистанцию между детьми в отношении измеримых уровней реакций на стандартизированные лабораторные задания. Хотя многие дети попадают в центр распределения показателей реактивности, встречалось несколько – обычно от одного до пяти – детей, демонстрировавших поразительно высокий уровень реакций систем кортизола и «бей или беги» на ряд экспериментальных заданий. Подобным же образом мы видели примерно такое же количество детей с заметно более низкой реактивностью – они занимали другой конец распределения. Была ли эта явная изменчивость в нейробиологических реакциях на лабораторные задания той «музыкой», которую мы надеялись найти? Была ли различная реактивность тем фактором, который мог объяснить достоверный уровень «шума» в ранее установленной нами связи между внешними стрессами и нарушениями здоровья и развития? Могли ли невидимые, внутренние биологические реакции на стандартные задания дать ответ, почему одни дети увядают в условиях нищеты и бедности, а другие процветают?
Распределение реакций на стандартизированные лабораторные задания систем кортизола и «бей или беги» у детей. На графике видно, что реактивность на стресс имеет равномерное распределение для всего спектра значений; дети-орхидеи обосновались в верхних значениях диапазона, а одуванчики – в нижних 80 % или 85 %.
Через полтора года после того, как мы с Джилом приняли на руки близнецов-навахо на высоте трех километров над границей штатов Нью-Мексико и Колорадо, я покинул резервацию и больницу для индейцев, чтобы приступить к своей первой самостоятельной работе на кафедре Университета Аризоны в Таксоне. Однажды по почте пришел загадочный пакет с обратным адресом, указывающим пункт где-то далеко на севере, в дикой, поросшей колючками пустыне Нью-Мексико. Внутри без какой-либо записки обнаружился симпатичный коврик, сплетенный в традиционном стиле индейцев навахо, с моим именем, вплетенным в рисунок: «Т. Бойс, врач». Его прислала бабушка близнецов.
Коврик
В тот день, как и в другие дни, я размышлял о благодарности семье за всех тех маленьких людей, которые нередко вступают в жизнь незапланированными и неожиданными путями. Я думал о том, как прекрасны и уникальны их способы прихода в мир, а также их реакции на него. Хотя мое собственное появление в мире академической медицины только что состоялось, я стоял на пороге открытия совершенно непредвиденной реальности, которая навсегда изменила мое видение неблагоприятных факторов в детском возрасте, мое представление о том, что означают биологические реакции на эти факторы, а также предположения о благодати жизнестойкости и несчастье уязвимости.
3
Лимонный сок, пожарная тревога и неожиданное открытие
Всамом начале работы мы исследовали воздействие неблагоприятных факторов на здоровье и поведение, а также скрытой в шуме музыки. Участница, застенчивая маленькая девочка – назовем ее Молли, – стала предвестником будущего открытия. Молли только что прошла все тесты, определяющие реакцию на стресс, вызванный обычными экспериментальными заданиями, и теперь столкнулась с грамотно сконструированной дилеммой. Она оказалась в комнате с двумя столами, расположенными по обе стороны детского стульчика. Усевшись на этот стул, Молли обнаружила перед собой молодую доброжелательную женщину, экспериментатора. Женщина объяснила, что нужно будет немного поговорить и поиграть с игрушками, которые лежат на столе слева: пестрая куча старых, выцветших, сломанных игрушек, словно реликты Армии спасения из давнего прошлого. На другом столе, справа от экспериментатора, располагался набор ярких, модных игрушек, как на витрине магазина «Детский мир». Экспериментатор сказала, что забыла что-то в другой комнате и ей нужно выйти на пару минут. В это время Молли может играть с игрушками на левом столе, потому что на другом лежат чужие игрушки и их нельзя трогать без разрешения.
Молли осталась одна в комнате в весьма затруднительном и мучительном нравственном положении: с какими игрушками играть? Поведение девочки записывалось на видеопленку через одностороннее стекло. Перед экспериментом Молли показала себя высокореактивным ребенком. У нее был обнаружен высокий уровень активации системы стресса практически на все задания: ответы на вопросы экспериментатора, лимонный сок, печальный мультфильм и запоминание серий чисел. Мы, невидимые, наблюдали через одностороннее стекло, как Молли выдумывала все новые и новые стратегии в пределах своих пятилетних возможностей, чтобы подавить в себе жгучее желание поиграть с привлекательными, но запретными игрушками. Ее маленькое круглое личико ясно отражало мучительные попытки найти решение. Молли попыталась отвлечься, обратившись к обломкам игрушек на разрешенном столе, но быстро оставила эту тактику как безнадежную. Тогда она попробовала не смотреть на заманчивые новые игрушки, прикрыв глаза руками. Так она сидела, покачиваясь на стуле. Потом встала и обошла комнату, кусая ногти, теребя волосы и строя рожицы в зеркало. Наконец, в приступе отчаяния, Молли пустилась в долгий ролевой монолог, предостерегая себя от нарушения приказа экспериментатора. Она уговаривала себя игнорировать соблазн, поступать так, как хотят от нее взрослые. Десять мучительных минут Молли боролась со своим желанием, пока не вернулась экспериментатор и не позволила ей играть с любыми игрушками. Молли с радостью воспользовалась разрешением.
В противоположность этой экстраординарной выдержке, у большинства детей дилемма «отложенного вознаграждения» разрешается в течение нескольких секунд: не успевает экспериментатор закрыть за собой дверь, они тут же бросаются к новым игрушкам, с наслаждением и без оправданий погружаясь в игру. Почти всегда это были высокореактивные, биологически возбудимые дети, обладающие почти безграничной способностью к устойчивости перед соблазнами, к отложенному вознаграждению, самоконтролю и соблюдению границ, четко установленных авторитетным взрослым человеком. Почему так происходило и какое значение это имело для наших исследований?
Самый больной или самый здоровый
Хотя еще в начале нашего исследования мы изучили поведенческие особенности детей с высоким уровнем реакций на лабораторные стрессоры, мы начали замечать очевидный разрыв между ними и другими детьми. Выглядело это так, словно наш эксперимент подействовал как призма на луч света, разделяя детей-участников на разные «полосы» спектра нейробиологической реакции и выявляя тех, кто демонстрировал необычную, преувеличенную реакцию на несложные задания.