Дети-одуванчики и дети-орхидеи
Шрифт:
Итак, мы нашли предварительный ответ на вопрос, как один и тот же тип детей может обладать и самым лучшим, и самым худшим здоровьем. Все дело в том, что высокореактивные дети демонстрируют тонкие различия в восприимчивости, или особую чувствительность к социальной атмосфере – и вызывающей стресс, и доброжелательной. В статье, которая вышла в 1995 году в журнале «Психосоматическая медицина», мы писали:
Далее мы эмпирически предположили, что преувеличенная психобиологическая реактивность может отражать относительный дефицит самоконтроля, который вызывает повышенную чувствительность к характеру социального окружения. Следовательно, высокореактивные личности демонстрируют либо исключительную уязвимость, либо выдающуюся жизнестойкость, в зависимости от
Мы могли бы предположить, что ключевая характеристика высокореактивного ребенка – не уязвимость, а необычная восприимчивость к любым социальным условиям. Такие сильно реагирующие дети подобны орхидеям, и они несут гораздо более тяжелый груз проблем здоровья и развития, если попадают в неблагоприятное, вызывающее стресс окружение. Но в благоприятных, доброжелательных условиях они необычайно расцветают.
Биология застенчивости
В первую очередь родители и коллеги настойчиво задают такой вопрос: существуют ли другие, более очевидные признаки детей-орхидей – скажем, поведенческие или иные фенотипические характеристики, которые могли бы достоверно говорить о базовой реактивности. Фенотипом называют набор различимых, видимых характеристик (например, цвет глаз, рост, личностные качества и поведение), описывающих отдельного человека или иное живое существо. Есть ли поведенческий фенотип и можно ли идентифицировать его у детей-орхидей? Да.
Джером Каган, профессор психологии развития в Гарварде, посвятил свою карьеру изучению того, что он называл «биологией застенчивости». Профессор Каган начал с наблюдения, что даже у новорожденных младенцев наблюдаются заметные различия в тех чертах проявляющейся личности, которые определяют поведение детей в дальнейшей жизни. Согласно данным «Долгосрочного исследования в Нью-Йорке», проведенного Александром Томасом и Стеллой Чесс, даже в самом начале жизни младенцы сильно отличаются друг от друга по таким поведенческим характеристикам, как уровень активности, закономерности сна и питания, адаптивность, выраженность эмоций, настроение, раздражительность, упорство и время удержания внимания, а также сенсорное восприятие. Опираясь на эту работу, Каган изучал младенцев и детей, которые, по свидетельству их родителей, опекунов и воспитателей, проявляли низкую адаптивность, склонность к интровертности, сенсорную чувствительность и избегали новых или сложных ситуаций. Выбрав «самых застенчивых», Каган зарегистрировал у таких детей склонность к реактивности системы «бей или беги», что проявлялось резким увеличением частоты сердечных сокращений в ситуациях новизны, угрозы или сложной задачи. Каган также обнаружил их необычную чувствительность к сенсорным стимулам, например к вкусу лимонного сока. В своих исследованиях он двигался в направлении, противоположном нашему, то есть от поведения (чрезмерная застенчивость) к закономерностям нейробиологических реакций (увеличение частоты сердечных сокращений). Он установил четкую связь между застенчивым характером и телесной реакцией на стрессоры.
Подобным же образом Джей Бельски, профессор экологии человека из Университета Калифорнии, Дэвис, изучал различия в реакции на негативные методы воспитания у тех детей, которые считались «трудными», то есть у которых в раннем возрасте проявлялась негативная эмоциональность. Это склонность младенцев к переживанию и проявлению страдания, эмоциональной неустойчивости, беспокойству и нарушениям внимания, особенно в сложных ситуациях, например при расставании с матерью. При помощи опросников для родителей и наблюдений за эмоциями детей (выражение лица, голос, поведение) Бельски выявлял младенцев и малышей с признаками ранних негативных эмоций и изучал их последующую склонность к проблемному поведению. Также оценивалось домашнее поведение родителей, включая проявления гнева, враждебности и назойливости в отношениях с детьми.
Бельски обнаружил, что у младенцев с негативным проявлением эмоций в будущем никогда не встречается ни пониженного, ни повышенного уровня проблем поведения, за исключением тех случаев, когда их родители сами проявляли негативную эмоциональность. Младенцы, у которых наблюдалась негативность характера, проявляли более высокий
В сумме результаты работ Кагана и Бельски подтверждают, что связь существует, несмотря на ее слабый и не всегда достоверный характер. Это связь между характерной для ребенка-орхидеи чрезмерной нейробиологической реактивностью, которую мы обнаружили в нашей ранней работе, и такими чертами характера, как застенчивость, негативная эмоциональность и избегание новых или сложных ситуаций.
Значит ли это, что дети-орхидеи всегда застенчивы и замкнуты? Не обязательно. Значит ли это, что застенчивые дети обладают универсальными биологическими реакциями на стрессоры? Нет. Но создается впечатление, что сильно восприимчивые, чувствующие иначе дети-орхидеи чаще, хоть и не всегда, склонны к застенчивости, сенсорной чувствительности, боязни нового и проблемному поведению под воздействием неблагоприятных факторов.
Крылья бабочки и приспособленность
Итак, мы подошли к более реальному предварительному объяснению, почему дети-орхидеи, с их обычной нейробиологической реактивностью в лабораторных условиях, демонстрировали либо самое худшее, либо самое лучшее здоровье, а также наименее и наиболее выраженную адаптивность в развитии. Мы начали рассматривать этих детей как «тонкокожих», чрезмерно «абсорбирующих» окружающие условия, или даже как «канареек в шахте». Все эти метафоры, помимо обозначения детей-орхидей, ярко отражают их главную характеристику – неординарную чувствительность к социальной обстановке: к братьям, сестрам и другим членам семьи, к классу в школе и к социальной группе, к соседям и месту жительства. Но остается еще огромное и постоянно растущее количество вопросов:
• Окажутся ли эти высокореактивные орхидеи теми же детьми, которые продемонстрировали в исследованиях исключительно высокий уровень заболеваний, травм и расстройств поведения?
• Если да, то как применить в системе здравоохранения способы определения детей-орхидей? Как может общество изменить диспропорцию в том грузе заболеваний, который несут на себе эти дети?
• Откуда и по какой причине подобный фенотип возник у представителей человеческого вида? Существует ли он только у человеческих детей?
• Что происходит с детьми-орхидеями в долгосрочной перспективе? Становятся ли они более или менее реактивными? Есть ли у них какие-то препятствия к успехам в учебе и в жизни?
• Насколько рано и какими средствами мы могли бы выявлять высокореактивный фенотип? При рождении? Во время беременности?
• Каково происхождение высокой реактивности – это генетика или влияние окружающей среды?
Примерно в то же время, в 1999 году, удача и провидение распорядились так, что я провел несколько дней в качестве приглашенного профессора в Университете Вандербильта в Нэшвилле, штат Теннесси, где познакомился с Брюсом Эллисом. Брюс был очень ярким, даже пламенным, талантливым молодым специалистом в области эволюционной психологии. Брюс и сам был (и остается) орхидеей. Изначально застенчивый и робкий в отношениях, перед теми, кто внимательно его слушал, он быстро раскрывал потрясающий интеллект, глубокую преданность научному процессу и страстную веру в эволюционную теорию происхождения естественного мира.
В самом начале своего обучения в аспирантуре Брюс был разочарован общей непоследовательностью концептуальных основ современной психологии. Он не просто хотел знать, как лучше всего классифицировать и описывать человеческое поведение. Брюсу было интересно происхождение поведения, почему определенные закономерности поведения существуют в человеческой популяции и как рассматривать его аберрации и возникновение психопатологий во время раннего развития. На одном из семинаров Брюс изучал труды Чарльза Дарвина и вскоре обнаружил ясные и последовательные ответы на многие свои вопросы об истоках человеческого поведения. Уже тогда он стал специалистом по эволюционной психологии, изучавшим законы естественного отбора, и превратился в одного из наиболее творческих и плодовитых теоретиков психологии развития.